Мир без греха

Координатор ни проронил ни слова. Эндрэй задумчиво проследовал за Ирэной к выходу. За все время пути женщина не проронила ни слова, парень тоже молчал. И лишь у самой двери в лабораторию Инвер обратилась к Поланскому, остановившись.

– Эндрэй, ты никогда не задумывался, чего ты достигнешь, обладая такими знаниями?

Поланский замялся, несколько опешив от прямого взгляда женщины.

– Что может сделать простой ученый? Великие открытия совершаются группами, это заслуги не одного человека, а командная работа.

– Да, все сложнее, чем раньше. – согласилась Ирэна. – Но чего именно желаешь ты?

– Я не задумывался об этом. – честно признался Поланский.

– Ты гений, Эндрэй. Я три года за тобой наблюдала, учила тебя, но ты перерастешь нас всех. Поверь в себя, ты можешь намного большее, чем думаешь. Ни я, ни Фишер и никто другой не обладают твоими способностями, мы лишь имеем большой опыт в знаниях и навыках. А ты видишь незримое, то, что нам будет неподвластно.

Поланский был изумлен эмоциональным всплеском Ирэны, в какой-то момент ему даже показалось, что женщина бросится целоваться с ним, но парень быстро отбросил эти мысли, уступившие место прохладному профессиональному рационализму.

– Я рад, Ирэна, что ты так веришь в меня. Благодаря тебе, я многому научился. – Поланский взвешивал каждое слово, сохраняя невозмутимое выражение лица. А Ирэна внезапно рассмеялась.

– Ты молод, Эндрэй. Не дави в себе чувства и эмоции. И я очень рада, что работаю с таким сдержанным молодым профессионалом, не позволяющим подсознанию мешать работе разума. Я вижу, что ты замкнут, но не позволяй этим цепям сковать себя, будь смелее. И задумайся о своей цели, когда мы завершим проект. – Ирэна все же открыла дверь лаборатории, внутри никого не было. – Пойдем поплаваем?

– Уже поздно, бассейн скорее всего закрыт. – усомнился Поланский.

– Это не так. – Ирэна встряхнула рюкзак и выудила из него ключи. – У меня как раз есть комплект на всякий случай.

– В таком случае, с радостью.

В бассейне действительно никого не было, ученые плавали целый час, после чего обсушились и отдыхали, наблюдая за еле различимым волнением поверхности воды.

– Так ты давно знаешь Александра? – задал давно волновавший его вопрос Поланский.

– Пять лет. Он романтик и фантазер, это много значит для меня лично, мне было бы сложно работать с чопорным и прямолинейным организатором. Раньше Александр работал с богатым инвестором Конрадом Янсеном, но потом их пути разошлись. Теперь мы все в проекте работаем на правительство. Для тебя это важно?

– Не сильно, я ведь аполитичен. Но Александра я уважаю, он действительно хороший человек.

Ирэна задумчиво повела влажными от недавнего плаванья плечами.

– Это так. В нашем сумасшедшем мире осталось мало действительно нормальных людей. И вскоре нам придется работать с самым эгоистичным и скандальным человеком.

Поланский пожал плечами. Его мысли были далеко. Парень никогда не думал изменить мир. А создать что-то, способное кардинально повлиять на мир – такая мысль пришла к нему впервые.

***

Фишер изменил все. Координатору Колибри пришлось расширить штат специалистов почти вдвое. Биолог на удивление быстро вошел в рабочий режим и предложил много нестандартных решений. На этом плюсы Томаса и заканчивались – в остальном профессор действительно вел себя авторитарно и асоциально. Через месяц его уже органически не переваривали больше половины сотрудников.

