Читать книгу: «Жизнь Фениксов. Сад земной», страница 3
Глава 6
Алиса, детеныш, удрала в город. Нужно будет с ней поговорить. Она, конечно, давно уже самостоятельная и не пропадет, но взрослых нужно предупреждать. Взрослых… Ее, Катю, нужно предупреждать, всех остальных можно не беспокоить. Что ж, сестре нужно устраивать свою жизнь, что бы это не означало. Она опять где-то.
–… Я долго ждал у двери за
Которой скрылась эта дама
Я шел за нею два часа
По набережным Амстердама
И поцелуи слал вослед…
Таксист, видно, вознамерился взорвать все стереотипы, поэтому слушал литературные беседы на неведомо каком канале, хотя вполне вероятно, что за его плечами маячил филфак университета:
– Я Розамундой называл
Ту что цвела голландской розой
Запоминал как был он ал
Цвет губ ее и шел за грезой
И Розу Мира я искал
–Прекрасная Розамунда волновала и вдохновляла не только Аполлинера. К легенде о фаворитке короля Англии Гериха II Плантагенета Розамунде де Клиффорд и Алиеноре Аквитанской, его супруге и королеве, обращались в своих строках и живописных полотнах многие. Королева Алиенора была поистине выдающейся женщиной: умной, властной и богатой, неизменно участвовавшей вместе с супругом в принятии политических решений, женой двух королей и матерью двух королей, в общей же сложности родившей Генриху восьмерых детей. А Розамунде приписывают незабываемую красоту и кротость. Но любовниц всегда идеализируют, знаете ли. По легенде королева отыскала любовницу мужа, хоть он и скрывал ее в Вудстоке, окруженным лабиринтом, и предложила на выбор: смерть от яда или от кинжала. Розамунда выбрала яд…
– Ну и дура! – Катя произнесла это вслух, и таксист поинтересовался:
– Убрать? В смысле, переключить?
– Вот именно: убрать…! Да нет, оставьте на этой волне…
Надо же, жена она! Она в своем, видите ли, праве! Наплодила ему, как крольчиха. Кровожадная баба. А эта красавица тоже хороша – даже не стала сопротивляться. С ней, Катей, такое бы не прошло: ты бы у меня сама нахлебалась., будь ты хоть трижды королева и четырежды жена. А ведь и правда… Что он там рассказывал о каком-то ядовитом минерале, привезенном ему из Кении приятелем, с озера Магади, что ли? Она тогда заметила Антону, что это довольно-таки странный сувенир: зачем дарить то, что потенциально опасно? Но он был доволен:» В моей коллекции такого еще нет, просто нужно хранить его с соблюдением всех предосторожностей». Минерал этот растворяется в воде. Признаю, я была неправа: этот подарок очень кстати. Мне нужно попасть к Вам на прием, дорогая королева! Я, правда, собиралась послать Вам видео, чтобы Вы убедились воочию: в тот вечер супруг Ваш по Вам вовсе и не скучал, но флэшка с записью бесследно исчезла.
Катя набрала номер знакомой:
– Леночка, привет! Ты слышала, что у Насоновых прибавление в семействе? Я сейчас как раз возле одного модного детского магазинчика. Это настоящий рай для младенцев: здесь есть все, от кружевных чепчиков до кремов для их заскорузлых пяток. Может, сходим поздравить счастливых родителей…?
Экран неожиданно погас. Ольга расстроилась – сын заснул, и она решила посмотреть новости, пока выдались эти несколько минут передышки. Теперь нужно было вызывать мастера. В дверь звонили.
– Добрый день! У вас повреждение на линии, но, думаю – ничего серьезного. Устранить его займет несколько минут.
На приятном светловолосом мужчине была форменная курточка с логотипом.
– Чудеса какие-то..! Все случилось вот только что, я даже позвонить никуда не успела.
– Оперативность – наша визитная карточка, – сказал он. Сын проснулся и настойчиво призывал ее к себе. – Не волнуйтесь, покажите мне, где у вас…
Женщина поспешила к плачущему малышу, а пришедший надел перчатки и достал с полки, где у хозяев хранилась коллекция минералов, контейнер:
– Просто близнецы-братья, родная мать не отличила бы, – удовлетворенно заметил он, разглядывая то, что было внутри. – Теперь давайте меняться местами. Было лихо, стало тихо.
Ольга вернулась в комнату с сыном на руках. Мастер, как и обещал, справился довольно быстро.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Вам спасибо, – сказал он младенцу и подмигнул, словно они были заодно.
Глава 7
Антон Николаевич Насонов смотрел на супругу с первенцем и чувствовал, что ему необходимо измениться. Ольга полулежала среди белых подушек, в сорочке нежно-голубого цвета, бледная, но не поблекшая, склонив голову к сыну, и он почему-то подумал о холодном мартовском утре и радостном ожидании, которое бывает в сердце лишь весной, а ты разумом не можешь понять, как может вызывать в тебе радость то, что происходило на свете уже много раз. Они были чисты, как высокое весеннее небо, и он чувствовал, что не может приблизиться к их новорожденному миру. Отныне с привязанностью к Катерине, с их связью, должно быть покончено, как с любой вредной привычкой. Курением, например. У него хватит на это силы воли, он себя знает. Сын посмотрел на Насонова прекрасными серыми глазами и схватился за его палец.
– Это пока всего лишь рефлексы – он еще слишком мал, – улыбнулась жена.
Ну да, конечно, рассказывайте. Что медицина может знать о связи отца с сыном? Она даже грипп вылечить не в состоянии – до сих пор от него люди умирают. Сын знает, что это отец смотрит на него сейчас. Вон как крепко ухватил – он, Антон, ему нужен. «Я все для тебя сделаю, я всегда буду рядом», – пообещал он сероокому младенцу с удивительно мудрым взглядом.
Катерина вчера приходила к ним домой. Нет, формально, конечно, повод для этого был: она хотела поздравить их с рождением ребенка. Но все же, зачем? Ожидать ли теперь неприятностей? Что он вообще о ней знает? Только то, что она – женщина-удовольствие, женщина-праздник. Он вспомнил, как когда-то его партнер по бизнесу, уже очень к тому времени успешный, сказал ему:» У меня достаточно денег, чтобы не знать, секутся ли у них волосы, есть ли у них родня или еще какие-нибудь проблемы. Меня это просто не интересует. Если она думает, что может прийти ко мне, не оставив свою жизнь за дверью, то я не хочу видеть ее рядом с собой». Катя понимала психологию таких, как он, и принимала правила игры. У нее не было проблем. Все, что он о ней знал, так это то, что она хороша во всех отношениях, и что он мечтает увидеть ее еще раз. Им нужно объясниться, и , как он все же надеется, поставить на этом точку. Насонов припомнил, что у Катерины как раз сегодня день рождения, и автоматически выстроилась связь «день рождения – цветы», но он тут же подумал, что это может дать ей повод надеяться и решил обойтись без них. Она, открыв дверь, вся засветилась от счастья:
– Ты пришел , ты помнишь..!
– Я хотел поговорить. И только.
– Но ты ведь не откажешься от бокала вина? Все же повод есть – мой день рождения…
– Я за рулем.
– Тогда, чаю? Проходи же!
Она легко двигалась, что-то расставляя на столе, и его обдавало таким знакомым и не так давно еще любимым ароматом – он даже не знал, духи это или присущий только ей запах; нагибалась , чтоб достать что-то из нижних ящиков кухонного шкафа, и тогда с ее плеча соскальзывала лямочка красного платья , и была видна совершенной формы грудь с темной бусиной соска, а она не спешила эту своевольную лямочку поправлять. «Какое удивительно красивое существо создала природа» – признал он в который уже раз.
– Присядь, не нужно всего этого. Я не хотел омрачать тебе такой день, но ты приходила в мой дом . Зачем? Я ведь все тебе сказал: мы были вместе, и нам было легко и хорошо, так пусть это время таким в нашей памяти и останется. Останется в прошлом, понимаешь?
– Я хотела увидеть твою жену. Понять, чем она лучше меня.
– Не надо ничего понимать. Она – моя жена, и мать моего сына.
– Не сердись. Мне плохо без тебя. Почему все не может быть, как раньше? Просто будь со мной, и можешь оставаться чьим угодно мужем.
В соседней комнате уже несколько минут звонил телефон, и Катя вышла, чтобы ответить. Антон поменял местами их кружки с чаем: она, хорошо зная его привычки, положила в него три ложечки сахара, а он, пообещав жене, что они вместе теперь будут ограничивать себя в сладком – Оля набрала вес во время беременности – теперь со свойственным ему упрямством держал данное обещание.
Катя вернулась в комнату с пирожными:
– Десерт Павловой, твой любимый.
– День рождения – твой. Значит должно быть все, что любишь ты, а не я.
– Так и есть: я люблю тебя, и ты здесь. Потанцуй со мной. Как той ночью, помнишь?
Он не хотел прикасаться к ней, иначе все, чему он приказал умереть, могло восстать из мертвых и захлестнуть с новой силой.
– Мне пора! Прости.
Когда за ним закрылась дверь, Катя села за стол и закрыла лицо руками. Он все же пришел, пусть даже и говорит, что лишь для того, чтоб расставить все точки над «i». Никаких точек, милый, запомни: это всего лишь многоточие. Она отпила чай и поморщилась – он почему-то был соленым. Выплеснув странный напиток в раковину, она увидела на дне кружки несколько довольно крупных кристалликов. Ей вдруг стало не по себе- она подумала о своем визите в дом Антона и оставленном ею «сюрпризе». Сразу невыносимо разболелась голова. Где-то должны были быть таблетки. Она открывала один ящик за другим, и найдя, наконец, выпила сразу две. Боль не проходила.
Мать уехала поливать грядки, а значит ничто не должно было нарушить идиллию этого вечера. Валентин Петрович устроился на диванчике перед телевизором в надежде найти на каналах что-нибудь, как нельзя более подходящее под пиво с сушеной рыбкой.
–…. приглашаем вас в клуб любителей пастели…– улыбалась ему с экрана симпатичная гражданка.
– Ой, мама дорогая! Смотрите-ка, ну совсем ни стыда у некоторых ни совести! И ведь никто не контролирует, что по ящику людям показывают – клуб любителей постели! Они уже в клубы объединяются, смыкают, так сказать, свои ряды!
Он переключил канал: где-то на просторах саванны львица настигала антилопу.
– О! Вот это по-нашему! Крутой замес! Осознай, кто ты есть в пищевой цепочке!
На следующем шел бесконечный сериал – мать ежедневно по телефону обсуждала с подругой перипетии судьбы главного героя, и казалось, что говорят они о ком-то из близких родственников.
– Ну вот что вы, девки, липнете на него, как мухи на…него! – Валентин Петрович сдул шапку пивной пены. – Как ни посмотрю – он каждый день пьяный, и морду ему опять кто-нибудь да набил! Ничему его, видно, жизнь не учит!
Он снова нажал на кнопку – теперь транслировалось выступление симфонического оркестра, и Валентин Петрович собирался было со свойственной ему прямотой заявить, что нужно быть не иначе как последним идиотом, чтобы платить деньги человеку, размахивающему палкой перед группой занятых делом товарищей, как в образовавшейся паузе услышал грохот в подъезде. Он замер возле входной двери, прислушиваясь, а потом все же решился выглянуть: красивая соседка Катя, обрушив коробки, которые он каждый день на протяжении последних двух месяцев собирался отвезти на дачу, сидела, привалившись к стене.
–Насонов, это Насонов…– сказала она ему и потеряла сознание.
Позже по поводу этого происшествия всех соседей опрашивал полицейский с усталым лицом:
– Можете что-нибудь сообщить? Не заметили, к ней кто-нибудь в последние дни приходил?
– Конечно, могу! Я вам даже совершенно точно могу сказать, чьих это рук дело! Она мне перед тем, как сознания-то лишиться, сама сказала:» Масоны! Масоны!»
Полицейский перестал записывать, и , не поднимая глаз , уточнил:
– Так и сказала – масоны?
– Так и сказала! Масоны это, говорит, масоны!
– Понятно…
Глава 8
У нового мужа матери было двое отпрысков, и сейчас Алиса смотрела на Линду, его дочь от первого брака. Неприязни к ней она не испытывала: Линда не выглядит счастливой, если честно. Она странная: никогда не смотрит тебе в глаза- все время разглядывает что-то на полу. Алиса даже спросила однажды, как у нее со зрением: может, Линда боится споткнуться и поэтому все время смотрит себе под ноги. Говорит тихо, как будто еще немного – и помрет. Одета всегда если не в серое, то в черное, ну или в черное-серое плюс белая рубашка – словно в школу собралась. Может, конечно, у нее есть и другие наряды, но Алиса таких на ней не видела. Вообще она ничего, с ней можно поболтать. Вот сейчас у нее на столе раскрытая тетрадь. Каникулы, а она все равно что-то там записывает. Алиса устроилась в кресле у стола и поинтересовалась:
– Что пишешь?
– Это дневник.
– Сейчас такие ведут? Комп ведь есть.
– Не все должно быть, как у всех. Где-то должна быть и ты сама.
– А что ты в него записываешь? «Встала в 7-00. Позавтракала. Пошла в школу. Отбой в 21-00»?
– Хочешь почитать? Возьми, – Линда протянула ей тетрадь.
«Пообещав объятья,
Мир меня обманул:
Мачехой в черном платье
Он на меня взглянул.
Может, меня зачали
В странный ненастный день:
Капли дождя стучали,
Таяла листьев сень…
Гостья в чужой постели,
Не для нее из роз
В вазе букет,
На фото – чья-то жена,
Выл пес…
Троицы не случилось:
Он, она и любовь.
Жаль, не горели свечи,
Стылой осталась кровь.»
– Ты сама этот стих написала? Ничего такой, интересный. Я стихи – не очень. В них все как-то туманно.
– Мы в их жизни, словно знаки препинания – они запинаются о нас, как о выступающие из земли корни старых деревьев в лесу. Морщатся досадливо, и идут дальше, делая свои жизни, как фразы – более рублеными, короткими, чтобы в них больше не встречалось знаков препинания. Мы им мешаем. Кто-то скажет:» Грех тебе жаловаться: обута-одета – накормлена». Я читала, что у младенцев бывает синдром внезапной смерти – это когда здоровые младенцы почему-то вдруг умирают. Есть предположение, что они чувствуют, что родителям они не нужны.
– Но ты же не умерла тогда? Значит, все было более-менее. Я думала, у тебя есть друг – тот, с вихрами. Ты можешь больше не думать о матери или об отце: у тебя ведь может начаться своя жизнь – ну, любовь там, все такое…Будешь думать об этом.
– Гриша? Он уродец. Сказал друзьям, что такую малахольную, как я, уломает за один вечер. Отец почти по всему дому камеры наблюдения поставил. Они пригодились: я все видела. И слышала тоже. Как ты думаешь, я красивая? Скажи, ты считаешь меня красивой? Вот видишь… Тебе неловко. Это ничего. Я ведь и так знаю. Я знаю, что я некрасивая. Вот волосы у меня – какого цвета?
– Ну, я в цветах не сильно-то разбираюсь…Вроде светлые.
– Они серые, висят уныло, всегда, даже после душа, выглядят так, словно я отродясь не слыхивала, что такое ванна. И грудь у меня, как у мальчишки. Мать говорит: »Родишь – все появится». Как ей объяснить, что я скорее всего буду размножаться почкованием? Губы узкие, ресницы белесые, глаза рыбьи. Я страшная, да еще и страшно скучная. Еще и имя это. Как будто мне его специально дали, чтобы подчеркнуть мое ему несоответствие. У меня нет друзей. Мне нравятся »Рассказы сновидца» Лорда Дансейни. Еще я считаю, что взрослые убивают этот мир, но все их почему-то должны слушаться. Я бледная поганка и не вписываюсь во всеобщее веселье. Зачем они меня такую родили?
– Да нормальная ты, просто одеваешься, как сектантка.
– Это такой стиль: простые линии, безыскусность, чистые естественные цвета – от внутреннего содержания ничто не должно отвлекать. Почему никто не хочет увидеть человека таким, какой он есть на самом деле? Одни о себе лгут, а другие предпочитают видеть ложь.
– Чтоб тебя понять, нужно сначала университет закончить…
– Окончить.
– Ну да, я это и хотела сказать. Ты попробуй волосы перекрасить. Ну, косметику там использовать. Пусть сначала на это кто-тот поведется, а потом ты ему уже свой богатый внутренний мир предъявишь.
– Ты забавная. Но я и правда решила изменить цвет волос. У меня через час запись к парикмахеру. Хочешь пойти со мной? Если нет, оставайся у нас. Дом в твоем распоряжении. Холодильник полный.
Линда ушла, а Алиса пошла бродить по дому. Теперь здесь проходит жизнь ее матери. Она зашла в спальню: все чисто, постельное белье тоже сменили – наволочка на ее подушке свежая, ничто здесь не хранит мамин запах… Алиса немного полежала на ее стороне кровати. Она была уверена, что именно здесь спит мама – на прикроватной тумбочке оставлен кожаный браслет – его сделала для нее Катя.
Она обошла кровать, выдвинула ящик из тумбочки отчима. Журнальчики, журнальчики, журнальчики. Из одного выпала фотография: мать в ванне, вся мокрая, с бутылкой шампанского в руке, лицо расплылось в глупой улыбке. Впервые Алиса подумала, что мать может быть некрасивой: » Пьяная просто, может, поэтому». На страницах журнала изгибались – нагибались – прогибались блондинки, брюнетки и рыженькие, девушки разных мастей и на любой вкус в кожаных трусиках, шортиках и даже без оных, шеи многих из них обхватывали кожаные ошейники. «Про собак и собачьи игры», – зло подумала Алиса. Ей вдруг стало неприятно, что фотография матери лежала между таких страниц. Она принялась рвать плотную бумагу снимка:» Ее надо сжечь – для очищения!» Спички у нее были всегда с собой. Вскоре горсть фрагментов фотографии опустилась на дно высокой напольной вазы, стоявшей в зале по соседству с журнальным столиком. Отец Линды любил преподносить гостям, что ваза эта – времен какой-то там династии каких-то там китайцев, хотя на самом деле она была обычной подделкой, и даже не самой лучшей. Алиса расположилась с журналом на столике, намереваясь вырвать из него пару страниц – чтоб лучше горело. Она разглядывала лица девушек, выбирая, кого из них предать «очистительному огню». В дверь позвонили. Алиса узнала посетителя: это вихрастый Гриша переминался сейчас с ноги на ногу за дверью и крутил, как сова, головой.
– Проходи. Линды нет, но она скоро вернется, можешь подождать. Я на кухню. Есть будешь?
– Спасибо, я сыт, – он прошел в зал. Алиса прикрыла за ним дверь в комнату, и приникла к оставленной щели: Гриша принялся разглядывать раскрытый журнал. Она включила камеру телефона. Оглянувшись на дверь, юный сластолюбец расстегнул ширинку, и скоро «управившись», опростался в вазу. «Придурок! Теперь точно не загорится! – подумала Алиса. – Ладно, приятного всем просмотра!»
Гриша Пеночкин проснулся от звука пришедшего ему сообщения: »Дарова, осквернитель антиквариата! Что, новых сил набираешься? Понимаю… Слушай, а тебе доверху ее – слабо?» К этому бреду прилагалось видео. Гриша не знал, что проснулся знаменитым.
Глава 9
Алиса смотрела на апельсины, решая: мыть или не мыть? Почему людям в больницу всегда приносят апельсины? Может, потому что они такие яркие и жизнерадостные, и чем-то напоминают солнце? Катя сейчас лежит в больнице. Наверное, апельсины лучше помыть, чтоб уберечь ее от лишних микробов, хотя, с другой стороны, ее все равно там лечат, а значит, в любом случае спасут.
Катя выглядела бледной и измученной. У нее приключилась болезнь с красивым названием кардиошок, и когда она пришла в себя, врачи интересовались, не принимала ли она таблетки от давления. Катя раздражалась – она совершенно здорова! – и настаивала, чтоб этим занялась полиция. Теперь-то она уже успокоилась, и хочет лишь одного – как можно быстрее оказаться дома. Увидев апельсины, тетя погладила Алису по щеке:
– Зачем? Кушай сама. Ты ведь у меня молодец? Хозяйничаешь дома? Мы в этой больнице чуть ли не всем дачным поселком оказались. Я встретила здесь маму Пети. Помнишь, мальчик из дома, который от нашего третий по счету? Когда он с бабушкой на даче, мама каждый день звонит ему перед сном – пожелать спокойной ночи. И в тот вечер тоже позвонила, а трубку взял какой-то незнакомец, и сразу же отключил телефон. Она, конечно, решила, что с мальчиком что-то случилось, и ей стало плохо с сердцем – оно у нее слабое, оказывается. Слава Богу, с Петей все хорошо – просто какое-то недоразумение.
– …Я сейчас уже ухожу, не хочу с ней встречаться! Как ей только не стыдно смотреть нам в глаза!– на кровати у окна девушка, пришедшая навестить свою тетушку, по всем приметам достигла уже верхней точки кипения.
– Да почему же ей должно быть стыдно, Мариночка? Чего им с твоим папой стыдиться? Вы с братом лучше бы поддержали их – шутка ли, в таком возрасте ребеночка рожать…
– Зачем он нужен, ребенок этот?
– Почему же ты так говоришь –«зачем»? Он ведь не вещь какая-нибудь, человек новый родится!
– Да позор! Старые уже идиоты, и туда же…! А кто теперь с нашей Юлечкой будет сидеть? Я, говорит, не смогу теперь с внучкой водиться – у меня с малышом хлопоты начнутся. А о нас они подумали, эгоисты несчастные!
– Ну не сердись ты так. Папа ваш вон какой счастливый. Ире цветы каждый день приносит, как мальчишка. Даже светится весь.
– Нет, как представлю, что ребенок этот будет младше моей дочери…Все, пойду я. Мать сейчас придет – написала, что уже приехала.
Еще один никому не нужный ребенок, скоро уже будет не протолкнуться. Что его ждет? Он еще не родился, а родные брат с сестрой его уже ненавидят. Женщине -то хоть этой, Ирине, или как ее там, он нужен? Сколько ей будет, когда ему будет восемнадцать? Дай Бог, чтоб дожила. А будет ей тогда, похоже, лет шестьдесят – это ведь ужас уже сколько. Хотя, в одной передаче ветеринар, что про котов рассказывал, сказал: «при хорошем уходе живут гораздо дольше». Вот и она при хорошем уходе может дольше протянет, Ирина эта. Линда вывела, что дети – знаки запинания, мешаются всем под ногами. Аня-Морячок расстроилась, узнав, что у нее будет ребенок – он ей все планы спутал. Маша живет с бабушкой – вот где, спрашивается, ее мать? С Севой приехала бабушка, а не мать или отец, хоть Маша и оправдывает их, мол, на лечение Севы нужны деньги, и его родители бояться потерять работу. Но кто знает, правда это или нет? Взрослые всегда лгут, всегда изворачиваются. Говорят: »Так надо! Так лучше!» Кому надо? Кому лучше? Да им же и надо, им же и лучше. Пацан, ты родишься, и у всех начнутся проблемы, Оставайся лучше там, где и был!
Катя что-то читала в телефоне и улыбалась. Родственница Ирины разбирала гостинцы. На соседней тумбочке стояла бутылка с массажным маслом: на пестром полу его будет совсем не видно. Алиса открыла крышку. Беременные – они такие неповоротливые, похожи чем-то на баржи… И наклонила бутылку.
Ирина Николаевна Ткачева шла сейчас проведать сестру в больнице. Шла она медленно, осторожно ступая, и разговаривала с сыном:» Нам еще с тобой две неделечки продержаться, сыночек, еще совсем чуть-чуть. Мы будем молодцами. Да, сыночек? Все будем делать потихонечку, и так – топ-топ – две недели и закончатся. Я тебя люблю, маленький. А знаешь, как папа тебя любит? Ты мой хороший!» Она, мама этого животика, старородящая. Что ж, с этим не поспоришь. Сидела, оглушенная новостью, в кабинете врача, а у той в глазах вопрос: «Что делать будете?» Конечно, никто и подумать не мог, что так еще может получиться: она была уверена, что пришла уже ее осень. Заметила, что полнеет и стала меньше есть, хотела попробовать даже новую диету, но появилась тошнота, а с ней и тяжелые мысли: »Что-то со мной не так, что-то со мной плохое». И вот, пожалуйста, врач успокоила: »Вы здоровы, просто беременны» В ее-то годы! Дети встретили эту новость «в штыки». Ничего, привыкнут… Палата сестры была в самом конце больничного коридора.
– Простите, ради Бога! Вы мне не подскажете? – мужчина держал в руках какие-то бумаги и был явно взволнован.
– Конечно, если смогу.
– Забрал сейчас анализы жены и немного волнуюсь. Вернее, волнуюсь я очень даже сильно: вдруг с ней что-то не так? Вы разбираетесь в этих медицинских показателях?
– Немного, – за последние месяцы беременности Ирина стала разбираться в них не хуже врачей. Она углубилась в протянутые незнакомцем бланки.
– Нет, ну вы посмотрите только! Поналивали и пошли! – у входа палаты, расположенной в конце коридора, негодовала санитарка. – Это же масло! Мне же теперь возиться с ним сколько! Не заходите пока в палату! Женщина, вам говорю! Стойте здесь, пока не уберу.
– Вы знаете, у вашей жены все очень даже неплохо.
– Значит, считаете что хорошие анализы? Не о чем беспокоиться?
– Не о чем, все показатели в норме.
– Большое Вам спасибо, а то я уже извелся весь.
Ирина помедлила, а потом решила расположиться на уютном диванчике возле окна: в палате, где лежала сестра, все еще убиралась санитарка. Ярослав незаметно вернул бланки с чьими-то анализами на пост медсестре и зашагал к выходу из отделения.
Из бара в доме Линды Алиса прихватила бутылку спиртного красивого голубого цвета. Она открыла пробку, и сразу запахло елкой. Несколько раз Алиса видела, как Катя смешивала коктейли – к этому голубому она добавляла тоник. Оставалось только сходить за ним в магазин, и party начнет набирать обороты! Уже было выпито несколько коктейлей, когда раздался телефонный звонок. Мать.
– Аллоу-оу-оу! Мутер? Ха-ха-ха! Мутер, привет! А это я! Ха-ха-ха! Как ваши собачьи игры…? Уоу-у-у! Уоу-у-у! – она принялась подвывать. – Фу! Брось! Фу! Как жизнь? Больше не спотыкаешься?
– Алиса, у тебя хорошее настроение? Как у вас дела? А где Катя?
– А Катя где-то, где кончается лето…! Ха-ха-ха…! Я что ли тоже теперь стихоплетша…? Стихоплетка…Нет, стихоплетница…! Да мутер, все нормально…! Ну чего ты?
– Ну и прекрасно. Я позже Кате перезвоню. Или нет, пусть она меня сама наберет! – мать повесила трубку.
– И это все? – Алиса зашвырнула телефон в дальний угол комнаты.– Да и ладно! I love you, baby! Всем еще голубого с тоником!
Она намешала коктейль. Потом вспомнила, что в холодильнике Катя держит бутылку водки:
–А если и это туда же? – и плеснула в него еще и водки. Достала из Катиного шкафа малинового цвета боа и обвила его вокруг шеи:
– Хо-ро-ша!– крикнула она своему отражению в зеркале и направилась к распахнутому окну.» Почему некоторые так боятся высоты?» – Алиса взобралась на подоконник и вытянула ноги, потом прихлебнула из бокала еще. – Странные! Чего здесь…»
Во дворе истошно закричала какая-то женщина.
Яркая брюнетка в довольно откровенном наряде догоняла своего спутника – он спустился в холл раньше, оставив ее прихорашиваться перед зеркалом. Они почти поравнялись, когда она неожиданно распласталась на мраморных плитах этого дорогого отеля. Многочисленные его обитатели, чье внимание привлекло это небольшое происшествие, теперь старательно отводили глаза.
– А как шла! – удовлетворенно заметила одна из дам.
Спутник помог ей подняться.
– Что с тобой?
– Ровным счетом ничего! Просто поскользнулась…
Они вошли в двери ресторана, и тут этот странный конфуз случился с ней снова. Теперь она лежала на глазах у всей собравшейся отужинать публики.
– Надо же, вся испадалась! – не преминула отметить это та же дама.
– Может, тебе уже хватит на сегодня коктейлей? – раздраженно спросил спутник.
– Я сегодня ни одного еще не выпила! – брюнетка почти рыдала.
– Держись за мою руку и иди медленно, – прошипел он.
Сидя за столиком и пытаясь сосредоточиться на строчках принесенного официантом меню, она вдруг вспомнила недавние слова дочери:» Как жизнь? Больше не спотыкаешься?», и ей почему-то стало не по себе.
В школе все еще шел ремонт. Интересно, успеют они к первому сентября? Час назад она могла спокойно уйти домой, могла вообще сегодня здесь не появляться: отметку о прохождении летней практики ей все равно бы поставили, но Линде нравилось бывать в кабинете биологии. Она полила цветы. Может быть, Вилена Иосифовна права, и ей стоит готовить себя к поступлению на биофак университета? Животные лучше людей: они не убивают друг друга из зависти, ревности или наживы. По сравнению с человеком они чисты.» Когда изучаешь жизнь животных, не остается никаких сомнений, что все вокруг – это гениальное Творение Божественного разума. Хотя подобное заключение ты можешь услышать и от того, кто занимается, к примеру, математикой: любые процессы могут быть описаны формулами. Все вокруг – грандиозный удивительный замысел, и это не может не восхищать.» Она вспомнила, как учительница рассказывала о рыбках, откладывающих икру каким-то умопомрачительным способом: на листьях растений, склоняющихся над водой. Рыбка-мама выпрыгивает из воды и касается брюхом поверхности листа, оставляя, таким образом, на нем икринки, после чего уплывает восвояси, облегченно вздохнув и в прекрасном, очевидно, настроении, потому как теперь за детьми должен присматривать рыбий отец. Чем он потом и занимается вплоть до момента появления из икринок мальков. Это же просто уму непостижимо. Линда улыбнулась. Она сполоснула руки под краном раковины, установленной прямо в кабинете, и с удовольствием посмотрела на свое отражение в висевшем над раковиной зеркале: теперь ее волосы были возмутительно рыжего цвета. «Как у клоунессы,» – наверняка сказала бы мать. Линда захлопнула за собой дверь, и сработала защелка. По длинному школьному коридору ей навстречу шли четверо: один из этой четверки был головной болью не только учителей, но теперь уже и полиции, его боялись, трое остальных таскались за ним, как стая шакалов. Больше на этаже никого не было.
