Увидеть весь мир в крупице песка…

Опять накрапывает дождь. Ветер все-таки должен утихнуть.

Северный ветер успокоил море. Сейчас лишь мелкая сизая рябь на его поверхности.

19 час 20 мин. Как будто темнеет, хотя до сумерек далеко. Спасский выиграл у Фишера 1:0 (браво!). Я разыграл партию сам с собой. Получился интересный исход.

…Кажется, всё затихло, лишь редкие капли стучат по крыше вагончика. Завтра пятница, что принесёт она? Снова подул ветер, но это, по-моему, последние потуги. Да, прочёл «Актрису» братьев де Гонкур.

15.07.1972г

Неожиданно вспомнил, что много лет назад я уже был на северном побережье только не Капчагая (тогда ещё не было водохранилища), а реки Или. И было это значительно выше по течению реки. Вот что вспомнилось мне:

…Лунная, по-осеннему прохладная ночь. Правобережье реки Или. Гигантской тенью нависают над лагерем буровиков Чулакские горы, а по ту сторону реки мерцают огни редких селений, раскиданных на широкой прибрежной равнине. Впереди, в двадцати километрах, знаменитые «поющие пески». Побывать бы там… Но сейчас не до экзотики. На буровой авария. Вторые сутки не смолкает рокот бурового агрегата. Вся бригада, за исключением поварихи, собралась у скважины. В напяжённом молчании следят, как ликвидируют аварию. Скважина ответственная. Она должна вскрыть лечебные воды, аналогичные «аяк-калканским». На вахте два человека. Который уже раз они спускают снаряд в скважину с надеждой зацепить «оставленную» на забое колонну штанг. Надо спешить: стенки скважины того и гляди обрушатся и завалят оставшуюся на забое колонну. Тогда всё, что было сделано бригадой за месяц, пойдёт насмарку. Несмотря на операции, требующие большого физического напряжения, худощавый на вид паренёк, подтянутый солдатским ремнём, виртуозно справляется с обязанностями помбура. Он словно подстёгивает стоящего за рычагами бурильщика, своими действиями опережая цикл работ.

– Кто это?– спросил наблюдавший за ходом операций начальник партии Дмитрий Николаевич Гуков у стоящего рядом старшего мастера.

– Владимир Москалёв. Отслужил армию. В отряде выполняет обязанности радиста и помбура.

– Скажи ему, чтобы не спешил. Этак недолго и до греха – зашибёт себя штангой.

Опытный мастер Алексей Григорьевич Саблин, как показалось мне тогда, оценивающе взглянул на паренька и со свойственным ему спокойствием уверенно сказал:

– Не стоит. Москаль всегда так работает.

Свидетелем этой сценки мне довелось быть тринадцать лет назад, в самом начале трудовой биографии человека, который ступил на путь геологического поиска. Поиска, сопряжённого с постоянными неожиданностями, различного рода трудностями, бесконечными разлуками с близкими и радостями первопроходца.

Владимир Москалёв сейчас работает в Алма-Атинской гидрогеологической экспедиции. Он руководит буровой бригадой, которая перевыполняет планы и давно уже является победителем соцсоревнования.

… Я решил съездить к ним на буровую, познакомиться с ребятами, изучить их опыт и написать статью в газету.

…Статья о буровой бригаде Владимира Москалёва «Опережая время» была опубликована в ноябрьском номере газеты «Вечерняя Алма-Ата».

15августа 1972 года.

Мы снова на Каратале. Снова среди раскидистых прибрежных деревьев, которые называются вётлами. На широкой поляне разбросаны наши палатки, почти у каждого индивида – своя. С годами их накопилось достаточно – главное вовремя списывать и бережно относиться к полевому имуществу, тогда будешь жить не стеснённо и по-походному – роскошно. По крайней мере, в таком прекрасном месте, как здесь. Это не то, что выкидной лагерь, где нам чаще всего приходится обитать. Но мы всегда намечаем, хотя бы одну точку, где можно за сезон прийти в себя и привести в должное состояние полевые документы, чтобы представить их перед комиссией для защиты очередного этапа работы.