Проект двигался. Была разработана не отторгаемая тканями организма подкожная броня, фундаментальный прорыв в увеличении на несколько порядков уровня регенерации. Методика мышечной акселерации более не наносила непоправимый вред, хоть и была еще слабой. Но самое главное все время ускользало от ученых. Работа с нервной системой и мозгом увеличивала восприятие, но не могла оградить организм носителя от последствий этого восприятия. Технология нейросинаптического форсирования психики была тонкой работой с мозгом, и как бы ученые не хитрили, решение постоянно ускользало.

Поланский начал присутствовать на экспериментах форсирования вместе с Ирэной. На них периодически появлялся Колибри. Координатор проекта мрачнел с каждым днем, время уходило.

Очередное форсирование Фишер решил провести на одной из двух осужденных пожизненно женщин. Параллельно нанотехнологи перед экспериментом за сутки установили в организм подопытной нейросистему болевой блокировки. Необходимые приготовления были завершены, герметичная лаборатория с экспериментальным столом посередине была прекрасно освещена. На подопытной, подключенной к системам контроля наблюдения были зеленые ленты, плотно обтягивающие смуглую кожу. Непосредственно у стола находились медик, биолог и нанотехнолог. За системами наблюдения за прозрачной пленкой, отделяющий остальное помещение, вели наблюдение два оператора, Ирэна, Эндрэй, Томас. Александр стоял поодаль, наблюдая прямо за экспериментом, изредка поглядывая в экраны.

Форсирование началось. Процедура нейросинаптической инициализации занимала от пяти минут до получаса, изредка час. В этот раз смуглая женщина открыла глаза через двадцать секунд. Поланский так и не увидел толком, как все случилось. Просто смена кадров, как будто менялись картинки на экране. Первый и женщина рывком слетает со стола, с нее срываются подключенные датчики. Второй момент и медик спиной врезается в край стола, с характерным хрустом ломающегося позвоночника, женщина уже в прыжке хватает за затылок нанотехнолога. Третий и ее колено разбивает всмятку лицо человека.

Оставшийся в камере биолог пытался выскочить, опрометчиво начав дергать застежку дверного проема в пленке. Форсированная женщина ударила его в шею, и биолог обмяк, мешком упав на пол. Она тем временем резко оттолкнулась от стены и стремительно прыгнула, разорвав пленку.

– Заблокировать лабораторию! – раздался возглас Колибри. – Все наверх!

Раздался еще один крик. Поланский пошатнулся от пролетевшего рядом тела и с ужасом заметил, что это Ирэна с вцепившейся ей в горло женщиной. Лестничный пролет оказался заблокированным, Эндрэй, скованный ужасом, наблюдал, как извивающийся клубок из двух женщин недолго барахтался перед ним. Ученого что–то оттолкнуло, Поланский нелепо взмахнул руками и начал падать. Женщина оставила бездыханное тело Ирэны и бросилась на Колибри, вооруженного охранным шоковым пистолетом. Александр стрелял вновь и вновь, пытаясь не попасть в сотрудников. Рука Поланского оказалась на траектории броска форсированной женщины и ученый с удивлением услышал громкий треск, после чего рука онемела. Ученый осел, нелепо изогнутое предплечье, как тряпка шлепнулось на пол. Женщина тем временем налетела на Колибри, осыпаемая градами ударов координатора, бившего ее рукояткой пистолета.

Один из операторов разворотил силовую панель и выдрал из нее оголенные провода. Проворно подскочив к женщине, вцепившейся в координатора, воткнул искрящиеся кабели ей в спину. Она мгновенно развернулась и одним ударом наотмашь отбросила оператора. Поланский видел, что у нее уже плохо двигается раздробленное колено и на руках и смуглом теле зияют кровоподтеки и раны.

Наверху столпившихся людей растолкали сотрудники службы безопасности. Двое из них были вооружены штурмовыми винтовками и, прицелившись, открыли огонь. Треск выстрелов и грохот рикошетивших пуль заставил Поланского пригнуть голову и больше он ничего не видел, пока его осторожно не подняли на носилки медики. Шок проходил и волнами начала накатывать пульсирующая боль из раздробленного предплечья. Поланский ощутил укол из интерактивной системы носилок и провалился в искусственный сон.

