– Сначала вы пытались выставить меня перед Шедаром слабаком, не способным защитить свои интересы, – кипятился Адэр. – Теперь хотите сделать из меня дурака.

– Я хочу всего лишь предупредить.

– Время, отведённое на беседу, истекло, Дадье. Всего хорошего, – сказал Адэр и бросил трубку.

В холле его ждал Гюст:

– Советник Лаел просит о встрече, мой правитель. Говорит, это очень важно.

А этому что надо в такую рань?

Войдя в приёмную, Адэр бросил Орэсу:

– Прошу. – И ступил в кабинет.

Гюст уселся за конторку в углу комнаты, вытащил из ящичка чистые листы и закусил ручку.

Орэс покосился на секретаря:

– У меня личный разговор.

– Аудиенция правителя с рядовыми советниками возбраняется, – заявил Гюст не терпящим возражения тоном.

Орэс повернулся к нему спиной, прошептал одними губами:

– Я хочу поговорить о старшем советнике, мой правитель.

– Независимо от темы, – отрезал Адэр.

Многозначительный взгляд колюче впился ему в лицо.

В древности буквоедам нечем было заняться – сидели и строчили разные законы. Кто придумал оградить правителя от личных бесед? Вилар и тот не может запросто прийти и поболтать по-дружески. Проще увидеться с Муном или с этой служанкой, с кем угодно, но только не с советниками. Чего боялись чернильные крысы? Заговоров? Интриг?

Адэр расположился в кресле, подпёр рукой подбородок:

– Советник Лаел, вы завтракали?

– Нет, мой правитель.

– И я не завтракал. Я не успел принять душ и, как видите, одет неподобающе. Или говорите, или дождитесь заседания Совета.

Дугообразная бровь дёрнулась, в карих глазах мелькнуло замешательство. Орэс провёл ладонью по волнистым волосам:

– То, что сказала Малика Латаль – правда. Дэмор – это земли морун. Народы, которым они разрешили здесь поселиться, сначала жили обособленно. Никто никому не мешал, и никто не совал нос в дела соседей. Единственным требованием морун было уважение друг к другу. С годами численность населения увеличилась, соответственно, возникла необходимость решать многие вопросы сообща. Моруны никогда не рвались к власти, поэтому на троне Дэмора сменяли друг друга выходцы из разных общин, пока не появился первый Грасс. Куэл Грасс из климов. Это он предложил морунам второе по значимости кресло за столом Совета и своё покровительство.

Адэр прикрыл рукой зевок:

– Лаел, сейчас семь часов утра. Время для чашки кофе, а не для урока истории.

– Мой правитель, это очень важно!

– Пять минут. Не более.

Орэс бросил через плечо взгляд на Гюста, провёл пальцем по брови:

– Морунам на самом деле был нужен покровитель. Люди уже разобрались в причине их безграничного гостеприимства и начали потихоньку роптать. С тех пор прошло много времени, но любой коренной житель Порубежья вам скажет, что моруны подчиняли себе мужчин.

– Маркиз Лаел! Вместо того чтобы работать, вы собираете слухи.

– Мои комнаты находятся ближе всех к лестнице, – заговорил Орэс с непонятной горячностью. – Утром меня разбудил шум: слуги поднимали мебель. Вельма, ваша горничная, сказала, что на вашем этаже готовят апартаменты для Малики.

– Рот Вельмы больше подходит для других целей. – Адэр щелчком пальцев привлёк к себе внимание секретаря. – Уволить служанку.

– Будет исполнено, мой правитель, – откликнулся Гюст.

– А с какой целью пришли вы? – спросил Адэр Орэса.

– Я посчитал своим долгом предупредить вас.

– Предупредили. Всё?

– Это не самое страшное, что говорят о морунах. Их выгнали за долину Печали из-за их проклятия.

Адэр прикрыл рукой глаза. Дадье и Лаел сговорились. А на что он надеялся? Что Великий спокойно отнесётся к его оплеухе? Нет, отец будет строить козни и плести интриги, вынуждая его вышвырнуть Малику из замка.

– Всё?

– Вы знаете, что Латаль вчера вечером была у ракшада?

– Знаю, – соврал Адэр.

– Она выгнала стражей из его комнаты.

– И что?

– Моруны подчиняют себе мужчин, – повторил Орэс. – Она была с Иштаром наедине.

