Дева, Дракон и другие диковинки

5. «Фишка»

Лагош, горшечных дел мастер, был человеком предприимчивым и потому беспокойным. Когда золото в Трех Королевствах отменили, Лагош решил, что с глиной возиться хватит. Прибыль и без того невелика, а еще грязь, да и потакать вкусам публики надоело. Сегодня всем нужны горшки с узкими горлышками, завтра – с широкими, а послезавтра ни у одной хозяйки мясо не запекается, если на горшке не выжжена модная эмблема полусолнца. Сколько можно? Разве оборотистому человеку тут есть развернуться?

Тем более раз золото запретили.

Нет, в Трех Королевствах ему тесновато, как и на гончарном круге. Иное дело Гентурия. Страна решительных и смелых. Шустрых и находчивых. Не без недостатков, конечно. Грязно там, и порядка маловато. Но тем больше шансов для настоящего таланта…

Телегу тряхнуло на ухабе, и Лагош отвлекся от приятных размышлений.

– Дзуруб, паскудник ты эдакий! Куда твои глаза только глядят? Все дрыхнешь?

Тощий замызганный парнишка зевнул в кулак и схватился за поводья.

– Чего сразу Дзуруб, пегая сама идет, умница, чего ее зря дергать…

Лагош отвесил сыну подзатыльник и отобрал поводья. Непутевый у него парень, не поймешь, в кого такой. Ни одной мысли о деле, все бы ему дрыхнуть. Ну да ничего, на новом месте зашевелится. На новом месте забегает. Гентурия тебе не спокойный Ахарт. Там или ты ешь, или тебя едят…

Лагош задумался, и поводья снова повисли. Чего пегая лошаденка, впряженная в телегу, даже не заметила.

К трактиру Куна они подъехали поздно вечером. Заведение Лагошу не понравилось: темное и грязное, а уж крики, доносящиеся оттуда, явно не предназначались для ушей порядочного человека, да еще с ребенком. Гертруда точно не одобрила бы.

Но Гертруда не одобрила и переезд и потому осталась пока в благополучном Ахарте, у своей сестрицы. Дожидается, когда они обоснуются на новом месте. Так что у него есть пара месяцев свободы, а то и три, если дело не сразу пойдет на лад.

Лагош почесал в затылке рукоятью кнута. Внезапно открывшаяся перспектива приятно удивила. Значит, это он верно решил насчет Гентурии.

Дзуруба Лагош отправил кормить пегую, а сам облокотился о стойку Куна и принялся осматриваться. В трактире пили много и шумно, с братанием и ссорами, и хорошенькая служаночка явно выбивалась из сил, подтаскивая завсегдатаям все новые и новые жбаны с пивом.

– Хорошо бизнес идет, – крякнул Лагош. – Народ пьет.

– Разве это пьют? – презрительно отозвался Кун. – Вот в Бине, там пьют. А у нас балуются.

– Так, наверное, и убытков от сильно пьющих много, – продолжал Лагош, наблюдая за новой дракой.

– У нас много, – согласился Кун. – Дикие люди. Это в Бине клиент порядочный, степенный. К трактирщику уважительный.

Лагош, который считал себя порядочным и степенным, уважил Куна жбаном пива, а затем вторым и третьим. На хмельную голову разговор пошел глаже. Лагош выяснил, что работа у трактирщика легкая – «знай себе наливай, да золотые собирай», доходная – «а если б пили, как в Бине, давно бы разбогател», интересная – «чего только не случается, сам не увидишь, не поверишь».

Дзуруб наблюдал за беседой отца издали и предчувствовал, что ничем хорошим она для него не закончится. Так и вышло. После шестого жбана Кун вернулся к своим обязанностям, а грузный Лагош рухнул на пол прямо у стойки и захрапел на весь трактир. Пришлось Дзурубу тащить его до комнаты и укладывать на кровать. Лагош бормотал что-то невнятное и храпел так раскатисто, что Дзуруб решил переночевать в общем зале. Там точно потише будет.