***

Из медблока Поланского выпустили через два дня. Раздробленные кости предплечья и сильный психологический шок, медики качали головами и приговаривали, что еще легко отделался. Под конец второго дня нацепили бандажную фиксирующую повязку на неделю, пока наноимпланты сращивали осколки костей.

В центральный корпус Эндрэя не пустила охрана, вежливо посоветовав обратится к вышестоящему начальству и не ранее следующего дня. Ученый не стал спорить и, пожав плечами, удалился за своими пожитками и направился к взлетной площадке. Два "Валора" там прогревали двигатели и найти место не составило труда. Внутри транспорта Поланский увидел Шакила, тоже с вещами. Француз задумчиво смотрел в иллюминатор, и Эндрэй решил не тревожить техника, вытащил наушники и активировал смарт. Пробежав глазами несколько страниц, зацепился за новостную ленту и бегло пролистал ее. Судя по всему, напряжение в мире нарастало, кричащие заголовки о преступлениях, вспышках недовольства и волнениях шли нескончаемым потоком.

Двигатель транскоптера взревел и "Валор" набрал высоту. Сорок минут полета до города Поланский рассеянно залипал в смарт и вспоминал последние события. Не смотря на шок, ученый отчетливо помнил, что Александр и Ирэна погибли. Подопытная женщина убила их и с ними еще как минимум пять человек были тяжело ранены или тоже погибли. Эндрэй надеялся, что медики все же сделали все, что в их силах и спасли кого–нибудь еще. Краем подсознания ученый надеялся, что координатор и нанотехнолог выжили, но разум вспоминал, что смуглая женщина беспрепятственно расшвыривала людей, как шар кегли в боулинге.

Поланский думал не возвращаться в лабораторный комплекс, но последние разговоры с Колибри заставили ученого задуматься о проекте. Уверенность координатора в необходимости человеческих жертв и его самоотверженность что–то изменили в Эндрэе. Парень понимал, что царящий сейчас хаос в проекте может поставить точку на его участии. В том, что Фишер останется, он не сомневался – профессор биологии не просто так занялся проектом, бросив институт.

Транскоптер пошел на снижение и сел на площадку в центре города, на одном из крупных высотных зданий. Отряд полиции из группы антитеррора внимательно следил за выходящими из "Валора" людьми, пока охрана проверяла документы. Чья–то рука легла Поланскому на плечо, ученый поморщился и раздраженно обернулся, но увидел Шакила.

– Ты сейчас куда направляешься? – спросил француз.

Эндрэй пожал плечами.

– Никуда. Думал проветрится пару дней в городе и вернуться.

– Аналогично. – техник кивнул на лифтовые системы. – Здесь внизу торговый комплекс, пойдем.

– Да. Но не надейся, что я помогу тебе таскать покупки. – Поланский кивнул головой на руку, покоящуюся на перевязи.

– Не беспокойся. – усмехнулся африканец, обнажив идеально белые зубы.

Парни зашли в лифт и в молчании спустились на третий этаж. В торговом центре царил обычный гвалт. Шакил предложил зайти в тихую кофейню, отгороженную толстым звуконепроницаемым стеклом от гомона публики. Взяв кофе, ученые расположились за столиком.

– Ты в курсе всего? Мне в медблоке никакой информации не дали, а центр оцеплен охраной. – спросил Поланский.

Шакил задумчиво отхлебнул кофе из чашки.