На участке Ушколь, где в своё время мы открыли молибдено-висмутовое рудопроявление, которое подтвердилось разведочной скважиной, в этом году мы проводим специфические работы. По определённой схеме отбираем, помимо проб грунта, в специальные мешочки стебли белоземельной полыни, которая доминирует на участке, чтобы после лабораторных анализов установить параллельную закономерность распространения микроэлементов в растениях и грунте. Такое научное исследование зародилось в голове Виктора Васильевича Дурнева – нашего нынешнего начальника партии. До этого, после нашумевшего ЧП, когда утонул Володя Попазов, а Манькова отстранили от должности, начальником Геохимической партии был назначен Эдуард Капитонович Ким. Он-то, хотя и перешёл год назад в Алма-Атинскую экспедицию, помог выбить благодаря связям в министерстве дополнительные ассигнования на эту научно-практическую тему. Таким образом, мы вновь оказались на Каратале…

На этот раз дежурным по лагерю был я. Остальные уехали с отчётом и за зарплатой в Алма-Ату. Мне дежурство не в тягость. Я с удовольствием пишу свой походный дневник и читаю литературу.

В этом году поварихой у нас числится рыбачка тётя Шура, она работает по совместительству. Через небольшую песчаную гряду от нашей поляны в палатке разместился рыбак Василий Тимофеевич Шишкин. У него-то и была помощницей тётя Шура по фамилии Кугеля, они оба летом по договору с местными властями занимаются промыслом рыбы. Дружба и сотрудничество наше с ними возникло хотя и стихийно, но закономерно, так как стоянки наши оказались рядом.

Теперь они питаются вместе с нами, хотя трудно определить, кто у кого на довольствии. Ведь мы с удовольствием едим рыбу, которую они нам выделяют. Тётя Шура оформлена у нас официально и даже живёт в отдельной палатке. А Василий Тимофеевич Шишкин каждый раз перед нашим отъездом в Алма-Ату с гордым достоинством вознаграждает нас маринкой, судаком и лещом. «А это тебе, начальник, – говорит он, протягивая самую крупную рыбину нашему баскарме. И добовляет: – Остальное распределяйте сами». А мы за это завозим часть улова к нему домой в Уштобе. В общем, отношения наши взаимовыгодны и доброжелательны.

Сейчас я полулежу на раскладушке с книгой в руках, тётя Шура суетится возле походной печки, а Шишкин отдыхает у себя в палатке – в жаркий полдень рыбалка бесполезна.

Где-то в кустах поют соловьи и покрикивают фазаны. То и дело залетают в дупло красавцы удоды, а когда я однажды прикрыл дупло, чтобы взять в руки пленника, то почувствовал такой запах, что внешняя привлекательность этой хохлатой птицы тотчас утратила заманчивую прелесть…

К вечеру, когда дело пошло к закату Светила, тётя Шура незаметненько прошмыгнула в лагерь Василия Тимофеевича, которого поутру, когда он появлялся из-за бархана на завтрак, неловко волоча нездоровую ногу, называла не иначе, как «Шишечкин».

После обеда следующего дня приехали наши из Алма-Аты, и не одни, а с друзьями – тоже гидрогеологами с Алма-атинской экспедиции. Дорога была длинной, и все, кроме водителя Ивана Филипповича, были навеселе. Уазик наш прекрасно оборудован. В кузове можно стоять, сидеть или просто лежать на кошме, безмятежно отдыхая. Долгое время мы мотались по полям в открытой машине, жарясь на солнце, обдуваемые встречным ветром и орошаемые дождевой непогодой, пока не появился в нашей партии старший геолог Николай Георгиевич Болгов. Он-то и соорудил великолепную будку с задвижной задней дверью и окном спереди. Когда дверь закрывалась, то встречного ветра не чувствовалось – зато воздушная подушка сохраняла свежий воздух, и в кузове было комфортно.

Приезд гостей был связан с успешной защитой отчёта по поискам минеральных вод в пределах северных склонов Заилийского Алатау. Автором отчёта был Вячеслав Пемуров, а одним из главных рецензентов – наш баскарма Виктор Дурнев.

Странным было то, что виновник торжества почти вывалился из кузова, цепко держа огромную охапку книг, это были учебники, которые на следующий день обнаруживались по всей территории лагеря. Дело в том, что Слава Пемуров всё ещё был студентом пятого курса института, хотя после окончания Новочеркасского геологоразведочного техникума давно уже был классным специалистом, числился начальником отряда, но когда-то допустил оплошность и поступил в ВЗПИ, который находился в Москве. А туда из-за постоянной занятости на работе было не просто вырваться. Если бы он сразу поступил или перевёлся в Казахский горно-металлургический институт, то давно завершилось бы его образование, а так, всё затянулось, и он оставался вечным студентом. Очевидно, в этот раз он рассчитывал серьёзно заняться освоением учебников, но, как оказалось, не совсем кстати.