В зале Дзуруб растянулся на скамейке подальше от самой буйной компании и закрыл глаза. Спал он недолго. Что-то тяжелое и на ощупь неприятное опустилось на его босую ногу. Дзуруб охнул и отодвинулся. Незнакомец, который потревожил его сон, был худ, черноволос и печален. Он сидел сгорбившись, склонив кривой нос почти к самому столу, и кашлял тяжело и надсадно.

– Болеете? – не выдержал Дзуруб. – Болотная лихорадка или Дрожь Брита? Погань страшная и то, и другое, как привяжется, ни за что не отстанет.

– Впервые слышу, – буркнул незнакомец и снова зашелся в приступе.

– Но кашляете вы точно как при болотной лихорадке, – упрямился Дзуруб, – ну или еще…

– Я не болею, – повторил незнакомец. – У меня конь болеет. Кашляет. Тоже.

– Как вы? – заинтересовался Дзуруб. – Болотную лихорадку кони не цепляют, а от Дрожи мрут сразу…

– Специалист? – хмыкнул незнакомец. – Много вас тут таких.

Дзуруб обиделся.

– Я как человек человеку, а вы ругаетесь, если не лихорадка и не Дрожь, значит, порошок чумной где лизнула лошадка; моя пегая тоже однажды нос сунула в сумку к какому-то хмырю, еле выходил.

– Порошок, говоришь?

– Ну да, штука страшная, любую лошадь с копыт валит, и не дознаетесь ни за что, отчего сдохла. А вот если чуток только нюхнет, можно понять, что это порошок; я то сразу просек, когда пегая заболела. – Дзуруб вздохнул. – Ох и хвалил меня тогда папаша, никогда так не хвалил.

– Как ты ее вылечил?

– Чего там лечить? – пожал плечами Дзуруб. – Похлебку сварил да скормил, потом как жеребенок забегала, а ведь совсем дохлая была. Папаша…

– Что за похлебка?

Дзуруб почесал в затылке.

– Овса навар, лугавки пару стеблей, обычная самая похлебка. – Дзуруб довольно осклабился. – Только я фишку одну придумал, ну не придумал, случайно вышло. Матушкин бубес в похлебку плеснул. Жуткая гадость, но пегой нравится, похлебку смела только так и поздоровела назавтра же. Я и смекнул, что в бубесе дело, без бубеса ни за что бы…

– Сделай мне, – прохрипел незнакомец.

– Бубес? Да вы его в рот не возьмете с непривычки, говорю же, жуть гадкая.

Незнакомец стиснул руку Дзуруба так, что она сейчас же онемела.

– Сделай мне похлебку. Сейчас. Три месяца терплю. Сил нет.

– Три месяца? – открыл рот Дзуруб. – И не сдох еще коник? Вот дела. Что это за порода такая?

Но тут глаза незнакомца полыхнули пламенем, и Дзуруб ясно понял, что сейчас идеальный момент для похлебки, но никак не для расспросов.

На кухню Дзуруба, к его великому удивлению, пустили. Незнакомец пошептался немного с Куном, и хорошенькую служаночку отрядили Дзурубу в помощь. Он не сразу вспомнил, как похлебку варил – мешали улыбки служаночки, да и спать хотелось очень – но сварил все-таки и вынес миску с дурно пахнущей жидкостью незнакомцу.

– Вот это берите да пусть пьет прямо сейчас.

Незнакомец выхватил у Дзуруба миску, выскочил на улицу. Послышалось торопливое глотание.

– У него что, конь у дверей привязан? – удивился Дзуруб.

Хорошенькая служаночка засмеялась и потрепала его по щеке. Дзуруб хотел было обидеться, но не стал, слишком уж устал. Поднялся в комнату отца, свернулся калачиком на полу. Скамья в общем зале была мягче, но зато здесь никто не требовал от него лошадиных снадобий, и вскоре Дзуруб заснул безмятежным сном.

Лагош проснулся поздно, но с легким сердцем. Шесть жбанов были не зря выпиты. Теперь он знает, куда ехать, чем заниматься и, главное, как сказочно разбогатеть.

– Дзуруб, а, Дзуруб.

В ответ донеслось сопение. Лагоша перекосило. Что за парень. Отец судьбоносные решения принимает, а он не то что не помогает, но даже выслушать не может. Лагош кряхтя наклонился, подцепил ботинок и швырнул его в спину Дзуруба, который мирно спал в углу.