– Да. Я наблюдал с экрана из лаборатории и видел буквально все от начала и до конца. Сначала она сломала позвоночник медику Гуожи Гао, он теперь инвалид на всю жизнь. Потом разбила лицо нанотехнологу из седьмой лаборатории Виктору Контадино. Не повезло, все лицевые кости в хлам, осколки вошли в мозг, и он сейчас в глубокой коме. Биолог, которого она ударила в шею, умер мгновенно, это был профессиональный удар с нечеловеческой силой. Даже не знаю, как его звали. Хорошо, что ты потом отвернулся, после того, как она прорвала пленку и налетела на оператора, она пробила ему грудь под ребрами и рукой разорвала сердце, а потом бросилась на Ирэну. – взгляд Шакила похолодел. – Разорвала ей горло, как бумагу. Потом Колибри начал стрелять, она получила шесть разрядов, обычный человек теряет сознание уже от третьего. Сломала тебе руку и вступила в бой с Александром. Он спас тебе жизнь, я не знаю, из какой стали яйца были у нашего координатора, он получил от нее десяток ранений и пять смертельных ударов. Потом оператор разворотил панель и всадил ей кабели в задницу, разряд ударил их обоих. К тому времени Колибри наверняка уже был мертв. Когда безопасники начали стрелять из штурмовых винтовок, в него попали четыре пули. А они по полной обойме выпустили, она еще шевелилась, когда ей стреляли в голову.

Техник шумно выдохнул. Поланский сделал глоток кофе.

– Так что это было?

– Я думал ты мне скажешь. Я могу собрать и разобрать любую технику, но живые организмы за гранью моего понимания. Что натворил Фишер?

Поланский усмехнулся.

– Вряд ли он понимал вообще, в чем дело. Даже если это его ошибка, то он явно не знал. Он отвратительный человек, но не безумец. Что ты еще знаешь про подопытную?

Шакил пошевелился и одним глотком допил кофе.

– Центр заперли и файлы сразу убрали из доступа. Не смотри на меня так пристально, Эндрэй, дырку как лазером прорежешь. Успел я кое–что стащить.

Француз пододвинул свой смарт к ученому. Там был открытый файл. Ком тошноты подкатил к горлу, когда Поланский увидел смуглое лицо женщины, которую форсировал проект. Быстро пробежав файл взглядом, ученый удивленно цокнул языком.

– Вот как. Изначально террорист и убийца, осужденная пожизненно. Неудивительно, что с системой болевой нейроблокировки она превратилась в боевую машину. Жаль, но мы никогда не узнаем форсирование или осмысленные действия заставили ее разорвать голыми руками столько людей. Если Фишер и Колибри знали это, я удивлен, что они не подстраховались.

Шакил пожал плечами и встал, набросив свою сумку на плечо.

– Вряд ли мы вообще, что-то узнаем. Проект теперь будут вести очень осторожно.

Поланский тоже поднялся, осторожно двинув поврежденной рукой в повязке.

– И что дальше думаешь?

– Сегодня похороны Ирэны. Куплю цветы, именно за ними я пошел в этот торговый центр. Хочу увидеться с семьей, а в комплекс вернусь послезавтра.

Поланский согласно кивнул.

– Так же и я сделаю.

Цветочный развал был на первом этаже, ученые взяли букеты и направились на выход. На выходе ученые покосились на толпу разрисованной татуировками молодежи, вповалку валяющуюся у загаженных лавочек возле сектора истертых старых банкоматов. Парни и девушки приставали к прохожим, клянча деньги протянутыми мобильными терминалами оплаты. В центре было много свободных такси и час пик должен был начаться всего через три часа, закончившись незадолго до комендантских часов. Успели как раз вовремя, Поланский с удивлением обнаружил, что погребальная церемония проходила в католической церкви. Ирэна никогда не говорила, что религиозна. Возложив к гробу цветы, Поланский лишь мельком взглянул на Ирэну и, кивнув Шакилу, покинул погребальную процессию. Под речитатив голоса пастора Эндрэй вышел из сумрака церкви на ярко освещенную солнцем улицу.

