Куда бежать? Том 2. Надежда

Текст
0
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Нет времени читать книгу?
Слушать фрагмент
Куда бежать? Том 2. Надежда
Куда бежать? Том 2. Надежда
− 20%
Купите электронную и аудиокнигу со скидкой 20%
Купить комплект за 198,90  159,12 
Куда бежать? Том 2. Надежда
Куда бежать? Том 2. Надежда
Аудиокнига
Читает Игорь Тарадайкин
149 
Синхронизировано с текстом
Подробнее
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Ломов

Ломов – человек с многочисленными паспортами. Иногда ему самому казалось, что он забыл, как его истинно зовут и откуда он родом.

Дворянин. Родом из Саратовской губернии. Получил блестящее домашнее образование. По всем предметам ему были наняты учителя, которые по требованию родителей не проявляли никакого снисхождения к способностям, возрасту и тем более к желанию Ломова поиграть во дворе с другими детьми. Родители Ломова ничего не жалели ради обучения своих детей, но и требовали от них всё больших и больших знаний.

Ломов окончил Санкт-Петербургский Императорский университет с отличием, получил дополнительное образование в Оксфордском университете, после чего вернулся в Россию и лет пять работал в канцелярии императора Александра III. За весь период службы осуществил небывалый по тем временам карьерный рост – в должности дорос до статс-секретаря. Многие желающие либеральных реформ в России возлагали на Ломова большие надежды. Ему предрекали место министра, но этому не суждено было случиться.

При каждой возможности Ломов твердил императору Александру III о необходимости продолжения курса реформ императора Александра II, отчего в итоге и был зачислен в стан немилостивых. В канцелярии всё чаще и чаще поговаривали, что Ломов брал огромные взятки, но эти слухи никто не мог подтвердить, да и сами поговаривающие имели рыльце в пушку.

Отец Ломова дважды залезал в большие долги, и его сын с лёгкостью, как всем казалось, покрывал эти расходы. Ломов вынужденно оплачивал долги, только чтобы не опозорить семью, но этими действиями он только провоцировал отца на большие траты и хвастовство: «Какой могучий и богатый стал мой сын». Все эти события в жизни семьи Ломова становились основой для слухов, которые множились и непременно доходили и до госсекретаря канцелярии.

Когда тучи настолько сгустились над головой Ломова, что госсекретарь подал прошение императору освободить Ломова от занимаемой должности, Ломов сыграл на опережение и, воспользовавшись моментом встречи с императором, заявил, что покидает службу по идейным соображениям. От высказываний императору Ломов попал на учёт в III отделение как политически неблагонадёжный гражданин, и для него все двери официальных кабинетов закрылись, но вне официальных отношений с высшими должностными лицами государства ничего не изменилось.

Ломов к этому времени уже накопил серьёзный капитал и вскоре перебрался за границу, где и прожил чуть более пяти лет. Затем вернулся в Россию с новыми знаниями, идеями, с контактами зарубежных служб, а по сути – завербованным. Деньги Ломову доверяли в любом количестве, но требовали результатов. К революционным событиям 1905 и 1907 годов он имел непосредственное отношение. В начале нового века большая часть денег революционерам в Россию поступала из-за рубежа именно через Ломова или его людей. С самого начала революционной деятельности у Ломова было твёрдое правило: половину средств, поступивших из-за рубежа, он оставлял себе. Часть тратил на адвокатов, банкиров, личную охрану, а остальное припрятывал по разным зарубежным банкам.

Но не всё было так легко и просто в его революционной деятельности. Исчезали доверенные люди, не доходили до него деньги кураторов, но, несмотря на неудачи, доверие к нему не уменьшалось. Ломов показывал результаты, свои или чужие, но показывал, и всех это устраивало.

Сыщики много раз задерживали Ломова, но то адвокаты оспаривали задержания, то проявлялись к нему симпатии со стороны судей, полицейских или жандармов, то какие-то тайные пружины административного аппарата заставляли сыщиков просить у Ломова прощения и низко кланяться. Ломов никогда не проводил дольше трёх часов в полицейском участке или в суде, эти задержания и повестки в суд со временем случались всё реже и реже.

Ломов давно уже освоил один прекрасный урок: действовать нужно чужими руками. Для этого деньги ему и даются.

Для привлечения в свои ряды молодых людей, которых не будет жалко обменять на свою свободу, Ломов купил дом в Москве, поставил человека на вокзале для поиска жильцов и сдавал только одиноким мужчинам. Тельнецкий тоже попал в этот поток. Стоимость и срок аренды квартиры его вполне устроили. Через несколько дней после поселения Тельнецкого во временной для него квартире Ломов получил ответ от верного человека из охранки, что Тельнецкий не их сотрудник. Ещё через пару дней Ломову сообщили, что его сосед из бывших военных и для своего возраста дослужился до высокого звания. Исходя из полученных сведений, Ломов решил проверить своего соседа на храбрость и решительность, а затем и познакомиться. Ломов хотел представиться именно в критической для Тельнецкого ситуации, так как считал, что после подобных знакомств доверия больше.

Ломов разработал план с уличной дракой у ломбарда. План не сработал. Тельнецкий быстро и очень умело дал отпор нападавшим, привлёк внимание городового, случайно оказавшегося рядом. Ломову не удалось выступить в роли спасителя согласно плану.

Поэтому был разработан другой план. И он сработал.

Во время рассказа Тельнецкого о его карточном долге Ломов подумал: «Этого бывшего военного нужно обязательно привлечь, только на самые опасные операции. Он уже в свои молодые годы сильно обжёгся, отчего возмужал. Его ценность неимоверно высока в сравнении с его долгом», – и, не раздумывая, выписал чек. Какова же была его радость, когда Тельнецкий взял в руки чек! Ломов был необычайно доволен, но тщательно это скрывал, показывая исключительно заботу о чести молодого человека.

Привезённые Тельнецким два миллиона четыреста тысяч рублей сделали Ломова богаче почти на миллион, и этому он был неимоверно рад.

Ломов к Тельнецкому уже успел прикипеть душой и поставил себе задачу высвободить его из клоповника как можно скорее.

Если при задержании Ломова срабатывали тайные пружины, и Ломова быстро отпускали, то с арестом Тельнецкого всё выходило наоборот. Пружины срабатывали, но не в пользу освобождения, а в пользу ссылки. В процессе следственных действий и на суде Тельнецкий отказался назвать имя выдуманной дамы и не смог подтвердить свои занятия за последние два месяца до ареста.

Во время всего судебного процесса Тельнецкий всячески выгораживал Ломова. Даже несмотря на видимую безопасность, адвокаты порекомендовали Ломову покинуть Россию и как можно скорее, что он и сделал. Вскоре после оглашения приговора он вернулся в Россию и приступил к исполнению данного Тельнецкому слова об освобождении его из-под ареста.

До чего вы докатились? (1911–1914 годы)

Тельнецкий из ввезённых в Россию денег положил себе на счёт в банке сто тысяч новеньких купюр, отчего, по сути, и пострадал. Он был арестован по подозрению в фальсификации денег, но эта версия обвинения быстро рассыпалась. Изначально в московском отделении банка согласились заменить размещённые Тельнецким деньги на фальшивые, но после вмешательства Ломова столичное руководство банка категорически отказало сыщикам.

Сыщик Вертинский предложил Тельнецкому сдать Ломова в обмен на свободу, но позиция Тельнецкого была неизменна: «Докажите, в чём вы меня обвиняете». Из-за отсутствия у Тельнецкого алиби Вертинский сфабриковал дело, инкриминируя Тельнецкому распространение запрещённой литературы и листовок с призывами к свержению императора. Нашлись и свидетели, и листовки, и запрещённая литература в достаточном количестве. По итогу Тельнецкий был осуждён на пять лет и отправлен в ссылку.

До места ссылки Тельнецкий не доехал. На одном из этапов в городе T на часовых напали и связали, освободили Тельнецкого от кандалов, и вся группа налётчиков уже вместе с бывшим арестантом растворилась в городской среде. Их не нашли, да никто особо и не искал. Сыщиков для проведения розыска в городе T в достаточном количестве не было, а рядовым жандармам и полицейским было не до беглецов, и к тому же при побеге никто из конвоиров физически не пострадал. Пострадали лишь морально. Обидно было, но простительно. Побеги политических заключённых были не редкостью в этих краях, и, если сопровождающим не причиняли увечий, беглецов мало кто искал, так как из города был выезд в другие населённые пункты только по грунтовой и железной дороге. И там, и там был строжайший контроль всех проезжающих. Часто именно на железнодорожном вокзале и ловили беглецов.

Незадолго до прибытия конвоя с Тельнецким в город T верные люди Ломова сняли квартиру в одном из немногих добротных домов, и уже после побега в этой самой квартире Тельнецкому передали записку: «Слово сдержал. У Вас новая жизнь. Привыкайте. Все потребности покроем. Встретимся в столице на Рождество в гостинице “Англия”. Л.». После прочтения записки один из освободителей Тельнецкого вручил ему новый паспорт и десять тысяч рублей, сопровождая словами:

– Раньше указанного в записке срока на место встречи не являться. В Москве вам запрещено появляться вовсе… Если ещё понадобятся деньги, вы можете в любом отделении Петербургского международного банка получить со счёта на ваше имя… И ещё… Двое из нас полностью в вашем распоряжении. Нам велено вас охранять.

Тельнецкий, как вошёл в квартиру, буквально набросился на еду, но вовремя опомнился и только немного перекусил. Исходя из обилия кушаний, он решил, что здесь явно подготовились к его приезду. После небольшой и приятной трапезы Тельнецкий встал из-за стола, подошёл к зеркалу и стал себя рассматривать. Вид был ему противен. Он стал размышлять о своём плачевном внешнем виде и вслух задал себе вопрос: «До чего вы, Николай Никанорович, докатились? Не стыдно ли вам?..»

Это были для Тельнецкого риторические вопросы.

Тельнецкому и вправду было очень стыдно. Он прекрасно осознавал, что сам собственными поступками довёл свою жизнь до ссылки. За год жизни в тюрьме у Тельнецкого было достаточно времени для размышлений, и всё чаще и чаще он стал проклинать тот день, когда сел за карточный стол. Единственному аспекту своей жизни он не мог дать трезвую оценку. Всё размышлял о встрече с Ломовым и вспоминал день, когда Ломов вручил ему чек на внушительную сумму. Тельнецкий пока ещё не смог ответить себе на один вопрос: «Был ли он прав или был не прав, когда взял чек в руки и согласился помогать Ломову в его делах?..»

 

Оценку себя перед зеркалом и разговор с самим собой Тельнецкий прервал просьбой к охранникам – переодеться в цивильную одежду. Через час Тельнецкий постриженный и побритый, одетый в приличный домашний халат, вышел и представился портному. Заказ был принят на костюм и пальто с обещанием вернуться через два дня на предварительную примерку.

Через три дня Тельнецкий, одетый с иголочки, направился в гости к княгине Белозёрской.

Новые товарищи Тельнецкого легко нашли в городе княгиню Белозёрскую, которая около года назад вернулась в родные пенаты. Княгинь в городе T немного, а с двумя детьми в возрасте до тридцати лет только одна.

Тельнецкий постучал в дверь квартиры небольшого домика на несколько семей. Дом был старым, и по нему было видно, что он ещё и сильно уставший. Явно дом давно не видел ремонта и обновлений.

Дверь открыла женщина в возрасте с чепчиком на голове. Она прищурила глаза и, приближая лампу чуть ли не к лицу гостя, стала рассматривать неизвестного мужчину.

Тельнецкий не остался в долгу и тоже стал осматривать пожилую женщину. Внешних сходств с княгиней гость не обнаружил, но по возрасту эта женщина могла быть её матерью. Тельнецкий спросил княгиню, и женщина впустила гостя, продолжая с любопытством его рассматривать.


Причиной визита Тельнецкого была исключительно потребность избавиться от угрызений совести. Чувства привязанности и симпатии к княгине Белозёрской, разгоревшиеся ещё в дни встречи в сердце Тельнецкого, не остыли, но тут он осторожничал, прекрасно понимая, кто он теперь и какой у него социальный статус. С того момента, как он попал в лапы охранки, совесть каждый день призывала к покаянию. Он ведь по сути использовал, и весьма удачно для него, княгиню и её детей, но если бы обстоятельства сложились не столь удачно, княгиня села бы в тюрьму и, возможно, надолго. Мысли и совесть неимоверно мучили Тельнецкого. Тогда, ещё около года назад, он решил, что тысяча рублей есть та оплата, которую заслужила княгиня, оказывая ему услугу, сама того не сознавая, а теперь, после того как сам побывал в шкуре заключённого, пусть даже и по сфабрикованному делу, Тельнецкий вдвойне понимал, что он должник княгини, но пока не понимал, как он сможет оплатить ей долг.

Княгиня, встретив Тельнецкого, мужчину высокого роста, прекрасного телосложения, с армейской выправкой, галантного, очень внимательного к ней и дружелюбного с её детьми, да ещё и при деньгах, подумывала о романе с ним. Уже в поезде по пути к родному городу она очень сожалела, что не было достаточно времени для общения и, если бы это время судьба ей предоставила, княгиня смогла бы раскрыть свою женственность и показать, насколько она и её внутренний мир красивы и привлекательны. Она была убеждена, что Тельнецкий обратил бы на неё внимание как на женщину. Но, увы, судьба распорядилась иначе.

Пожилая дама впустила в квартиру Тельнецкого исключительно в целях сохранения тепла в доме. На улице зимняя погода, а тепло нынче обходится дорого. В квартире она ещё раз спросила, кто ему нужен, Тельнецкий ответил, женщина подошла к одной из комнат и вошла в неё.

Из комнаты вышла дочка княгини Эмилия, увидев Тельнецкого, воскликнула и бросилась к нему в объятия после того, как сам Тельнецкий протянул ей руки. Старые друзья дружелюбно поприветствовали друг друга, девочка взяла Тельнецкого за руку и повела в комнату. От такого радостного приветствия у Тельнецкого сердце замерло, он вдруг представил, какую трагедию он мог бы принести в эту семью, и чуть мысль свою не высказал вслух: «О чём я только думал тогда?..»

Княгиня сидела за столом с сыном и ещё с двумя детьми, которые делали уроки. Увидев Тельнецкого, она улыбнулась и кивнула головой в знак приветствия. Эмилия, прижав палец к губам, усадила гостя в кресло у входа. Посмотрела на настенные часы и шепнула ему на ухо.

– Урок закончится через четверть часа.

Эмилия оставила гостя сидеть в кресле, а сама вернулась за стол и, подслушивая урок, тоже что-то писала в своей тетрадке.

Это были самые долгие четверть часа в жизни Тельнецкого. Даже в своей одиночкой камере он не испытывал такой жажды ускорить время. А сейчас ему даже хотелось выйти и не стеснять домочадцев и учеников своим присутствием, но как встать и покинуть комнату? Ответ: никак.

Гость находился в довольно уютно обставленной комнате с двумя кроватями, хорошо просматривавшимися за ширмой, столом для уроков посередине комнаты, видимо, предназначенным ещё и для гостей, с кухонным уголком и обеденным столом. Кухонный уголок был одновременно и источником тепла для этой комнаты. Вдоль дальней стены были аккуратно разложены колотые дрова, предназначенные для печки, в которой тлели угли.

На стенах были развешаны три картины, и, дабы не смущать учеников и учительницу, Тельнецкий стал смотреть на них. Он остановил свой взгляд на одной и стал пристально её рассматривать, пока не прошли эти долгие четверть часа. Но не изучением картины на самом деле был занят Тельнецкий. Он всё размышлял об этой прекрасной женщине, о том, как судьба её забросила в неизведанные края, как она осталась без средств к существованию, а после нашла в себе силы и стала, по всей видимости, домашним учителем или репетитором. Она свою гордость, свой статус княгини спрятала глубоко-глубоко, и вот занимается полезным для общества делом. Учит детей. Передаёт свои знания и манеры поведения будущему поколению. Не думаю, что многие княгини или князья могут так поступить, ведь большинство из них посчитают её поступок странным и неподобающим.

Урок закончился, когда Тельнецкий остановился на мысли, что со временем общество признает её поступок очень полезным и даже необходимым.

Эмилия вернулась к Тельнецкому, они опять обнялись, как и пятнадцать минут назад. Сын княгини тоже поздоровался с гостем за руку, сопровождая это действие приветливой улыбкой, но Тельнецкий не устоял и обнял его, как отцы обнимают своих сыновей после долгой разлуки. Он заметил, как сильно возмужал мальчик за последний год. Другой взгляд, другая манера подачи руки. «Становится мужчиной в прямом смысле этого слова», – подумал Тельнецкий.

Когда урок закончился, ученики захватили свои тетрадки, одежду и буквально пулей вылетели из комнаты. Княгиня встала, но не сделала ни одного шага. Ей было трудно справиться с эмоциями. Последние четверть часа она вела урок с большим трудом. Сдерживалась как только могла, дабы не прослезиться, а теперь, уже будучи на ногах, подавляла своё невероятное желание кинуться в объятия Тельнецкому. Воспитание взяло вверх, и Белозёрская всё-таки справилась с чувствами.

Со дня прибытия в родной город на протяжении восьми месяцев у неё были одни неприятности. Родители, которые проживали в этой комнате, скончались один за другим в течение полугода. Лечение, а потом и сами похороны, обошлись очень дорого для княгини. К похоронам её родители не подготовились и всё пришлось покупать. Тысяча рублей, которая у неё была ещё в Москве, улетучилась быстро, на похороны в большей степени и была израсходована. Немногочисленная родня перестала с ней общаться и оказывать хоть какую-то помощь. Родная тётя – пожилая женщина, что открыла дверь Тельнецкому, и та сдала ей комнату за десять рублей в месяц даже несмотря на то, что княгиня кормила её своими продуктами, стирала и ухаживала за ней. Княгине поначалу требовалась любая помощь, но сейчас она нуждалась только в одной поддержке – моральной. Материально семья как-то устроилась. Начался учебный год, появились уроки, а следом и небольшие деньги на питание и проживание. Княгиня унаследовала от родителей небольшой долг в сто шестьдесят рублей и ежемесячно возвращала по десять рублей. После постоянных ежемесячных выплат семья проживала на оставшиеся заработанные двадцать рублей.

Тельнецкий сам сделал шаг навстречу княгине, и она подала руку для приветствия. Тельнецкий поцеловал руку, от его нежного прикосновения княгиня не удержалась и всё-таки прослезилась. Дочка протянула матери платочек, хотя у княгини в руках уже был свой.

– Прошу меня простить, я от счастья. Я думала о вас и не верила, что вы нас посетите, – немного смущённо начала оправдываться княгиня.

– Я проездом. Вот решил вас повидать. Примете гостя?

– Вы самый дорогой для нас гость, – ответила княгиня и вытерла слёзы. – Вы нас спасли тогда, и мы перед вами в большом долгу. Вы друг нашей семьи, и мы часто о вас вспоминаем…

Эмилия, воспользовавшись паузой, пока взрослые обменивались взглядами друг с другом, вступила в разговор и подтвердила, что мама говорит правду.

До глубокого вечера семья и гость провели время в очень дружелюбной атмосфере, как и около года назад. Княгиня за столом не обмолвилась ни словом о её теперешнем материальном положении, но Тельнецкому эти слова и не были нужны, он всё прекрасно понимал. Прощаясь, Тельнецкий оставил, хотя княгиня и не просила, пять тысяч рублей и пообещал устроить сына в гимназию в Москву или в столицу и, если потребуется, оплатить его обучение. Княгиня держала Тельнецкого за руку и была не в силах его отпустить. Она убедилась, что ещё тогда полюбила этого неизвестного ей человека. Хотела сейчас же раскрыться и объясниться с гостем, но сдержанность, воспитанная с самого детства, пресекала любые стремления начать такой разговор. Ей будто не хватало воздуха, не хватало сил стоять на ногах у входной двери в момент прощания. Голова кружилась. Сознание понимало, что этот момент их встречи может быть последним и нужно решиться, но привитые манеры поведения не позволяли ей начать первой такой нужный для неё разговор. Из последних сил она заставила себя удержаться на ногах, вдыхать каплями очень нужный сейчас организму воздух, разжать руки и отпустить Тельнецкого.

Тельнецкий сам всё прекрасно понимал. Он испытывал к этой прекрасной женщине самые тёплые чувства. Весь вечер он себя спрашивал, любит ли он эту женщину, и ответил себе однозначно: любит всем сердцем. Когда он увидел её вновь, его душа наполнилась сожалением из-за невозможности порвать с прошлым и начать новую жизнь с княгиней Белозёрской и её детьми. Он не мог предложить больше, чем дружбу. Он своей деятельностью рискует каждый день. Он беглый политический арестант. Пусть и не самый обычный, но беглый арестант.

Тельнецкий уже к концу этого вечера строго себе запретил даже мечтать об этой женщине. Он боялся представить, что своими действиями мог бы причинить ей и её детям боль и страдания.

Друзья расстались, чтобы вновь когда-нибудь встретиться.

Тельнецкий исполнил требования в точности, как и было написано в записке. Прибыл в столицу на встречу с Ломовым на Рождество. Почему именно на Рождество Тельнецкий только в рождественские дни и понял. На улице хоть и было достаточно полицейских, но сыщиков охранки и их филёров почти не было. Тельнецкий на интуитивном уровне научился их распознавать даже в толпе.

Ломов по-дружески приветствовал Тельнецкого, чем подтвердил людям, охранявшим его, что этот господин очень важен.

Тельнецкий получил новое предложение: организовать и сопровождать доставку из-за границы распечатанных листовок и революционной литературы.

– А почему не распечатать всё нужное в России? – поинтересовался Тельнецкий.

– Во-первых, не удаётся пока организовать процесс, а во-вторых, у нас нет необходимого оборудования. Охранка быстро находит и закрывает цеха. Оборудование дорогое, и каждый раз они наносят нам существенный материальный урон. Больше так рисковать мы не можем.

Обговорили оплату Тельнецкого, которая оказалось весьма существенной, а в качестве стимула обсудили и процент от продаж литературы в России и ударили по рукам. Ломов дал контакты европейских типографий, готовых печатать, ответственных за тексты листовок и литературы лиц, и на этом разошлись.

Через две недели Тельнецкий уже встречался с редакторами и размещал заказы в европейских странах. Первая партия революционной литературы через Польшу поступила в столицу империи через полтора месяца. И это был только один из каналов доставки. Подобных каналов и по воде, и по железной дороге Тельнецкий разработал с десяток. На каждый маршрут поставил людей. Он занимался только отправкой этим людям книг и листовок. От поставки в Россию листовок и запрещённой литературы зарабатывали все: от заграничных типографий и курьеров, проводников и капитанов кораблей до продавцов.

«Запрещёнка» имела стабильный спрос в России и продавалась по весьма завышенным ценам. Тельнецкому с момента продажи первого листочка еженедельно и до самого начала 2-й Отечественной войны2 на счёт поступали деньги, пока Ломов срочно не отозвал его в Россию, тем самым спасая ему жизнь. Почти все товарищи Тельнецкого, граждане империи, оставшиеся на территории Германии и Австро-Венгрии, были арестованы и расстреляны.

 

Об этом Тельнецкий узнал спустя три месяца, и этот факт для него не прошёл незамеченным. Он был настолько удивлён знаниями Ломова о начале войны, что счёл это удивительно-необычным, и эти обстоятельства требовали дополнительного размышления.

Первым делом в России Тельнецкий стал заниматься своими деньгами, распределяя их по разным кубышкам, но значительную часть перевёл за границу.

Десять тысяч рублей отправил и княгине Белозёрской, сопровождая перевод телеграммой со словами: «Вы заслужили».

21-я мировая война в России называлась 2-й Отечественной войной.
Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Другие книги автора

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»