Адэр смотрел в карие глаза, в них застыло ожидание то ли ответа, то ли вопроса. Сказки о морунах он проигнорирует. А тайное посещение его заклятого врага?.. Продолжить обсуждение поступка Малики – поощрить Орэса к доносам. За ним потянутся другие советники. И тогда можно будет распускать Совет.

Адэр протянул руку к секретарю:

– Запись беседы.

Гюст спрыгнул со стула и подал два листа. Адэр перечитал, разорвал и подкинул к потолку.

– Мой правитель… – выдохнул секретарь, глядя, как в воздухе кружат клочки бумаги.

– Разбудишь меня через два часа, – велел Адэр и, обойдя побледневшего Орэса, проследовал в апартаменты.

~ 6 ~

Гюст приходил несколько раз. Адэр посылал его к чёрту и лишь ближе к вечеру на ватных ногах и с гудящей головой отправился в архив.

В читальном зале кипела работа. В углу, обложившись регистрационными книгами, сидел советник по национальным вопросам Исаноха. Юстин Ассиз и советник по социальным вопросам Глур разбирали документы. На сдвинутых посреди помещения столах возвышались стопки судебных постановлений. Возле двери стояли три мешка, прошитые с обеих сторон, с сургучными печатями на швах. Ещё два пустых валялись на полу.

Адэр пощупал набитый мешок; под пальцами зашуршали плотно утрамбованные бумаги.

– Я думал, будет больше.

Из-за тучной фигуры Глура вынырнул приверженец всех религий Джиано:

– Мы ещё не добрались до архива, мой правитель. Это привёз советник Ассиз.

– Пока из пяти судов, – уточнил Юстин.

Глядя на разные по высоте стопки, Адэр прошёлся вдоль столов:

– По какому признаку сортируете?

– Сначала хотели по месту отбывания наказания, а получилось по составу преступления, – ответил Глур и вспорол мешковину ножом для резки бумаги.

Адэр взял документ из самой высокой стопы. Клевета, семь лет, исправительное поселение «Т-7». «Т» – наверное, Тезар. «7» – срок заключения. Следующее постановление суда было копией первого. И третье, и четвёртое…

Взял лист из другой стопки. Нецензурная брань в общественных местах, пять лет, поселение «Т-5». В стопке рядом: порча общественного имущества, но не говорилось – какого именно, восемь лет, «Т-8».

Адэр перешёл к столу со сваленными в кучу бумагами. Советники не успели рассортировать их, и судебные постановления по разным делам лежали вперемешку. Убийство, пять лет, «П-5». Изнасилование, два года, «П-2». Разбой, три года, «П-3».

Ощутив слабость в ногах, Адэр опустился на стул. А он ещё сомневался в существовании заказа на рабочие руки. В Тезар забирали людей, которые не представляли особой опасности. В Порубежье оставляли отморозков, притом преступления и сроки заключения были несоизмеримы.

Держа в руке несколько листов, Юстин сел на стул рядом:

– Не надо трогать архив, мой правитель.

– Вы упрямы, советник Ассиз.

– Многих, кто отбывал срок в Тезаре, уже нет в живых. Те, кто вернулся, осуждены за более серьёзные преступления и отбывают срок в Порубежье. Простой мужик слегка перебрал, выругался или кому-то намылил холку, а его в Тезар на семь лет к настоящим преступникам. Каким он оттуда выйдет? Тюрьма ломает людей, мой правитель. Надеюсь, что искупленцы, которые сейчас работают на вашу великую державу, там и останутся.

Адэр взглянул на советника. На красивом лице ни тени иронии.

– Вы так легко об этом говорите, Юстин.

– Я реально смотрю на вещи, мой правитель. – Советник потряс зажатыми в руке листами. – Здесь последние постановления. Не изучив дела, сложно сказать, насколько справедливы приговоры. Однако с вашим приходом к власти тюремная машина Тезара прекратила работу.

– Считаете это геноцидом народов Порубежья?

– Никоим образом. Во всех странах заключённые – это тяжёлый труд, дешёвая рабсила и, как следствие, высокая прибыль. В Тезаре преступлений мало, а грандиозных проектов много. Грех не воспользоваться «услугами» колонии.

– А сроки наказаний?

– Подозреваю, что судьи пытались выслужиться перед Великим. С этим я разберусь, – пообещал Юстин и тихо добавил: – Чуть позже.

– Почему позже?

– Нам тоже нужны дешёвые рабочие руки. На наших цементных и кирпичных заводах, на асбестовых фабриках и каменоломнях трудятся тысячи искупленцев. Если их отпустить, кто будет работать на вредном производстве?

– Напомню, что среди дешёвых рук нет рук дворян.

– Нет, мой правитель. – Юстин придвинулся вместе со стулом к Адэру и проговорил еле слышно: – Орэс сказал, что власть монарха зиждется на двух столпах: престол и религия. Он ошибся, мой правитель. Власть, как и табурет, не может стоять на двух ножках. Есть третий столп – это мы, ваша знать. Выбьете нас, и табурет рухнет, а вместе с ним рухнете вы. Ваш отец вам не поможет. Превратив Порубежье в колонию, он совершил ошибку. Второй раз он её не допустит.

Адэр выпрямил спину:

– Уйдите!

– Мой правитель…

– Уйдите! Все уходите!

Оставшись один, Адэр заметался по комнате: от стены к стене, от стола к столу. Поднимать архив нельзя – пострадает репутация Тезара. Оставить всё как есть? Но Порубежье тоже его страна. Пусть нелюбимая и не любящая, пусть нежеланная, но – это его страна!.. Сейчас бы напиться до одури и ни о чём не думать.

– Гюст! Позови Малику.

Дверь жалобно всхлипнула. На пороге возник секретарь:

– Она уехала, мой правитель.

– Куда?

– В Ларжетай. С советником Безбуром. Она приходила, когда вы спали.

– И, как всегда, не сказала – зачем?

– Сказала. Для решения вопросов по организации ювелирной выставки.

– Позови маркиза Бархата.

– Он уехал в Партикурам.

Адэр отпустил Гюста и обвёл комнату взглядом. Несколько дней он будет предоставлен сам себе. Провести их надо с пользой. Читать сочинения судей особой охоты не было. Этим займётся специальная комиссия, если он решится её назначить. От книжонки по истории мало проку. Протокол заседания Совета скоро протрётся до дыр. Адэр посмотрел на проём, завешенный плотной тканью.

***

Из-за огромного количества шкафов и стеллажей помещение, где хранился архив, казалось лабиринтом.

Кебади будто ждал Адэра: сидел совершенно неподвижно; руки, обтянутые сморщенной кожей в выступающих венах и пятнах старости, расслабленно лежали на закрытой книге; стёкла опущенных на нос очков отражали заточенное белоснежное перо на краешке чернильницы; взгляд поверх очков был полон внимания.

– Кебади, расскажи, что на этих полках?

– Отчёты, справки, протоколы, переписка наместников.

– С кем?

– С друзьями, с жёнами, с чиновниками. Наместники любили плодить макулатуру.

– Переписка последнего наместника тоже здесь?

– Виконт Тайпель был на удивление скрытным человеком. После него не осталось даже записки.

Адэр заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок. Как же вычислить, не прибегая к помощи Троя Дадье, кто сообщник виконта? Как узнать, кто так ловко связал сына Великого с назначением наместника, с созданием лагеря смертников и с хищением сапфиров с подпольного прииска?

– Все писали мемуары, – продолжил Кебади, – а этот заставлял Малику читать ему историю и законы Ракшады. Странная прихоть для человека, который уже стоял на краю могилы.

– Он болел?

– Он был самым старым из всех наместников.

Адэр указал на два книжных шкафа с дверцами без стёкол:

– Что здесь, Кебади?

– Древние атласы Краеугольных Земель.

– А там? – спросил Адэр, указывая на полки, прикрытые пожелтевшими газетами.

– Древние своды Законов. Скажите, что конкретно вам надо?

– Как я понял, история Грасс-Дэмора была уничтожена не полностью.

– Всё, что удалось собрать моему деду и мне, – в конце зала. Только возьмите фонарь, там темно.

Адэр взял протянутый летописцем фонарь и пошёл вдоль стеллажей. Под потолком горели не все лампы, а после очередного поворота Адэр ступил в мягкий полумрак. Проход сузился. Звук шагов прижался к полу. Запах залежалых бумаг стал густым, въедливым. Пробивая серую полутьму, луч фонаря выхватывал слева и справа корешки книг, сгибы папок, обмотанные бечёвкой пачки документов. В свете колыхалась пелена, сотканная из пылинок, и неохотно расплывалась, обтекая Адэра.

Он ещё раз повернул и наткнулся на полки, примкнувшие к стене ровными рядами, как линии в тетради. Скользнул лучом вверх, вниз.

– Кебади! Здесь ничего нет! – крикнул Адэр, и слова увязли в застывшем воздухе. Посветил в одну сторону, в другую. – Кебади!

Кипя от злости, выбрался из лабиринта стеллажей, но не успел открыть рот.

– Не нашли? – спросил Кебади. – Вот и я не нашёл, когда уехали люди вашего отца. Я отлучился из замка на пару дней. Пришёл, а тут пусто.

– Довольно! – Адэр грохнул фонарём о стол. – Вы словно сговорились! Куда ни ткнись, везде Тезар, Тезар, Тезар! Хватит винить его во всех бедах! Где было бы ваше Порубежье, если бы не мой отец? Забыли, как ели лепёшки из крапивы и пили воду из луж?

Кебади открыл книгу на чистой странице, взял перо. Восковые пальцы мелко дрожали.

– После пожара в библиотеке мой дед стал плохо видеть – дым выел ему глаза. А потом и вовсе ослеп. Но у него была удивительная память. Порой мне приходилось писать под его диктовку сутки напролёт. Он боялся забыть, а я боялся не успеть.

Адэр упёрся кулаками в стол:

– Мне плевать, что случилось с твоим дедом.

– А потом он сошёл с ума, – продолжил Кебади, глядя на подрагивающее в руке перо. – Назвал себя первым святым свидетелем и до самой смерти не проронил ни слова. Когда он умер, я нашёл под его периной дневник. Другой бы подумал: каракули ребёнка. А это написал слепой человек. Больной рассудок не давал ему покоя… Дневник лежал у меня в столе. Я не боялся, что его украдут. Кому нужны каракули? Я пытался разобрать почерк деда, но не сумел. Сейчас этот дневник, который забрал ваш Тезар, мне дороже итога всей моей жизни. – Летописец направил на Адэра тоскливый взгляд. – Если вы можете, если это в ваших силах, верните его.

Адэр запрокинул голову. Серый потолок в паутине мелких трещин, на лампах пыльные плафоны, воздух вокруг них подёрнут туманной дымкой. Как же хочется напиться!

– Сколько тебе лет, Кебади?

– Семьдесят шесть, мой правитель.

– Почему ты до сих пор здесь? Среди гор никому не нужных бумаг. Почему не обзавёлся семьёй и не живёшь как обычный человек?

– Мои жена и дети умерли во время мора. И я давно уже не верю в Бога. Я потерял всё, чем живёт обычный человек.

– Я верну тебе дневник твоего деда, если его не уничтожили.

Кебади скупо улыбнулся:

– Я вам верю.

Адэр опустился на стул, закинул ногу на ногу:

– Почему Великий создал резервации?

– Я помню нескончаемые вереницы климов и ветонов. Помню крики и плач людей. Помню разрушенные дома. Помню растерзанного озверевшей толпой ориента всего лишь за то, что он принёс на базар рыбу. Но я не помню объяснений Великого, почему он это сделал.

– Завтра я поеду к морскому народу. Расскажи мне о нём.

– Ориенты считают себя детьми Бога моря.

– Даже так? С такими тяжело найти общий язык.

Кебади вернул перо на краешек чернильницы. Вытащил из стола книгу, приложил руку к сердцу, затем пару секунд подержал ладонь на кожаной, потемневшей от времени обложке без надписи. Его действия напоминали ритуал, чем-то похожий на религиозный. Но Кебади не верит в Бога – он сам сказал.

Летописец протянул фолиант Адэру:

– Почитайте на досуге.

Адэр наугад открыл книгу и чуть не задохнулся: в лёгкие хлынул хрустально-чистый воздух. Таким он может быть только высоко в горах, под облаками, но сейчас ледниками и водопадами пахли пепельные, покрытые записями на незнакомом языке листы.

Перевернув страницу, Адэр вдохнул необузданный жар костра и невольно вжался в спинку стула – почудилось, что пламя лизнуло подбородок.

– Что с вами? – прозвучал обеспокоенно голос летописца.

– Чем она пахнет?

– Бумагой, мой правитель. Старой бумагой.

Адэр посмотрел на рукописный текст; графически он сильно отличался от предыдущего. Перевернул ещё страницу и зажмурился от удовольствия: так может благоухать только женщина на пике оргазма. У этого аромата нет названия, но мужчина ни с чем его не спутает. Буквы, точно крылья птиц, создавали иллюзию полёта фраз, и казалось, что строки находятся в еле заметном движении.

– Что это? – спросил Адэр, немного придя в себя.

– «Откровения Странника», священное Писание древних народов Дэмора.

Адэр открыл книгу посередине – в нос ударил запах свежевскопанной кладбищенской земли – и тотчас захлопнул. Почему именно кладбищенской? Он никогда не был на кладбище. С любой похоронной процессией доходил до ворот и незаметно исчезал. Нет, был… Сестра рассказывала, как он, годовалый мальчуган, не задумываясь шагнул в могилу вслед за гробом матери. Надо же… Боль утраты забылась, а запах горя – нет.

Поймав на себе озабоченный взгляд, Адэр положил книгу на угол стола:

– Спасибо, Кебади, но я не смогу прочесть.

– «Откровения» написаны на четырёх языках. Словари взял советник Исаноха. Правда, у нас нет словаря морун. И никогда не было.

– Я вряд ли найду время на их изучение, – сопротивлялся Адэр, с опаской поглядывая на фолиант.

– Сколько языков вы знаете, мой правитель?

– Девять. У меня плохая память на имена и даты, но учителя-иностранцы отлично с ней поладили.

– Знаете тикур, вард?

– Конечно.

– Язык ветонов из той же группы, хотя алфавит и произношение многих слов сильно отличается. Тез – ваш родной язык. А шер и рóса знаете?

– Рóса чуть хуже. В Росьяре я редко бываю.

– Это неважно. Сейчас везде говорят на слоте.

– Для изучения языков важно! В Маншере проходят скачки. По их правилам участники и гости обязаны говорить только на шер. Хочешь не хочешь, а язык будешь знать. – Адэр потёр лоб. Через месяц состязания, а его скакуна там не будет.

Голос Кебади вернул его в архив:

– Очень интересно.

– В Партикураме ежегодно проводят бал-маскарад, – продолжил Адэр. – Общение только на тикуре. Их язык превосходно передаёт чувства. Росьяр славится оперой, у них самый певучий язык. К сожалению, открытие сезона, куда приглашают королей и принцев, приходится на день рождения моего отца.

– Язык климов в одной группе с тез, шер и рóса. С ним вам будет легче всего. А сложнее всего с языком ориентов. Похожей речи нет.

– А язык морун?

Кебади достал из ящика фланелевую тряпочку и снял очки:

– На нём говорят только моруны.

– Расскажи о них, – сказал Адэр тоном, каким обычно просят открыть окно в жарко натопленной гостиной.

– Они живут за долиной Печали, на полуострове Ярул.

Адэр еле сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу. Сидит перед ним старик с глазами крота и гнёт себе цену! Каждое слово приходится выуживать.

– Мне говорили, что они подчиняют себе мужчин. Это правда?

Забыв протереть стёкла, Кебади водрузил очки на нос:

– Почему-то никто не говорит, что мужья морун – однолюбы, способные беззаветно любить и хранить верность. Все только и твердят, что моруны их подчинили.

– Нет дыма без огня.

– Незамужние моруны ищут свою половинку, а когда находят – две половинки становятся одним целым и уже никогда не расстаются.

– И, как в сказке, живут они долго и счастливо и умирают в один день.

Кебади прищурился, словно даже в очках не мог разглядеть Адэра:

– Вы недалеки от истины.

– Я хотел найти здесь летописца, а нашёл сказочника. – Адэр поднялся. Помедлив, взял книгу. – Будет время на очередную сказку – прочту.

– Почему вы не спрашиваете о проклятии морун?

– Впервые о таком слышу, – солгал Адэр и направился к выходу, с трудом переставляя потяжелевшие ноги.

– Малика простая девушка. Её враги или ваши непременно будут пугать вас проклятием.

Адэр обернулся:

– Оно существует?

– Скорее да, чем нет. Но вам не стоит беспокоиться. Проклятие настигает того, кто убивает моруну или овладевает моруной против её воли.

– Что происходит с насильником?

– Он сходит с ума.

– А с убийцей?

– Вымирает весь его род.

Вернувшись в кабинет, Адэр бросил на стол книгу и уставился в окно. Если то, что сказал Кебади, то, о чём предупреждали Трой и Лаел, – правда… Даже если это вымысел, нужны ли ему за спиной лишние пересуды, которых и так хватает? Не проще ли выгнать Малику и забыть о своей ошибке?

***

Он вышагивал по коридору флигеля, в котором обитала челядь, и колотил во все двери. Из комнат выглядывали перепуганные слуги и тут же ныряли обратно.

– Что здесь происходит? – прозвучал старческий голос из глубины коридора. – Мой правитель?..

– Вот ты где! – рявкнул Адэр и подошёл к Муну.

Вытаращив глаза, старик попятился в комнату, споткнулся о домотканый половик. Потеряв равновесие, завалился на узкую, застланную клетчатым одеялом кровать. Панцирная сетка резко ухнула и подкинула Муна.

Комичность сцены слегка охладила разгорячённую голову. Адэр закрыл дверь, поставил перед кроватью стул с потёртым дерматиновым сиденьем и осмотрелся.

Комната была крохотной, как в домике для кукол – такой он подарил племянницам на Новый год. Чудный домик с чудной мебелью, здесь же «чудно» пахло нищетой. На столе вышитая крестиком салфетка. Малика вышивала? Вряд ли. Тяжело представить её с шитьём в руках. Бельевой шкаф на две створки и настоящий раритет – сундук, обитый бронзой. На окне ситцевая занавеска, к верхнему углу пришпилена бабочка из выгоревшего бисера. Детская поделка Малики? Верится с трудом. Она, скорее всего, корпела над книгами, пока кто-то вместо неё нанизывал бисер на леску.

Над кроватью булавкой приколот потускневший от времени рисунок: море, лодка и солнце. Рисовала Малика. Странно, откуда такая уверенность? Может, потому что на море шторм, а лодка наперекор здравому рассудку идёт под парусом?

– Мой правитель, – еле слышно произнёс Мун. – Я провинился?

Он сидел на краешке постели, сцепив худые пальцы. Острые колени, выпирающие из льняных штанин, мелко тряслись. Смуглое лицо приобрело землистый цвет.

– Почему ты в замке? – спросил Адэр.

– Я не понимаю вас.

– Как ты, ориент, оказался в моём замке?

– Нас с Маликой приютил наместник. Это было двадцать лет назад.

– Почему ты покинул резервацию?

– Я покинул земли ориентов задолго до Указа Великого.

Адэр поставил ногу на край кровати, упёрся локтем в колено:

– Ты пришёл в замок, когда закон уже приняли.

– Нам некуда было идти, – с неожиданной злостью сказал Мун. – Я никому не был нужен с ребёнком на руках. Меня отовсюду гнали. Отовсюду. И только наместник нас пригрел.

– Что произошло с её родителями?

Старик потупил взгляд.

– Я твой правитель, Мун! Отвечай правителю!

– Когда родилась Малика… – прозвучал бесцветный голос.

– Ты хотел сказать – Эйра.

Мун вскинул голову:

– Вы знаете? Это она вам сказала?

– Рассказывай!

– Эйре суждено было стать верховной жрицей морун.

– Почему этого не произошло?

Старик сложил ладони перед грудью:

– Поклянитесь, что ничего ей не скажете.

– Ты в своём уме?

– Молю вас!

Адэр задумался. Что он теряет? Выслушает очередную сказку, вышвырнет из замка Малику со стариком и забудет о них.

– Обещаю.

Мун уронил руки на колени:

– Я сказал Эйре, что её отец умер от болезни. Это неправда. Я был рядом с ним с первого и до последнего дня. Менял пелёнки, учил ходить. Его первым словом было моё имя. Пока мы жили среди ориентов, я был счастлив. Но он полюбил моруну. Ориенты ополчились, и нам пришлось перебраться за долину Печали. – Мун вздохнул. – Мы ждали рождения Эйры, у морун первой рождается девочка.

– Почему скрыли её настоящее имя?

– Я расскажу по порядку. – Старик помолчал, разглядывая руки. – Когда мы уходили от ориентов, оставили все вещи. Среди них был жемчуг.

– Откуда у бедных ориентов жемчуг?

– Его ловили наши предки. Он перешёл к нам по наследству.

– Ладно, – кивнул Адэр. – Продолжай.

– Мой мальчик надумал сходить к ориентам за жемчугом, чтобы сделать жене подарок на день рождения дочери. По дороге мы остановились на ночлег в одном городе. Зашли в трактир перекусить. Там проходили торги – продавали невинность маленькой девочки. Бедное дитя дрожало, как осинка на ветру, а вокруг одни мужики.

Мун достал из кармана платок:

– Мой мальчик не выдержал и заступился за ребёнка. Нас выволокли на улицу. Меня повалили на землю, и двое сели сверху. А его били. Били долго. Ногами, палками. Я кричал, звал на помощь, пока был голос. Потом просто хрипел. Мимо шли люди. Они шли и уходили…

По морщинистым щекам потекли слёзы. Мун вытер лицо платком:

– Я принёс его тело к морунам. В ту же ночь родилась Эйра. Малика – так звали её маму – молчала три года. Однажды ночью я проснулся от того, что кто-то толкал меня в плечо. Передо мной стояла Малика, прижимая к себе спящую Эйру. Я без слов последовал за ней. Мы прошли через долину Печали. Добрались до злополучного города, отыскали площадь, где убили моего мальчика. Сняли комнату. Ночью отправились в проклятый трактир. Притаились в тёмном уголке. Убийцы оказались завсегдатаями. Я указал на всех… Весь следующий день Малика играла с Эйрой и впервые за три года смеялась. Но её глаза… Они до сих пор стоят передо мной. Глаза мёртвого человека.

– Достаточно, Мун.

– Вечером она уложила Эйру и подсела ко мне. «Мун! Что ты хочешь ему передать?» Я просил её никуда не ходить, умолял покинуть этот чёртов город. Но она ушла. – Мун обхватил себя за плечи. – Её не было всю ночь. Я бегал от окна к окну, выходил на улицу, смотрел в чёрное небо. Утром пришёл страж и повёл меня на опознание.

Адэр порывисто поднялся:

– Довольно!

– Я узнал её с трудом. Страж зачитал мне протокол с места преступления. Очевидцы рассказывали, что она зарезала двух добропорядочных граждан. – Старик надрывно рассмеялся. – Знал бы он, что такое «добропорядочность». На неё кинулись все, кто был в трактире, и уволокли на задний двор.

Адэр направился к двери.

– Почему вы уходите? – прошептал Мун.

– Всё, что мне надо, я услышал.

– Вы спросили, почему мы здесь. Так найдите в себе силы дослушать до конца.

Адэр уставился на рисунок над кроватью:

– Хорошо, я дослушаю.

– Я скитался с Эйрой в поисках угла и случайного заработка, – продолжил Мун. – Ночевал на сеновалах, в подворотнях. Нас отовсюду гнали. Эйра всё время плакала и звала мать. Я забрёл сюда случайно, хотел в саду провести ночь. Но Эйру услышали. Наместник велел выделить нам комнату и привести лекаря. Доктор спросил, как зовут ребёнка. А Эйра возьми и скажи: «Малика». Так имя к ней и прилипло. Потом я отрабатывал расходы наместника. Так и остался.

– Почему ты не вернулся к морунам?

– Я… я боялся, что они заберут у меня Эйру. Они моруны, а я ориент. Зачем им я? Без Эйры мне незачем жить.

Адэр подошёл к окну, посмотрел на пустую аллею. На ветках кустарника покачивалась стайка пичуг. Стоило одной птахе сорваться с места, как вспорхнули остальные. Миг, и серое оперение растворилось в ярко-голубом небе. Стадное чувство… закон толпы…

– Убийц наказали? – спросил Адэр.

– Не знаю. Мне даже не разрешили похоронить Малику. Я забрал Эйру и ушёл.

– Как называется город?

– Зурбун, мой правитель.

Адэр открыл дверь и оглянулся:

– Разговора не было.

Мун вскочил на ноги и согнулся в три погибели:

– Спасибо, мой правитель.

Закрыв за собой дверь, Адэр с облегчением выдохнул. Мать Малики прожила без мужа три года и была бы жива до сих пор, если бы не решила отомстить. Её убийцы не побоялись проклятия. А значит, всё, что рассказали Трой, Лаел и Кебади, – чистой воды страшилка для доверчивых глупцов.