Осторожно покачивая перевязью, молодой ученый решил пройтись по нескольким улицам, погрузившись в свои мысли. Что–то не давало ему покоя, возможно последствия шока или детали, которые его разум упустил. И посоветоваться было решительно не с кем. Через пару улиц Поланский попал в оживленный поток людей. Что–то привлекло его внимание. Двое охранников избивали короткими дубинками подростка у большого маркета на пересечении улиц. Несколько людей что–то кричали, то ли пытаясь остановить их, то ли подбадривая. Еще несколько человек молча снимали процесс на смарты. Постепенно собиралась большая толпа. Сквозь нее пытался протиснуться полицейский внедорожник, пару раз взревев звуковым сигналом, в конце концов включив громкоговоритель.

– Освободите путь, разойдитесь!

Из толпы кто-то крикнул в ответ:

– Нахрен иди, придурок.

– Ты сам сейчас нахрен пойдешь, понял? – раздалось в ответ из громкоговорителя. Толпа зашумела. Поланский вздохнул и, не дожидаясь дальнейшей развязки, свернул на широкий проспект и поймал такси. Стоило отдохнуть, прогулка его уже утомила.

Поланский твердо решил вернуться в центр и поговорить с Фишером. Эндрэй хотел завершить проект, раз это не смогли Александр и Ирэна.

***

Год спустя Поланский работал во главе лаборатории, занимающейся непосредственно нейросинаптическим форсированием. Удивительно, но инцидент, унесший жизни координатора проекта и нескольких ученых и специалистов, заставил правительство отодвинуть сильно сжатые сроки. Или постарался новый координатор Рафаэль Андерсон. Когда Поланский появился перед Фишером и новым руководителем, его хотели отстранить от проекта совсем, но он удивил профессора, сказав ему, что видит, что его работа и цели были полностью верны и он желает перейти в отдел биологии, чтобы работать с форсированием и найти решение проблемы. Рафаэль был не против, дав стандартный испытательный срок в пять месяцев. По его истечении Фишер убедил Андерсона оставить Поланского в проекте. Эндрэй доказал, что форсирование невозможно на женщинах, мыслительные процессы мозга заменялись базовыми инстинктами, полностью уничтожая сознание подопытных. Биохимия женского организма не способна была выдержать тонкую настройку форсирования.

Фишер настаивал на повторном опыте, Андерсон отказал ему. Ученые сосредоточили свои усилия на поиске решения. Проект стал охраняться лучше, каждый эксперимент теперь проходил в изолированных камерах, с отрядом безопасности, вооруженным высокоточным оружием. В чем, по мнению многих, уже не было необходимости, но принятые меры безопасности успокаивали сотрудников в том, что подобное не повторится.

В мире нарастал общественный кризис. Волнения охватывали все больше населения и большие города даже днем. Из–за массовых волнений комендантские часы сократили с трех до двух, а потом вообще отменили. Разгон демонстраций перестали вести звуколазерными установками. Люди зверели, требуя большей свободы, даже в полностью демократичных государствах. Процент преступлений неумолимо рос, статистика показывала неукротимое увеличение. Вновь был повышен возраст совершеннолетия с двадцати двух до двадцати трех, исключая уже отучившихся специалистов единой системы высших учебных заведений планеты.

Поланский успешно сдал экзамены и получил степень магистра биологии на год раньше, так как уже проработал срок курса практики в проекте биологом. Однокурсники по случаю завершения обучения пошли на вечеринку в городе, от которой Эндрэй отказался, и, на следующий день, прочитав сводку новостей, узнал о четырех погибших в массовой драке с участием его однокурсников. Среди них была также девушка, подававшая надежды и не обделенная природной красотой. Семь ножевых ранений мигранта из страны третьего мира прервали ее жизнь, потому что она была из той же страны, что и он, но выбрала современный цивилизованный путь, отказавшись от традиционных национальных ценностей. Эндрэй связался со своим другом Инсаром и попросил его поддержать всех, кто потерял друзей и близких. И с головой окунулся в работу.

Поздним вечером, прогуливаясь под теплым европейским ветерком на крыше комплекса, Поланский прокручивал в голове события последних лет. Ученый посетил днем бассейн и украдкой от Фишера выспался несколько часов на надежно спрятанном Карлом Виссомом диванчике в подсобном помещении недалеко от лаборатории.

На крыше в столь поздний час Поланский крутился не просто так. Несколько недель он проводил здесь разговоры с помощницей хирурга медицинского блока, одного возраста с Эндрэем девушкой. Велия не появилась в обычное время, и Эндрэй решил наведаться в медблок сам. Благо хирург уходил рано, а подменявший его в вечернее время ассистент, вечно сонный эфирщик, мало волновался о том, что происходило на вверенном ему медицинском блоке.

В медблоке было светло и уютно. Аккуратно обойдя жужжащего робота уборщика в тамбуре, больше похожем на камеру шлюзования отсека космической станции, Эндрэй приветливо помахал второй помощнице хирурга Сюин. Женщина кивнула на дверь в стационар, на азиатском лице не отразилось ни одной эмоции. Эндрэй осторожно прокрался в стационар и обнаружил там девушку, работавшую у компьютерного терминала с огромным, в пару метров экраном, на котором сияло что–то ярко красное и зеленое, с синими вкраплениями. Поланский присмотрелся, изображение оказалось позвонком спинного мозга в разрезе.

– Не могла прийти, рада что ты заглянул. – тихо, не отрываясь от экрана, произнесла девушка.

– Ничего страшного, вечер добрый, Велия. – Эндрэй перешел на шепот, к чему располагал тихий голос собеседницы и сумрак стационара.

– Как твоя рука? – задала дежурный вопрос Велия.

– Прекрасно, твоими стараниями. – ответил Эндрэй.

– Я скоро закончу, присядь пока там. – Велия кивнула на кресло у стены. Изображение на экране дрогнуло, когда девушка коснулась клавиш настроек, синие точки зашевелились, синхронно подползая к красным зонам.

Эндрэй тихо присел на указанное сидением. Через минуту, заскучав, заинтересовался ближайшим саркофагом стационара. Он был почти такой же, с функцией быстрой криозаморозки, по последним технологиям Института Современной Крионики. Поланский как–то мельком видел его главу, известного русского криолога Михаила Сомова, когда он встречался с еще живым Александром Колибри.

В саркофаге спал человек, Эндрэй опустил глаза вниз. На табличке пациента было написано Виктор Контадино. Поланский вспомнил, что Велия говорила ему, что у нее есть брат и он тоже работает в проекте. Взгляд ученого скользнул ниже, и одновременно он вспомнил, что Виктор был покалечен форсированной женщиной при инциденте год назад. Безумная идея промелькнула в мозгу Поланского, он мгновенно перебрал несколько вариантов и пораженно уставился на саркофаг. Кусочки мозаики сошлись. Если это было решением, то оно было под самым носом у проекта весь год.

Когда Велия закончив работу, обернулась, Эндрэя уже и след простыл.

***

Поланский сам встречал медицинский "Валор" на транспортной площадке. Медики выкатили медицинскую капсулу и ученый, шагая рядом с движущейся платформой, взглянул в лицо человека. Молодой парень, лет двадцати. Казалось, он просто спал, но это было не так. Человек в состоянии комы находится без сознания, не реагирует на голос, прочие звуки и вообще любые действия вокруг него и с ним. Состояние комы не равно сну: организм в полной мере жив и функционирует, но мозг пребывает на самом крайнем уровне восприятия реальности. Человека в коме невозможно разбудить или как-то технически вывести из этого состояния.

Пришло время проверить, способно ли форсирование вернуть человека из этого состояния.

Когда Эндрэй изложил свою теорию Фишеру и Андерсону, они лишь рассмеялись над словами молодого ученого. Поланский попросил Фишера привести доводы против проведения форсирования на коматознике, и профессор биологии задумался, из минусов произнеся самый главный аргумент – разрушение определенных клеток головного мозга. Человек теряет сознание, впадает в состояние комы, вследствие физических повреждений мозга, инсульта или сильной передозировки какими–либо веществами. Поланский вытащил свой главный козырь, нанотехнологическую систему постройки нейронов и синапсов. Андерсон заинтересовался, мгновенно оценив, что в дальнейшем это можно будет использовать в широком применении в коммерческих целях. Заручившись поддержкой координатора, Поланский уговорил Фишера, и профессор согласился, понимая, что никто ничего не теряет, а в случае чего, все последствия можно будет спихнуть на Поланского.

Пациента в состоянии глубокой комы нашли почти сразу же. Молодой парень получил серьезную травму головы вследствие драки с мигрантами в густонаселенном мегаполисе. Медкоптер доставил пациента уже через два часа, за это время юристы проекта успели уладить все бюрократические тонкости с властью и родственниками.

Эндрэй был не уверен, что все получится. Молодой ученый понимал, что эксперименты могут продолжаться долгое время и стоило поискать решение на стороне. Система нанопостройки не могла собрать мозг и нервную сеть человека с нуля, это открыло бы дверь на немыслимые ранее уровни технологического и биологического развития цивилизации, позволив создать искусственный интеллект и переместить человеческое сознание в другое тело. Но найти и починить несколько сломанных нейронов и восстановить разрушенные синаптические связи она была вполне в состоянии. Необходимые эксперименты на млекопитающих нанотехнологи проекта уже успешно провели раньше.

Настройкой и управлением установкой нанотехсистемы Поланский занимался сам, оставив биологам проводить форсирование. Перед ученым было три экрана состояния: состояние системы, проекция мозга и цифровая статистика, снабженная движущимися диаграммами. Ровный гул кондиционеров в лаборатории прерывался разговорами людей, жужжанием механизмов и равномерным стуком метронома. Поланский нашел его в лаборатории на столе Ирэны и ученому понравилось его методичное пощелкивание, возвещающее ход времени.

Что–то стукнулось о ногу и Поланский опустил взгляд вниз. Робот уборщик бестолково застрял в хитросплетениях коммуникаций под рабочим пультом. Высвободив бедолагу, Поланский покачал головой: как еще молода кибернетика и как массивны созданные человеком системы, занимающие столько полезного пространства, попутно вспомнив про энергоносители, среди которых ядерные установки были до сих пор самыми мощными. Эра открытий пятидесятых прошла, подарив миру нанотехнологии, киберимплантацию, новые материалы и перспективные разработки. Научно технологический прогресс снова переходил в фазу стагнации. Но Поланский был решительно настроен изучать новое и создавать то, что ранее казалось нереальным.

Эксперимент начался. Десятки глаз внимательно наблюдали. Точные движения рук специалистов совершали верные действия. Единственный объект воздействия, молодой организм человека лежал на столе, затянутый в облегающий нанокомбинезон, позволяющий системам проникать в тело. Лицо парня было безмятежным, состояние глубокой комы не позволяло нервной ткани реагировать на внешние факторы воздействия.

Эндрэй решил провести восстановление после форсирования. Спящий мозг, находящийся в вегетативном состоянии организма, должен был пробудиться и после этого наномашины начали свою работу. Щелчки метронома слились со стуком сердца и Поланский погрузился в управление, когда пришло уведомление о завершении форсирования. Изображения на экранах слились для ученого в общую картину, разум подмечал мельчайшие детали, и система послушно подчинялась действиям человека.

Веки подопытного начали подрагивать, медики отметили повышение жизнеспособности всего организма, операторы внимательно следили за работоспособностью всех систем, Фишер и Андерсон наблюдали, сотрудники безопасности крепче сжали рукоятки высокоточных лазерных установок и прикладов штурмовых винтовок.

Завершив восстановление поврежденных участков мозга, Поланский перешел на нервную систему, но там не было разрушений. Повернулся к координатору и кивнул. Вся работа заняла примерно час.

– Готово.

Андерсон промедлил секунду и, слегка приосанившись, произнес.

– Приступить к пробуждению.

Диаграммы на экране Эндрэя перешли из желтых цветовых гамм к зеленым и многие вскоре достигли синего, идеального состояния. Метроном методично отсчитывал секунды, Поланский внимательно наблюдал.

Парень открыл глаза. Все уже ожидали, что он подаст признаки сумасшествия, как это случалось при экспериментах ранее, но парень был спокоен.

– Как вы себя чувствуете? – спросил медик у платформы, на которой был привязан подопытный.

– Больно.... – произнес парень.

По лаборатории прокатился гул восторга. Парень скривил лицо в гримасе боли.

– Прошу, перестаньте!

Поланский скоординировался мгновенно.

– Андерсон, срочно уберите из лаборатории всех, и прикажите персоналу соблюдать спокойствие. Перед нами форсированный эмпат, он чувствует все.

Координатор быстро и умело отдал распоряжения и вскоре в лаборатории не осталось никого, кроме начальника охраны Такахиси, Фишера, Андерсона и Поланского. Безопасника японского происхождения попросил остаться Андерсон, на что тот ответил, что и так не покинул бы помещение.

Люди отключили многие системы от возвращенного из небытия, кроме наблюдения и последними разблокировали сдерживающие застежки креплений к платформе. Парень пошевелился и сел на краю экспериментального стола.

– Я умер?

– Да. – ответил Андерсон. – Клиническая смерть. И мы тебя вернули к жизни. Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит. А так нормально. – неуверенно произнес парень.

Андерсон скосил взгляд на Такахиси.

– Давай.

Фишер позвал парня, заставив его смотреть на сканирующую зрение установку, потом попросил шевелить головой, руками и ногами, чтобы проверить физическое состояние.

Бывший полковник, ветеран Точечной войны зашел за камеру, находясь вне поля зрения вследствие односторонне просматриваемого стекла. Парень не мог никак его видеть и слышать. Безопасник вытащил табельное оружие и прицелился точно в голову парню. Зрачки парня расширились, он схватился за голову руками.

– Что случилось? – вкрадчиво поинтересовался координатор.

– За мной стоит человек, он хочет убить меня.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую его. Больно, очень больно.

Такахиси вернулся, спрятав оружие в кобуру. Андерсон повернулся к Фишеру и Поланскому.

– Немедленно приступайте к сбору данных и анализу эксперимента. Проект увенчался успехом. Это победа, коллеги.

Фишер широко заулыбался, Поланский задумчиво наблюдал за парнем. Форсированный эмпат печально смотрел на радующихся людей и морщился от острой боли в голове.

***

Особняк озарился вспышкой салюта. Джеймс Оранж проследил за ярким сполохом фейерверка и, отвернувшись от широкого проема мансарды, поставил полупустой бокал шампанского на столик. День рождения его четырнадцатилетней дочери подходил к концу, гости забирали с гигантского двора поместья Оранжей восторженных детей и подростков, галдящими группами направляясь к машинам на парковке внутри усадьбы. Джеймс поморщился, наблюдая, как некоторые дети капризничали, и направился вглубь особняка. Отец, премьер-министр Норвегии, и еще несколько гостей находились в большом зале. От шампанского слегка гудело в голове. К выходу направлялся один из высокопоставленных чиновников, занимающийся правительственными разработками.

– Рафаэль. – учтиво кивнул ему Джеймс.

– Джеймс! Вынужден уже вас покинуть, серьезные дела.

– Понимаю. – Оранж крепко пожал руку Андерсону, после чего направился вглубь залы. Старинный норвежский замок был огромным и современное электрическое освещение было грамотно установлено вдоль стен, заставляя анфиладу потолков быть скрытыми сумраком. На плечо Джеймсу опустилась рука, он обернулся. Позади стоял Конрад Янсен, близкий друг семьи.

– Ты уже видел новости?