Хряп.

Дзуруб перевернулся на другой бок и засопел сильнее.

– Дзуруб! – позвал Лагош громче. – Вставай! Мы в Бину едем. Новое дело затевать.

Сопение прекратилось. Лагош ждал.

– Какое дело? – без энтузиазма пробормотал Дзуруб, но Лагошу было довольно и этого. Он приосанился и торжественно объявил:

– Я, Дзуруб, пивную открываю.

Квеч, предместье Бины, оказался раем для пивоваров. Хмелем и солодом торговали на каждом углу. От баклажек, жбанов, ведер, кружек и прочей посуды глаза разбегались. Лагош покупал помногу и везде разговаривал о перспективах бизнеса в Бине. Ему отвечали охотно, а еще охотнее продавали. От скидок и подарков голова шла кругом, вот только в долгосрочные отношения торговцы вступать отказывались. Лагош хотел договориться о поставках хмеля на ближайшие три месяца, но торговец предложил купить трехмесячный запас сразу и дал гигантскую скидку.

Лагош покупал и покупал. Он скупил бы весь город, да только золото закончилось. Мешки еле поместились на телеге, и пегая лошаденка, недовольная таким положением вещей, не желала трогаться с места, пока Лагош не взялся за кнут.

Постепенно волнение, вызванное на редкость удачными покупками, улеглось, и Лагош погрузился в приятные подсчеты. По всему выходило, что к тому времени, когда Гертруда с сестрицей осчастливят Бину своим присутствием, он станет гораздо, гораздо, гораздо богаче…

Что его подсчеты неверны, Лагош понял намного раньше, чем хотелось бы. Выпивох, может, в Бине было и много.

Вот только пивнушек было не меньше.

Они ехали по узким улочкам Бины, и везде, куда ни кинь взгляд, виднелись вывески питейных заведений. Казалось, в Бине ничем другим и не занимаются, кроме как выпивают и наливают, наливают и выпивают. Лагош маскировал разочарование как мог.

– Отлично тут бизнес процветает, – убеждал он то ли себя, то ли Дзуруба, то ли пегую. – Спрос высокий имеется, потому и заведений много. Чтобы удовлетворять. Ох и развернемся мы тут. Враз разбогатеем.

Дзуруб и пегая молчали, как казалось Лагошу, мрачно. Его и самого одолевали мрачные мысли, но он боролся с ними как мог. Не может быть, чтобы ему не повезло. Ему всегда везет.

Помещение для пивнушки нашлось быстро, на первом этаже заколоченного дома. Лагошу пришлось расстаться с последним, припасенным на черный день золотишком, и настроение его от этого лучше не стало.

Прошла неделя. Лагош варил пиво – не хуже и не лучше, чем у соседей. Завел несколько постоянных клиентов, в основном, переселенцев из Ахарта. Гонял Дзуруба, с тоской провожал глазами каждого выпивоху, который шел мимо его пивнушки, и с невольной дрожью подсчитывал дни, оставшиеся до приезда грозной Гертруды.

Дзуруб отца жалел, но и злился тоже. Ясное дело, ничего в этой Бине не заработаешь. Распродали бы вещички за полцены, да и поехали бы дальше. Глядишь, что-нибудь подвернулось бы. Но Лагошу разве что докажешь? Вцепился в свои мешки с хмелем и ни с места. Вздуть бы этого Куна как следует. Знал ведь, о чем болтает, когда отца с толку сбивал.

– Чего грустишь? – Новый посетитель бухнул жбан перед Дзурубом и сел рядом. – Еле тебя нашел.

Дзуруб узнал черноволосого незнакомца из трактира. Бледен тот был по-прежнему, но не кашлял и смотрел гораздо бодрее.

– Здрасьте, – сказал Дзуруб. – Как ваша кобылка, выздоровела?

– Жеребец, – поправил незнакомец. – Спасибо, не жалуюсь.

Он глотнул из жбана.

– Я искал тебя, Дзуруб. С меня причитается за похлебку.

Дзуруб был приятно удивлен. Он о таком читал: когда добром за добро, и добра немало. Но чтоб в жизни – такого ни разу с ним не было.

– Ой, да не нужно ничего, – засмущался Дзуруб. – Я просто так похлебку сварил, лошадку пожалел.

Незнакомец величественно закинул дырявый плащ на плечо.

– Проси, чего хочешь. Я все могу.

Дзуруб засомневался, но обижать незнакомца не стал.

– Папаше бы помочь, бьется он с этим пивом, бьется, а толку нет. Вот бы так сделать, чтобы к нам все хлынули и только наше пиво пили. – Дзуруб вздохнул. – А то мамаша его со свету сживет.

Лохматые брови незнакомца сошлись в одну линию.

– Если сложно, то не надо, – испугался Дзуруб, – я так, что первое в голову пришло, сказал, мне бы и штаны новые не помешали.

– Для Нитачоха нет ничего сложного! – воскликнул незнакомец. – А штаны тебе папаша купит, когда разбогатеет.

Незнакомец встал и пошел к стойке, за которой угрюмый Лагош пересыпал горстку мелочи – весь сегодняшний заработок. Дзуруб поплелся следом. Ему было любопытно.

Рядом со стойкой разговаривали о чудесах Одеаны. Лагошу хотелось послушать – столько лет по соседству прожил, а ни о чем подобном и не подозревал, но тощий чернявый бродяга запросил еще жбан пива, и пришлось оторваться от интересного рассказа.

Незнакомец взял жбан, пригубил, скривился.

– Не надо мне тут, – фыркнул Лагош. – Пиво как пиво. Как у всех.

– Вот именно, – хмыкнул незнакомец. Изможденное лицо его просияло, и Лагошу почему-то стало страшно. – Я сварю тебе пиво, какого нет ни у кого.

К концу следующего дня незнакомец, потный и еще более тощий, если такое было возможно, выволок громадную бочку на середину общего зала. Редкие посетители благоразумно отодвинулись к стенам, причем Лагош никак не мог понять, кто пугал их больше, бочка, которая в любой момент могла опрокинуться, или незнакомец.

– Готово! – торжественно объявил незнакомец. – Первое в истории Гентурии живое пиво. Первое во всем мире, пожалуй.

Ни аплодисментов, ни восторженных возгласов его объявление не вызвало, но незнакомец, не смущаясь, плюхнул в бочку черпачок.

– Пробуйте.

На заднем плане кто-то нервно хихикнул.

Незнакомец зачерпнул пиво.

– Лучшее из того, что я сотворил за последний месяц. – Он ткнул черпачок Лагошу в руки. – Ты на этом разбогатеешь. Божественный вкус. С твоей кислятиной не сравнить.

Лагош с опаской взял черпачок. Поднес к губам.

– Нитачох гарантирует качество, – ухмыльнулся незнакомец.

Кто-то из зрителей пискнул и бросился вон. Дверь гулко хлопнула.

Лагош настороженно глянул на пиво и сунул черпачок Дзурубу:

– Пей!

Вкус был… Дзуруб хотел подобрать подходящее слово, но подходящих слов у него для такого не было.

– Ну как? – Лагоша перекосило от нетерпения. – Вкусно?

Дзуруб глотнул еще.

– Ничего так, не бурда, пить бы и пить такое…

Он залпом допил черпачок и жадно посмотрел на бочку. Зрители одобрительно загудели и стали перебираться поближе.

– Я же говорил. – Незнакомец хлопнул Дзуруба по плечу. – Спасибо за похлебку, паренек.

Живое пиво Лагоша стало знаменитым за ночь. К нему выстраивались очереди, а очередей в Бине не видели со дня открытия первой пивнушки. Золото текло рекой, зависть изливалась лавой. Все пытались повторить успех Лагоша, но он крепко держался за рецепт и пиво варил в одиночку, даже Дзуруба не допускал, чтобы секрет никто не разведал.

Самому Лагошу живое пиво не нравилось: слишком крепкое, с ног сшибающее, но он об этом благоразумно помалкивал и только полировал бок той самой, первой бочки. Он держал ее рядом со стойкой, пиво из нее не продавал. Это пиво стало для него символом. Когда никто не видел, Лагош любовно поглаживал деревянный бок, заглядывал в темную пьянящую глубину и предвкушал грядущее богатство.

От предвкушения голова у Лагоша кружилась. Она кружилась день, два, три, четыре. Пять и шесть дней кружилась. На седьмой и восьмой тоже.

А на девятый день пиво в бочке ему подмигнуло.

Лагош ойкнул и врезался мощной спиной в стойку. Показалось. Конечно, показалось. Он осторожно пододвинулся к бочке. Заглянул внутрь.

Пиво смотрело. Глаза у него были небольшие, ясные, какого цвета – поди разбери. Лагош зажмурился, ухватился за край бочки, чуть было не опрокинул.

– Осторожнее, пожалуйста, – пробулькало пиво. – Выльюсь.

– П-простите, – пробормотал Лагош. – Я нечаянно.

– Ничего страшного. Я само виновато. Напугало.

Лагош сделал над собой усилие и открыл глаза. Пиво по-прежнему смотрело и вдобавок улыбалось.

– Я давно хотело заговорить, – призналось оно. – Но страшно было.

– Так ты там… – Лагош прокашлялся. – Давно?

– С самого начала, – вздохнуло пиво. – Хотя где оно, это начало? Когда я пытаюсь осознать процесс своего появления, размышляю над тайной создания…

– Как же мы тебя пили?! – закричал Лагош в ужасе, не дослушав про тайны и процессы.

Пиво пошло рябью смущения. Как Лагош понял, что пиво именно смутилось, он вряд ли бы мог сказать, но никаких сомнений в том не было.

– Я пиво, – булькнуло оно. – Меня пьют.

Мысль была настолько глубока, что Лагош не мог ничего произнести пять или шесть минут. Пиво понимающе молчало и забавлялось тем, что тихонько пускало пузырики.

Наконец Лагош обрел дар речи.

– А другое пиво, что я варил… оно тоже живое?

– Откуда я знаю? – с легким упреком ответило пиво. – Насколько мне отсюда видно, его выпивают быстрее, чем оно успевает открыть рот.

Лагош на секунду представил пиво, доверчиво распахивающее глазенки в желудке перебравшего клиента, и ему всерьез поплохело.

Но потом он подумал о своем бизнесе, и ему поплохело еще сильнее.

Тем же вечером пивнушка Лагоша закрылась. Три дня ее осаждали жаждущие выпивки, но потом смирились даже самые стойкие и разошлись по близлежащим заведениям. Осаду Лагош проигнорировал. Пиво негромко философствовало в бочке, Дзуруб сидел в углу, отказываясь выходить, «пока эта штуковина не заткнется». Лагош думал, как спасти положение и достичь желанного богатства.

Бормотание Дзуруба ему мешало.

– Иди вон отсюда! Чтоб я тебя здесь не видел!

Дзуруб нехотя поднялся и, проходя мимо бочки, вдруг с криком «лучше бы штаны дал!» пнул ее ногой. Лагош рванул к драгоценной бочке, но слишком поздно. Она грохнулась на бок, покатилась, и пиво, первое в истории Гентурии живое разговаривающее разумное пиво, вылилось на пол.

– Что ты наделал, образина! – завыл Лагош и принялся драть на себе волосы. – Теперь нам конец.

– Не переживайте, пожалуйста, – раздался вежливый голос. – По-моему, это только начало.

Лагош вытаращил глаза. Пиво на полу обретало форму и постепенно вставало на ноги. Оно булькало и колыхалось, сквозь него можно было при желании разглядеть стены и мебель, но оно безусловно имело тело и могло им управлять.

– Потрясающе, – выдохнул Лагош.

– Полностью разделяю вашу точку зрения, – охотно согласилось пиво, с интересом изучая собственную руку. – Выходит, я совершенно зря боялось пролиться.

Вскоре в приграничной Гентурии появился новый бродячий цирк. Там их было немало – не так много, как пивнушек в Бине, но все-таки достаточно. Однако новый цирк моментально стал популярным. Только у Лагоша можно было увидеть пиво, которое рассуждало о смысле жизни, в то время как его разливали по бутылкам.

6. «Конкуренты»

У башни было скучно. Дева хандрила и часами не показывалась в окошке. