Здесь и сейчас

Глава 10

Декабрь 2006г. Москва

Приближался Новый год. Москву завалило снегом. Завьюжило. Задуло морозными, ледяными ветрами. Жители столицы готовились к предстоящим праздникам. Оживленная суета, особая атмосфера, разноцветные огоньки гирлянд, наряженные елки, выставленные в витринах магазинов и прямо на улице. Магазины, заполненные покупателями, спешившими запастись подарками. Настя обожала эти предпраздничные дни. Саму подготовку к празднику, украшение дома, радостное ожидание на лицах детей. Казалось люди на улицах и в транспорте становились приветливее, радостнее, взгляды светлели. Всех и каждого, хоть в какой-то степени, наполняла вера в чудо, в новогоднее волшебство. Праздник из детства. Самый сказочный из всех праздников. Со своей неповторимой атмосферой, с собственной атрибутикой и обязательными традициями, милыми именно своим постоянством, неизменностью и повторяемостью – елка, запах мандаринов, салат оливье, шампанское с поднимающимися вверх пузырьками, бой Курантов. И конечно новогодняя ночь, подарки под елкой, все друг друга поздравляют, небо, вспыхивающее разноцветными фейерверками.

–

– Мишка, я побежала. Мне нужно заехать купить детям подарки. На Деда Мороза надежды мало, хотя все лавры, как всегда, достанутся ему. Пока! – заглянув в комнату, сообщила улыбающаяся Настя.

– Давай, удачи, – улыбнулся Михаил. Жаль, конечно, что сегодня не нужно подвозить ее после работы. Но ничего не поделаешь. Подарки детям – дело важное, раз уж Дед Мороз отлынивает.

– Тебе ничего не нужно? Не знаю, набор солдатиков, паровозик, хлопушки с сюрпризами, плюшевого мишку, какую-нибудь не исполнившуюся детскую мечту? – поинтересовалась она. Мишка засмеялся и помотал головой.

– Нет, я дам еще один шанс старику Деду Морозу.

– Ну, как знаешь, мой наивный друг. Все, пока! – Настя послала воздушный поцелуй, и сердце юриста сладостно сжалось. За дверью, удаляясь все дальше и дальше, зацокали каблучки.

– Пока, – глядя на дверь, за которой ее уже не было, тихо сказал он. Она, как порыв ветра, как лучик солнца – промелькнет и исчезнет, а он вновь в ожидании, когда она снова появится. «Я спятивший болван! Влюбленный, спятивший болван!»

–

Нагруженная пакетами, Настя вышла из автобуса и пошла в сторону дома. К вечеру подморозило. В свете фонарей снег вспыхивал и переливался сверкающими, похожими на россыпь драгоценных камней, кристалликами. Едва не растянувшись на льду, припорошенном свежевыпавшим снегом, Настя в тысячный раз за сегодняшний день, пожалела, что надела сапоги на каблуке и не предназначенной для скользкой погоды подошве.

Район был новый, кругом, полным ходом шло строительство. Населению столицы требовались все новые и новые площади. Дома росли, как грибы, поднимаясь вверх, один за другим. Когда Настя с детьми только переехала, вокруг было практически чистое поле. Несколько домов, наполовину достроенная школа и садик, а теперь, все застроили, и от прежнего простора остались одни воспоминания.

Старый дом, на Ленинском, в котором они жили раньше, шел под снос. Отдав предпочтение, в пользу большей площади, Настя поменяла, предоставленную государством, взамен старой, квартиру на том же Ленинском, на гораздо большую по размеру в новостройке, на окраине.