Веселье началось на берегу реки у костра перед началом вечерней зари.

На отдых приехали друзья-коллеги в основном бывшие однокурсники. Анатолий Зубашев и Эдуард Ким учились в одной группе, Василий Малахов окончил институт годом раньше. А хозяин положения Виктор Дурнев успел поучиться и с Малаховым, и с ними, так как был отчислен на год за недостойное поведение – влепил пощечину старосте, который был намного старше его и не согласился на мировую. Игорь Кочергин хотя и учился в Харьковском университете, но производственная деятельность его начиналась здесь в Казахстане. В конце пятидесятых годов со всего Союза были направлены в республику специалисты-геологи. Вся территория была охвачена геологическими работами. И занимались этим молодые романтики, увлечённые любимым делом.

Теперь это были уже опытные специалисты-гидрогеологи, за плечами у которых более десяти лет работы. Сейчас они сидели у костра на берегу реки Каратал на 73-ем километре за походным столом и ели уху, приготовленную рыбачкой тётей Шурой, фамилия которой была Кугеля, а сама она каким-то чудом попала сюда из Прибалтики.

Друзья с удовольствием ели уху и щедро разбавляли её в своих желудках алкоголем.

Потом решили окунуться в Каратале. После купания стали разбредаться по поляне. Задержался на реке только Зубашев. Он пытался в воде встать на ноги, но тут же падал и начинал барахтаться. Хорошо, что это происходило недалеко от берега, и Игорь Кочергин оказался рядом. Недолго думая, он взвалил Толяна на плечо и вынес на сушу. Зубашев посинел и заметно трясся. У костра его привели в чувство глотком водки и горячим чаем. Трапеза продолжилась.

…С рассветом я умылся у реки, оделся, нырнул под марлевый полог с блокнотом, чтобы до завтрака записать вчерашние впечатления.

Все, кроме поварихи, ещё спали. Так думалось мне. Но в стороне замаячила фигура Толяна Зубашева. Он брёл от дерева к дереву с палкой в руке и разгребал траву. Завидев меня приблизился.

– Тут я вчера кое-что припрятал, вот ищу, – промолвил он, – но кроме Славкиных учебников, а они под каждым кустом, как грибы у лесной поляны, ничего не нахожу.

– Знаю я, что ты ищешь, – ответил я. – Пить надо меньше

– Пить можно, конечно, и меньше, но и больше тоже. Для того мы и прибыли сюда. Удивляюсь я тебе, Юра, как ты можешь так скучно жить. Ведь ты филолог, и должен знать пословицу «in vino veritas» – истина в вине. Древние лучше тебя знали, что делать и что говорить.

– Древние, конечно, знали, что говорить, а я знаю, где лежит то, что ты ищешь.

– Не может быть? – изумился Толян. – Юра, ты что, следил за мной? Я ведь сюрприз хотел сделать мужикам. Но если ты нашёл, то это будет лучшим сюрпризом уже и для меня!

– Как же я мог не найти, если бутылки оказались в моей палатке под днищем, да ещё у самого входа.

– Ну, Юрась, впервые не сожалею, что ты трезвенник.

И обрадованный Анатолий Иванович пошёл по палаткам сообщать благую весть. А я погрузился в воспоминания о недобром событии, которое случилось с ним когда-то.

…После окончания института Анатолий Зубашев и Эдуард Ким вначале карьеры оба попали на гидрогеологическую съёмку в Джунгарию, где в горах проводились работы верхом на лошадях. Однажды, поднимаясь по склону, случилось так, что лошадь, пытаясь удержаться на крутом косогоре, случайно ударила подкованным копытом Анатолия в лицо. Хорошо, что маршрут Эдуарда Кима проходил параллельно, и тот стал свидетелем ужасного происшествия. С невероятным трудом он со слезами на глазах, спасая товарища, препроводил его до лагеря. Там в срочном порядке пришлось вызвать вертолёт и отправить друга в военный госпиталь, а затем и в специальную клинику для лечения костно-лицевой травмы. В конце концов, на его лице была вставлена у левой глазницы пластинка, заменившая верхнюю часть левой скулы. Операция прошла успешно, к тому же была сделана изящно, без заметных следов, и к счастью, зрение не пострадало. Только зимой, когда погода морозная, верхняя часть левой скулы Зубашева резко бледнеет, выделяясь на лице. Так произошло крещение на производственном поприще двух товарищей, один из которых пострадал физически, а другой подвергся испытанию дружбой.

Вскоре их дороги на время разошлись. Анатолий Иванович продолжал работы по съёмке более крупного масштаба на юге Казахстана, а Эдуард Капитонович был направлен на полуостров Мангышлак, изучать и разведывать подземные воды песчаных массивов. После возвращения оттуда, шесть лет руководил нашей Геохимической партией. А сейчас они снова работают в одной экспедиции и даже порой на одном объекте, проводя исследования и подсчёт запасов подземных вод на разных месторождениях в предгорьях Заилийского Алатау.

Эдуард Капитонович не думал заниматься гидрогеохимией. Работая на полуострове, он с головой ушёл в проблему поисков подземных вод, необходимых для развития перспективного Мангышлак-Устюртского нефтегазоносного района. Здесь-то и проявил он себя в полной мере, углублённо вникая в процесс изучения условий формирования и распространения пресных подземных вод песчаных массивов в засушливых пустынных условиях. Особенно поразительным оказалось то, что внутри песков образовывались линзы пресной влаги, залегающей непосредственно на солёных подземных водах. Да ещё в таких количествах, что можно было поднимать на поверхность и использовать в хозяйственно-питьевых нуждах. Исследованием и подсчётом запасов пресных вод песчаных массивов Баскудук, Саускан, Тюесу, Сам и Мыс Песчаный и занимался Эдуард Капитонович в течение пяти лет, а вернувшись в столицу, намеревался продолжить работу по поискам месторождений подземных вод уже в иных условиях, параллельно трудясь над диссертацией по наработанным на Мангышлаке материалам. Но его определили в Геохимическую партию, где в тот момент произошло нашумевшее ЧП.

Самым профессионально толковым работником в партии тогда был, безусловно, Виктор Васильевич Дурнев, но он сам был косвенно замешан в инциденте, поэтому о его назначении на должность начальника тогда и думать было нельзя.

…А сейчас Виктор Васильевич Дурнев хлебосольно угощал коллег-товарищей за походным столом, сидя в трусах на пеньке во главе стола, обутый в кирзовые сапоги и в накинутой на голый торс энцефалитке, он уже произнёс тост в честь Вячеслава Владимировича Пемурова. До этого Игорь Кочергин и шофёр Иван Филиппович, по прозвищу «Никрол», «сгоняли» в Тюгульбай за «керосином», и в результате на двух сдвинутых раскладных столах выстроились в ряд бутылки – «огнетушители» портвейна «три семёрки», так как водки в магазине не оказалось, ещё не подвезли.

Шофёр Иван Филиппович вместо звука «Г» говорил «К», и когда произнёс фразу: «для смазки трансмиссии нужен ниКрол» вместо ниГрол, это было замечено, и с тех пор его стали звать «НИКРОЛОМ» (разумеется, только между собой, сам он об этом не знал).

Дурнев, держа в руке алюминиевую кружку, наполненную портвейном, очень хорошо отозвался об отчёте Пемурова. Он даже оценку по своей части в рецензии поставил «отлично», к тому же в отчёт входили минеральные источники, изучением которых до образования Геохимической партии он занимался сам, и даже задавал скважины при разведке подземных минеральных вод. Об этом он говорил сейчас за столом своим редким внушительным басом. Похвала растрогала Пемурова, но он, как всегда, был серьёзен. В этом плане, Вячеслав меня поражал: трудно было представить, чтобы он когда-либо залихватски вдруг засмеялся. А уж если разговор заходил на моральные темы, то он возбуждался и становился ещё серьёзней.

Однажды я наблюдал его беседу с поварихой Аней, которая попала к нам в отряд после того, как сбежала от мужа. Это было в Тургеньском ущелье, тогда мы устроили пикник в честь окончания полевого сезона, и друзья из Алма-Атинской экспедиции приехали к нам в лагерь. В большой палатке у поварихи горел яркий свет. Они сидели друг от друга на расстоянии, и Слава громко изливал свою душу, резко жестикулируя руками. Особенно выделялся звук эР, который был пронзителен, как звук пилы «Дружба» в безлюдном лесу. У Ани тоже горели возбуждённо глаза. Пемуров в чём-то обвинял свою домашнюю половинку, а Аня своего «сайгака», от которого с дочкой сбежала из соседнего города. Наверно, логично было бы в тот вечер им пожалеть друг друга и оказаться во взаимных объятьях. Но этого не произошло. Всё было предельно серьёзно.

…Вокруг трапезного стола собрались все, кто был в лагере. Тётя Шура Кугеля выставила на покрытый клеёнкой стол в большой сковороде жареную рыбу: маринку, судака и сазана. Маринка жарилась по-особому, чтобы не чувствовалось костей, бока её были мелко прошинкованы, но не достаточно глубоко, чтобы сохранилась целостность. Сазан и сам по себе был менее костист, а судак тем более. Шишкин преподнёс и вяленую рыбу. Вход пошла и брага – на любителя. Она созрела во фляге за время, пока начальство находилось в Алма-Ате.

Рыбак Василий Тимофеевич Шишкин не был горьким пьяницей, выпивал не часто и понемногу. Сейчас он раскраснелся и явно не собирался заплывать на рыбалку.

Эдуард Капитонович, воспользовашись случаем, испросил разрешения на то, чтобы Шишкин позволил нам сделать один заплыв. Тот не возражал. И пока все «отдыхали» за столом, мы с ним поплыли. Эдик грёб вёслами, а я закидывал сеть. И надо было так случиться, что то, о чём мы всё лето мечтали – произошло. Когда я тянул сеть, вытаскивая её с попавшими в плен маринкой и сазаном, вдруг почувствовал тяжесть и даже привстал, думая, что сеть зацепилась. Тут Эдуард Капитонович, неожиданно оставив вёсла, пришёл мне на помощь. В этот момент показалась большая рыбья голова, мы хорошо напряглись и вытащили каратальское чудо – большого осетра. А когда мы затащили рыбину в лодку, и я всем телом навалился на неё, Капитоныч от радости стал колотить меня по спине.

Надо же, мы поймали осетра, о чём мечтали. В нашем ассортименте теперь был весь комплекс рыб, обитающих в Каратале: маринка, судак, сазан, лещ, озёрный карась и осётр.Ура! Мы ликовали. А когда вышли на берег и он предстал пред взором гостей, радости не было конца. Снова поехали в Тюгульбай и на этот раз привезли напитка покрепче, чем портвейн.

Осетра замерили – 1 метр и 20 сантиметров. Тотчас сфотографировались с ним. Баскарма держал рыбу за жабры, приподняв над землёй, а мы с довольными улыбками располагались по бокам.

Теперь было чем серьёзно заняться. Голову и хвост пустили на уху. А фелейную часть порубили большими кусками и засолили крупной солью в целофановом мешке. Пир продолжался. Правда, Шишкина рядом не было – он отдыхал, «спя» у себя в палатке за барханом. И нашего ликования не видел.

…Виктор Васильевич Дурнев – безусловно яркая личность. Он был бы таковым даже и по тому, что обладал редким басом, на который не обратить внимание невозможно, не говоря уже о том, что был большим выдумщиком и наделён незаурядным умом. К тому же умел заразить своими причудами окружающих. С ним было интересно. Особенно нравился он студентам практикантам. Разве могли, например, они допустить, что с этим крупным, солидным, в представительных очках специалистом, можно запросто подъехать к бахчам и «натырить» арбузов? Или проделать ещё какую-нибудь озорную штуку. А когда он был сам студентом, то подбил однажды пирующих с ним сокурсников ночью катать по территории общежития огромный валун. «А почему бы нам сейчас не покатать этот гранитный исполин? – предложил он. – А зачем? – спросил кто-то. – А просто так», – ответил он. И все, смеясь, вышли катать огромную булыгу, возлежавшую здесь ещё со времени землетрясения начала века.

Когда я после армии определился на работу в Геохимическую партию, то тоже попал под обаяние этого человека. Случилось это осенью, когда в городе свирепствовал грипп. Мы получили набор стеклянных симпатичных пробирок, упакованных в красивой коробочке. У нас тогда в партии работала химичка, и, наверное, эти пробирки где-нибудь могли быть нужными. Они хорошо смотрелись и постоянно привлекали наше внимание. У каждой пробирки была изящная пробочка. Так и хотелось эти сосудики чем-то наполнить. И тут Виктора озарила идея, которой он поделился со мной. Мы заполнили пробирки водой из батареи и в каждую капнули йода, отчего вода порозовела. Так появилось «новое болгарское средство от гриппа». Вошёл Евгений Сергеевич Егоренков – наш старший геолог, мы ознакомили его с забавой. Он взял одну пробирку с жидкостью, вставил в нагрудный карман пиджака и зашёл в партию №1, где были сплошь женщины. Здесь он демонстративно вытащил из кармана пробирку, открыл пробочку и трижды понюхал содержимое.

– Что это Вы так усердно нюхаете? – спросила Мария Евлампиевна, которая тайно боготворила Евгения Сергеевича.

– Это новое болгарское средство от гриппа, – заявил он и, аккуратно возвращая пробирку в карман, добавил: – Нам рекомендовал его знакомый фармацевт из Центральной аптеки.

Затем мы принесли и показали заранее составленный мнимый список тех, кто внёс деньги по 32 копейки за пробирку. Список возглавляла начальник геологического отдела Анна Игнатьевна Шандыба, и дальше следовали фамилии других работников этого отдела.

После этого все, кто находился в комнате партии №1, стали вносить деньги, а мы им выдавать «антигриппин».

– А как же его принимать, нюхать что ли? – спросил кто-то.

– Да, – ответил Егоренков, – нюхать через каждые полчаса.

Мгновенно были расхвачены пробирки. Некоторые брали по нескольку штук.

В тот момент заскочил к нам Анатолий Зубашев, у которого недавно родился сын. И ничего не выясняя, схватил пробирку и умчался к сыну предостерегать его от гриппа.

Но этим дело не закончилось, хотя у нас уже набралось немало денег, собранных за лекарство. Дурнев тотчас предложил их обменять в ларьке на алкоголь, но я был категорически против, так как серьёзно думал, что мы только подшутили над соседями.

И хорошо, что не поддались на соблазн.

На следующий день Евлампиевна с утра ворвалась в нашу комнату и с возмущением сообщила, что обратилась в Центральную аптеку, чтобы уточнить, как быть ночью – ведь надо было через каждые полчаса нюхать «средство». И ей ответили, что никакого болгарского средства к ним не поступало. Тогда у неё зародилось сомнение, к тому же она знала, кто такие «геохимики».

Тут уж я, как человек для них новый, и пока ещё вне подозрений, признался, что это была шутка, говоря: «Да Вы не беспокойтесь, Ваши денежки вот они, и Вы можете получить их сейчас же». Однако слух уже пошёл по коридорам, как «геохимики разыграли геофизиков партии №1». Зубашев же, не ведая об этом, целую неделю проводил профилактику против гриппа новорожденному сыну, позволяя нюхать ему пробирку в дневное время.

И только Дурнев сожалел, что дело не довели до конца – не пропили «сделку».

…Виктор Васильевич Дурнев сразу же с момента образования Геохимической партии стал её ведущим специалистом. Потому что никто лучше него тогда из окружающих гидрогеологов не понимал, какой всеобъемлющий горизонт открылся для деятельности этого подразделения. До этого Дурнев занимался изучением минеральных вод, хорошо был осведомлён об особенностях их образования и возможного распространения. Знал, что именно химический состав, включая наличие микрокомпонентов в воде, определяет их использование в бальнеологических целях, не говоря о том, что они могут быть и термальными. Теперь же появилась возможность еще более широкого изучения подземных вод, выявление в них аномальных содержаний элементов для поисков самых разных месторождений, включая твердые полезные ископаемые.

О том, что он до этого увлекался минеральными водами, я понял, когда он показал мне всесоюзный журнал «Природа», где была опубликована его маленькая заметка о травертинах, которые он обнаружил на водоразделе правого склона реки Казачка в Большом Алма-атинском ущелье. Никто об этих травертинах до него не упоминал. А ведь это были явные признаки тектонических разломов. Пористые натёчные скопления углекислого кальция, называемого травертином, указывали на наличие минеральных подземных вод. Скважина, пробуренная на террасе реки Казачка, вскрыла самоизлив углекислых вод. А о травертинах, как о ценном декоративном материале, в настоящий момент сообщается в рекламном щите, установленном в ущелье.