Она уже почти дошла до дома, осталось только перейти дорогу. Ужасно хотелось есть. И снять, наконец, проклятые сапоги и дать отдых ногам. Стараясь не завалиться со своими многочисленными пакетами на скользкой дороге, Настя прибавила шаг. Сбоку от нее находилась будка, в которой раньше, когда стройка только начиналась, сидели охранники. Теперь будка пустовала, в ожидании момента, когда о ней вспомнят и уберут. Настя уже шагнула к дороге – дом был прямо напротив, она видела окна собственной квартиры. Где было тепло и уютно, где ее ждали дети. Была еда и горячая ванна. Со стороны будки, оставшейся у нее за спиной, послышался стон. Настя испуганно покосилась назад. Звук повторился. Настя огляделась по сторонам. Улица была пустынной. Ни прохожих, ни машин. Время приближалось к девяти. Все уже сидят дома, в тепле, сытые и довольные, а не шляются по морозу на каблуках с кучей пакетов. Настя осторожно сделала пару шагов назад и заглянула за угол будки. Привалившись спиной к металлической стенке, прямо на снегу, сидел молодой парень. На вид лет восемнадцать-двадцать, не больше. Шапки на нем не было. На светлых волосах проступало темное пятно, в свете электрических фонарей, кажущееся почти черным. То ли упал и так сильно приложился о лед, то ли кто-то дал ему по голове, что в наше время тоже не такая уж редкость. Настя снова с некоторой опаской огляделась вокруг. Поблизости никого больше не было.

– Что с Вами? – почти шепотом спросила она. Парень вновь застонал и повернул к ней лицо. Глаза у него были совсем наивные, удивленные и обиженные, как у ребенка. И лицо было почти детское. Вполне симпатичное, явно не какой-нибудь любитель напиться до поросячьего визга и завалиться прямо на улице. Увидев Настю, парнишка пробормотал, что-то невнятное.

– Послушайте, я сейчас позвоню в скорую. Вам нужен врач. У Вас голова разбита, – сказала она. Вроде бы парнишка не представлял опасности, и она немного расслабилась.

– Н-не надо скорую. М-мне домой нужно, – язык у него слегка заплетался.

– Вставайте. Нельзя здесь сидеть, совсем замерзнете. Можете встать? Хотите я Вам помогу?

Он перевернулся на четвереньки и, придерживаясь за будку рукой, поднялся. Его покачивало. «Черт!» – выругалась Настя. Придется ей, видимо, проводить его, а то снова свалится и либо опять приложится головой, либо уснет на снегу и замерзнет.

– Пойдемте, я Вас до дома провожу, – вздохнула она, представляя, как сейчас потащится на своих каблуках, с кучей пакетов и с «раненым».

Он немного удивленно посмотрел на нее.

– Мне в Медведково нужно. Я сюда к девушке приехал, – он слегка улыбнулся, – только она меня, видать обманула. И ее не нашел, да еще и по башке получил.

Он похлопал по карманам.

– Еще и бумажник сперли, и телефон.

Настя опять вздохнула.

– Пойдем. Провожу тебя до остановки. – Она решила, что нечего ему больше выкать. Мал еще, да и соображение, как у пятиклассника. Приехать бог знает куда, к какой-то явно почти незнакомой девушке, и получить по голове – однозначно не слишком взрослое поведение.

– Я только из армии вернулся. А тут девушка… Случайно познакомились… – как будто услышав Настины мысли, сказал парень. – Она говорит, приезжай. Денег возьми – сходим куда-нибудь, потом ну… короче, все остальное… Адрес назвала. В квартире сказали, что нет у них никакой девушки. Послали меня, в общем. А когда спустился на первый этаж, получил по голове.

– Понятно. Развели тебя. Ладно, пойдем, а то совсем замерзнешь. – Она взяла его под руку, чтобы не упал. От него исходил довольно сильный запах перегара. Настя начала злиться. Еще и пьяный!

– Мы с друзьями отмечали мое возвращение, – пояснил, очевидно, обладающий способностями телепата, случайный знакомый.

– Угу, – буркнула Настя. Скорее сбыть с рук это чудо и домой.

– А Вы можете мне денег дать на дорогу, а то у меня все деньги украли? Я отдам.

– Угу, – снова пробурчала она и протянула ему двести рублей.

– А можете на такси дать? Голова болит сильно. Да и в метро, боюсь, менты остановят. Я отдам, честное слово.

– Я могу позвонить в скорую, раз голова болит и тебе плохо, – сказала она. Во дает! Денег ему на такси. А ключи от квартиры не нужно дать? У нее, что на лице написано: «Я дура, которая подбирает на улице подвыпивших незнакомцев и дает им деньги, кому сколько надо. Не стесняйтесь!»

– Нет, не надо скорую. Я, правда, деньги верну, не переживайте.

– Я не переживаю, – сказала Настя. Она внимательно посмотрела на него. Да, ладно. Черт с ним. Не умрет она, пусть будет доброе дело. Иногда нужно совершать добрые дела, просто так.

– Вот, держи. – Настя протянула тысячную бумажку. – Сейчас вызову такси, – доставая мобильный, сказала она.

– Спасибо! – обрадовался парень. – Вы мне свой телефон напишите, что бы я мог насчет денег с Вами договориться.

Настя достала из сумки визитку и дала ему, будучи абсолютно уверенной, что никакие деньги он не вернет. Он улыбнулся и сунул визитку в карман.

Через несколько минут подъехало такси. Настя помогла своему горе-знакомому сесть в машину.

– Пока. Выздоравливай. И поаккуратнее девушек выбирай.

Он улыбнулся.

– Увидимся, – пообещал он.

– Угу, – вслед отъезжающей машине повторила Настя, полюбившимся ей сегодня междометием.

–

– Мама! – завопил Гошка, выпрыгивая, навстречу матери, из своей комнаты, как скачущий козленок. – Ты чего так долго? А что в пакетах? А покажешь? А жвачка там есть? А, там, что-то интересное? Игрушки? А для меня, что-то есть? – пытаясь заглянуть в пакеты, сыпал вопросами любознательный сын.

– Гошка, не лезь! – пряча улыбку, сказала Настя.

Она отодвинула пакеты подальше от не в меру любопытного чада.

– Ты прямо атаковал меня, – улыбнулась Настя – А где, а что, а почему, а мне?! Дай хотя бы раздеться. Милые, воспитанные дети первым делом спрашивают – мамочка ты не устала, как у тебя дела, а не о том, что в пакетах. Про пакеты они спрашивают после того, как будут соблюдены приличия, – смеясь, сказала она.

Потрепав сынишку по голове и, подхватив покупки, Настя направилась в свою комнату. Гоша проводил ее разочарованным взглядом.

– Ну, так не честно! – с расстроенным видом протянул он.

– Честно-честно! Вы ужинали? – спросила Настя.

– Он не хотел есть, – прозвучал голос дочери из ее комнаты.

– Ну, так нужно было сказать, что пришло время ужина и пора поесть, – немного раздраженно, Сказала Настя. Четырнадцать лет, а соображения никакого! «Он» и до завтра, а может и еще дня три не хотел бы есть.

– Он меня не слушает, – вновь крикнула Варя.

Несколько секунд спустя, она, наконец, соизволила сама явиться перед матерью.

– Мам, он никогда не слушает, что я говорю! – с возмущенным видом, еще раз, наябедничала старшая сестра на невыносимого «него».

– Ладно, я поняла – нельзя оставлять вас без присмотра, – заметив, что Варя надулась, Настя смягчилась и пообещала: – Я поговорю с Гошкой. Но ты ведь уже совсем взрослая, Варь. Мне иногда нужна твоя помощь. Ну, неужели нельзя найти общий язык и договориться? Ты-то, как старшая, можешь, все-таки не вредничать, а проявить благоразумие и пойти на какие-то уступки?

Варя закатила глаза. Целый вечер с «ним», этим балбесом промучилась, а теперь еще она же и виновата!

– Можно подумать, это поможет! Он все время сам вредничает и все делает назло мне.

– Ладно, не ворчи. Меня «Он» тоже не слушает, периодически. Мне тоже идти на принцип или дуться? – улыбнулась Настя.

Варя помогла накрыть на стол. Настя чувствовала все более требовательные призывы организма, снабдить его едой. Дети, видимо, наконец-то, тоже проголодались. Даже Гоша принялся есть с аппетитом. «Может, стоит их иногда поморить голодом?» – наблюдая за бодро уплетающими ужин детьми, подумала Настя.

– Ты чего так долго сегодня? Работы много? – поинтересовалась Варя.

– Я же тебе говорила, что мне нужно пройтись по магазинам. Вижу, как внимательно вы слушаете, то, что я говорю, – засмеялась мать. – А еще, я спасала раненого. Прямо почти возле дома.

– А кто его ранил? А рана где? А что с ним? А кто он? – с набитым ртом, затараторил Гоша, крайне заинтересовавшись фактом того, что кто-то ранен не на войне, не в кино, а прямо в настоящей жизни, да еще совсем рядом.

Варя скорчила страдающую физиономию.

– Замолчи! Хватит галдеть! Целый день трещишь не переставая! Уже голова от тебя болит! – она томно закатила глаза.

– Отстань! – огрызнулся Гоша и вновь с интересом посмотрел на мать.

Настя вкратце рассказала о спасательной операции.

– А он не умрет? А у него в голове была дырка, а мозги видно было? – не унимался Гоша. – А вдруг это бандиты на него напали? А может в него из пистолета выстрелили? Ты не видела? Там был пистолет?

Варя сделала брату страшное лицо.

– У тебя самого в голове дырка и никаких мозгов, потому, что их там никогда и не было!

– Варя, прекрати! Гоша, ешь! Не было никакой дырки, мозгов и пистолета тоже. И, думаю, все с ним будет нормально. Все, закрыли тему, – решительно сказала Настя.

После ужина Настя порезала кекс и положила детям на тарелки по большому куску.

– Мам, почему тебе не нравится, когда к нам приезжает бабушка? – набив полный рот кекса, и от того, с трудом ворочая языком, спросил Гоша. От неожиданности, Настя замерла с недонесенным до рта собственным куском десерта. Варя метнула на брата сердитый взгляд.

– А с чего ты взял, что мне не нравится, когда она приезжает? – не очень уверенно спросила Настя. Запихнув в рот остатки кекса, Гоша пожал плечами.

– Бабушка сегодня звонила, сказала, что приготовила нам подарки и очень переживает, что не может их передать. А я спросил, почему не может. А бабушка сказала, что ты не любишь, когда она приезжает. Тебе это не нравится, потому, что ты ее не очень любишь. Ты не любишь бабушку? – в вопросе заданном сыном звучало искреннее любопытство.

«Старая стерва! Все никак не может успокоиться! Непонятно только, чего уж скромничать, если говоришь шестилетнему ребенку подобную чушь, так почему бы уж тогда не сказать ему правду, все как есть – ваша мама меня терпеть не может. Просто ненавидит». Настя постаралась взять себя в руки. Изобразив улыбку, она посмотрела на сына.

– Я не то чтобы не люблю бабушку. Просто, у нас не простые отношения. У взрослых так бывает, – кипя негодованием по отношению к бывшей свекрови, она взяла в руки чашку и уткнулась в нее взглядом, в попытке скрыться от проницательного взгляда шестилетнего сына.

– А бывают простые отношения? А непростые отношения это как? А почему у взрослых так бывает? – неутомимо выдавал Гоша вопрос за вопросом, желая знать о жизни все, причем в подробностях и до мельчайших деталей.

– Покачену! – пришла на выручку матери Варя. – Отстань от мамы, он устала. – Настя благодарно посмотрела на дочь. Пусть она и использует не совсем педагогичные методы, но в данный момент Настя была готова на все, лишь бы сын прекратил задавать вопросы на щекотливую, крайне неприятную для нее тему.

Гоша вылез из-за стола.

– Спасибо, все было вкусно! Мам, так можно бабушке приехать? Я скажу, что ты ее не не любишь.

– Конечно, сынок, – вздохнула Настя.

– Мам, я знаю, бабуля умеет доставать, – по-взрослому серьезно сказала Варя. – Не переживай! Беру ее на себя.

– Спасибо! – Настя обняла дочь. Жаль, что четырнадцатилетняя внучка такого мнения о собственной бабушке. Но, что поделаешь. Что посеешь, как говорится…

–

Дети уже спали. Настя вышла из ванной и пошла к себе в комнату. Нужно было тоже ложиться. Утром на работу. Но, несмотря на усталость, спать не хотелось. Она подошла к окну. За стеклом, на фоне черного неба, падали белые снежинки. Ветра не было, и они опускались медленно и плавно, легкие, и как утверждают ученые, неповторимые, отличающиеся одна от другой, укрывая землю плотным белым ковром из миллионов, а возможно и миллиардов, неповторимых, уникальных ледяных кристаллов. Настя прислонилась лбом к прохладному стеклу. Несколько минут она просто стояла, наблюдая, как падает снег. Душу наполнило ощущение легкой грусти, думать ни о чем не хотелось. «Наверное, усталость». Настя отошла от окна и легла. Лучший способ убежать от хандры – просто уснуть. Она закрыла глаза. Но сон не спешил прийти, что бы вырвать ее из цепких лап навалившейся хандры и воспоминаний, дать убежище в своем многообразном, непредсказуемом мире, как и снежинки, всегда разном и всегда спасительном. Настя повернулась на бок и вновь посмотрела в окно. Снег усиливался. Теперь с неба сыпались уже пушистые белые хлопья. Завтра будут ужасные пробки, подумала она и улыбнулась. Вот она жизнь в большом городе – снег и дождь, это пробки на дороге. Жаркая погода – духота в транспорте. Живем и меряем все удобствами, а чаще, неудобствами передвижения. Смена времен года – это, в первую очередь, смена гардероба, а того, как меняется природа, небо, все вокруг, мы особенно и не замечаем. Она снова закрыла глаза. «Я становлюсь ворчливой и рассудительной. Прямо, как старушка».

октябрь 1991г. Москва

– Поедем сегодня ко мне… – выдохнул он. Настя прикрыла глаза, блаженно улыбаясь, ощущая горячие губы на своей шее.

– А твоя мама?

Он засмеялся и крепче прижал ее к себе.

– Во-первых, у меня своя комната. Во-вторых, она про тебя знает. Я же ей говорил, какая ты замечательная, и что я без ума от тебя. А, в-третьих, мы уже взрослые люди.

Настя засмеялась.

– Все равно, как-то неудобно, – несколько неуверенно сказала она. – Еще мама твоя подумает…

– Да ладно! Что она подумает? Она вполне современная. Все прекрасно понимает, что сейчас не средние века. – Он заглянул в серо-зеленые глаза. – Да, перестань! Чего ты? Трусишка! Ты ей понравишься, вот увидишь.

–

– Мам, привет!

– Привет, дорогой! О, у нас гостья!… Добрый вечер…

– Познакомься – это Настя. – Гриша радостно улыбнулся обеим своим любимым женщинам. – Насть, это моя мама, Ангелина Станиславовна.

Хозяйка расплылась в любезной улыбке.

– Ммм… Настя… Ну, конечно! Настя! – она развела руками – как она могла забыть. – Проходите. Пойду заваривать чай. Вы же, наверное, замерзли и проголодались.

– Очень вкусное печенье, – сказала Настя, улыбаясь. – Гриша рассказывал, что Вы прекрасно готовите и очень вкусно печете.

– Я люблю готовить. Ну и вроде, всем нравится, – скромно улыбнулась Ангелина Станиславовна. – А Вы, Настя, чем занимаетесь?

– Я учусь на реставратора.

– О! Значит, Вы будете ездить по всяким старым монастырям, по разрушенным усадьбам и восстанавливать их? Вы, наверное, как геологи и археологи, постоянно будете в разъездах. Новые места. Как интересно! Такая романтика!

– Я, в основном, я планирую заниматься восстановлением отдельных предметов старины и, думаю, что чаще всего это будет происходить в Москве. По крайней мере, я не собираюсь половину жизни проводить в командировках.

– Предметы старины, антиквариат. Звучит довольно интересно… Настя, – ухоженный палец Ангелины Станиславовны уперся в Настину щеку. – А Вы не пробовали выводить веснушки сметаной? Говорят, очень хорошо помогает.

Настя ошарашенно заморгала. Гриша засмеялся.

– Мам, ну зачем Насте выводить веснушки? Они ужасно милые.

Ангелина Станиславовна, в очередной раз расплылась в ослепительной улыбке.

– Конечно! Я не спорю, что они прелестные. Даже то, что носик немного вздернут, становится благодаря им незаметным. Но, в то же время, они несколько простят внешность. А с возрастом… – она слегка замялась, как бы подбирая слова, чтобы, то, что она скажет, прозвучало как можно более тактично. Настя с некоторой неприязнью покосилась на мать Гриши. К чему, вообще это все? Переход от беседы о ее будущей работе к ее внешности и в частности к веснушкам.

– … с возрастом, все эти изменения пигментации кожи, я слышала, и вовсе могут привести к очень неприятным последствиям, в том, числе даже к раковым заболеваниям… – Ангелина Станиславовна поправила гладкую платиновую прядь, своей идеальной прически и взглянула на сына. – Ты, как медик, должен лучше нас с Настей это понимать.

«О боже!» – Настя во все глаза смотрела на женщину, с идеальной матовой кожей, несмотря на возраст, гладкой и упругой. Зачем она все это говорит? Интеллигентная, образованная женщина, явно не глупая. Почему она так ведет себя?

– Мам, ну, что за ерунда?! Кто тебе всю эту чушь рассказал? – пришел на защиту возлюбленной Гриша.

Ангелина Станиславовна, с самой милой улыбкой пожала плечами, мол, не хотите – не слушайте. Я навязывать свое мнение не собираюсь. Хотела как лучше. Предостеречь…

–

Гриша притянул Настю к себе.

– Так здорово! Я так рад, что ты здесь, у меня. Что вы с мамой, наконец-то, познакомились, – он нежно поцеловал ее в конопатый нос. – Мне кажется, ты очень понравилась маме.

– Да! Даже несмотря на то, что у меня вздернутый нос, лицо простушки и нарушенная пигментация кожи, которая рано или поздно доведет меня до больничной койки, а то и вовсе сведет в могилу.

– Да, перестань! – засмеялся Гриша. – Мама наслушалась какой-то чуши. Наверняка, это ее сумасшедшая подруга, Валерия Сергеевна, надоедливая старая дева, ей всей этой ерунды наговорила. Она вечно вычитывает всякую чушь в каких-то дурацких журналах и обожает потом рассказывать обо всем, что прочитала.

«А мама обожает ее слушать и применять, по возможности, полученные знания в подходящей ситуации, например в разговоре с девушкой сына» – вертелось на языке у Насте. Но она не хотела ссориться. Возможно, это и впрямь ерунда, и мать Гриши вовсе не собиралась сказать, что-то неприятное и обидеть ее, или поставить в неловкое положение, по крайней мере, намеренно.

– Иди ко мне! – смеясь, сказала она. – Я заставлю тебя забыть обо всех сумасшедших подругах твоей мамы. И вообще обо всем.

– Я уже забыл, – прошептал он.

–

– Боже! Вы знаете сколько времени?! Ну, вы и сони! – Ангелина Станиславовна бодро прошла в комнату, раздвинула шторы, впуская блеклый сероватый свет осеннего утра, и, дойдя до кровати, как ни в чем не бывало, уселась на край. Настя испуганно подтянула повыше простыню, под которой была только она, Гриша и полное отсутствие какой-либо одежды на них обоих.

– Доброе утро, мои дорогие! – проворковала и впрямь даже более чем «вполне современная» мать Гриши. – Думаю, дай зайду, разбужу. Не хотелось завтракать одной. А то ведь вы и до обеда проспите. Ну, как Настенька спалось? Все в порядке? Некоторые на новом месте плохо спят. Но, вам, наверное, не привыкать? Я имею ввиду, род Вашей будущей профессии. Наверняка вас на практику вывозят, приходится спать в разных условиях, ведь так?

Настя пробормотала, что-то невнятное, но Ангелина Станиславовна, очевидно, и не ждала ответа. Ее вполне устраивал монолог, произносимый ею, рядом со смущенной, испытывающей неловкость и начинавшей раздражаться подобной бесцеремонностью Настей, и вполне нормально реагирующим на неожиданное вторжение матери в комнату, где он провел ночь с девушкой, Гришей. По крайней мере, выглядела она ужасно довольной и жизнерадостной.

– Какие у вас планы на сегодня? Может быть, в кино сходим? Втроем. Представляете, как здорово! Выгуляете престарелую мамашу, – смеясь, сказала Ангелина Станиславовна, игриво поправляя волосы и совершенно очевидно, устроившаяся рядом с влюбленными надолго, собираясь побеседовать о том, о сем. Настя чувствовала уже не только неловкость и раздражение, но и злость. Ей казалось, что ее застукали за чем-то постыдным и неприличным. И то, что Гриша, как ни в чем не бывало улыбается, беседует с мамочкой, совершенно не смущаясь, что лежит без трусов, с совершенно голой девушкой, и эту наготу скрывает лишь тонкая ткань простыни, которую они, к счастью набросили на себя, перед тем как уснуть. А то, так и предстали бы перед сверх современной мамашей, в первозданном виде. Интересно, она точно так же плюхнулась бы на кровать, если бы они были совсем голые? Настя подавила нервный смешок. Поняв, что от Гриши, в данном случае, помощи ждать не следует, она решилась:

– Ангелина Станиславовна, извините, можно Вас попросить э… мы сейчас придем к вам.

Ангелина Станиславовна смерила ее насмешливым взглядом и не двинулась с места.

– А может быть, на выставку какую-нибудь сходим? Насте же это точно интересно. Она же, по роду будущей профессии, близка к искусству, – она одарила лежавших в кровати юных «греховодников» очередной ослепительной улыбкой.

– Ангелина Станиславовна, мне нужно одеться, – сказала Настя и в упор посмотрела на мамашу своего парня.

– О! Боже! Извините! Господи, как я не подумала?! Вот я даю! – изобразив крайнее смущение и чувство вины, захихикала Ангелина Станиславовна.

– Мы сейчас придем, мам, – беззаботно сказал Гриша, вслед выходящей из комнаты матери.

– Гриша! Что это такое?! – страшным шепотом сказала Настя.

– Ты про что?

– Про то! Твоя мать входит без стука, зная, что у тебя ночует девушка! Я чуть от разрыва сердца не умерла, когда она закричала у меня над ухом! А потом, когда она уселась на кровать и мило болтала, я лежала и чувствовала себя шлюхой, и сгорала от стыда.

– Ой, да ладно! – рассмеялся он. – Я тебя уверяю, она просто не подумала. Перестань. Ничего такого…

Он чмокнул маленький, конопатый носик и хлопнул Настю по попке.

– Пошли завтракать.

Настя схватила его за руку.

– Гриш, я серьезно! Если я еще буду здесь оставаться, в чем в данный момент я сильно сомневаюсь, ты должен с ней поговорить. Я не хочу, что бы меня разглядывали лежащей голой под простыней и при этом вели со мной светские беседы. Я намного свободнее себя чувствую одетая.

– Ладно, обещаю, я поговорю. Все будет, как ты хочешь…

– Прекрати, – засмеялась Настя, пытаясь освободиться из его объятий, – а то сейчас мама снова войдет и увидит еще более откровенную картину. Не думаю, что она до такой степени современная.

1996г. Москва

– Я открою, – крикнул Гриша, проталкиваясь среди гостей.

– Еще кто-то должен прийти? – спросила Вика, жена лучшего Гришиного друга Вадика. Настя пожала плечами.

– Вроде бы все уже здесь. – Настя удивленно покосилась в сторону коридора. Может соседи? Пришли жаловаться на шум. Но вроде, время только восемь вечера, да и соседи не сказать, что бы были чересчур нервными или вредными.

– Настя! – радостно крикнул Гриша. – Смотри, кто приехал тебя поздравить!

– Настенька! Поздравляю! – элегантная, как Маргарет Тэтчер, ослепительно улыбаясь имениннице, в комнату вплыла Ангелина Станиславовна.

На мгновение Настя застыла, не в силах сдвинуться с места. Сюрприз!

– Вот черт! – стараясь изобразить на лице ответную улыбку, Настя пошла навстречу нежданной гостье. Вика хмыкнула. Вот так подарочек! Стервозная Гришкина мамаша собственной персоной. Чего, интересно ее принесло сегодня?

– Настенька, поздравляю! – торжественно повторила свекровь, придирчиво оглядывая платье и прическу невестки.

– Мы думали Вы к нам в воскресенье приедете… Гриша сказал, что пригласил Вас… – немного растерянно сказала Настя, все еще стараясь переварить неожиданный приезд свекрови.

– Да, знаю, знаю – сегодня отмечаете с молодежью, Гриша говорил, – еще шире улыбнулась гостья, радостно сообщила гостья, – но я решила, что все-таки поздравлять нужно в сам день рождения. По-моему, так намного правильнее.

Настя кривовато улыбнулась – конечно. Правильнее и быть не может. Такая забота, такая чуткость!

– Миленькое платьице, но цвет тебя бледнит. Вид, как будто болезненный. Никогда не понимала твою любовь к зеленому. Он для ярких женщин, остальных он портит, подчеркивает недостатки, – мимоходом отметила свекровь. Вновь расплывшись в улыбке, Ангелина Станиславовна протянула большой сверток в подарочной упаковке. – Скромный подарок, но, поверь, от всего сердца. Решила подарить, что-то полезное, чего у тебя нет. Скатерть, фартук, прихватки. Всякие мелочи и пустячки для хозяйки. Ты, правда, как-то таким вещам значения не придаешь, а на самом деле для женщины невероятно важно быть женщиной, хорошей хозяйкой, матерью, женой…

– Спасибо! – смерив, свекровь неприязненным взглядом, поблагодарила Настя, испытывая сильное желание дать хорошего пинка под ее чопорный зад и выпроводить из квартиры вместе с полезными подарками.

– Я там привезла еще несколько баночек – сама закрывала, Гриша любит и Вареньке полезно домашнее. Решила их побаловать. А то они же все на консервах да на полуфабрикатах. Вот думаю, все равно еду к вам, так хоть детям нормальной еды отвезу.

– Спасибо, Ангелина Станиславовна, – вежливо улыбнулась Настя, чувствуя, как в душе поднимается что-то темное и недоброе. Свекровь ответила снисходительно-любезной улыбкой, в которой явственно читалось презрение.

– Ты сама-то не закрываешь ничего, Настя. Не хочешь подумать о муже и о ребенке, тебе не до того, ты все больше своими делами занимаешься, – не желая успокаиваться, и решив еще раз пройтись по теме питания и попенять невестке на ее эгоизм, сказала свекровь. – Я и торт привезла. Тоже свой, естественно. Ты же не печешь. Тебе все некогда, как ты говоришь. Хотя, ума не приложу, чем ты так занята? Домом вроде не занимаешься. Ну да ладно. Что это я? Праздник ведь. Ты торт-то порежь и на стол поставь, пусть и гости попробуют. Ты же понимаешь, что домашний-то он и есть домашний…

– Понимаю, Ангелина Станиславовна, – сквозь зубы согласилась Настя, искренне желая свекрови провалиться вместе с ее чудным домашним тортом, заботой, и вечными ехидными замечаниями и нравоучениями. Можно было ограничиться и сотней тысяч этих самых замечаний, и не повторять в сто тысяча первый, тем более в ее день рождения, и при гостях.

Свекровь покровительственно посмотрела на невестку, как на убогое, безрукое существо, на котором к несчастью, исключительно по недоразумению, женился ее сын.

– Ну, каждому свое, как говорится, – вздохнула она. – Кто-то готовит, а у кого-то другие таланты…

Ангелина Станиславовна обвела взглядом комнату, очевидно, в поисках присутствия следов тех самых талантов, которыми природа, сжалившись, все же наградила неумеху-невестку. Взгляд ее, поблуждав, ни на чем не задержался, ясно давая понять, что поиск, как и следовало ожидать, оказался безрезультатным. Увы! Жена сына – случай безнадежный. Природа была жестока, решив обделить невестку буквально всем. Ангелина Станиславовна лучезарно улыбнулась бездарной невестке. Бедняжка! Убогая, безрукая, бесталанная. Настящее недоразумение. Тут свекровь заметила Варю. Девочка сидела на диване с немного осоловелым видом.

– Вот она моя красавица! – вскрикнула Ангелина Станиславовна, бросаясь к внучке, с таким видом, как будто той угрожает страшная и непосредственная опасность. – Пойдем Варенька! Бабуля приехала и сейчас, наконец, тебя уложит, мое солнышко. А то ты устала, вон какая ты сонная, замученная, бледненькая. Дяди и тети шумят. Не дают Вареньке отдыхать. У мамы день рождения и на ребенка никто не обращает внимания. Все забыли про Вареньку!

Настя сердито посмотрела на сюсюкающую с ее дочерью свекровь. Услышав замечание, высказанное, как всегда во всеуслышание, гости, начали смущенно улыбаться, бросать виноватые взгляды, посматривать на часы. Разговоры как-то сразу затихли. Всем было неловко. Голоса сделались приглушенными, присутствующие если и решались, что-то сказать, то делали это чуть ли не шепотом. Ангелина Станиславовна торжествующим взглядом обвела комнату – стоило ей прийти и все сразу встало на свои места, воцарился покой и порядок. Взяв Варю за маленькую ладошку, она потянула ее за собой. Обернувшись к гостям, она крайне любезно сказала: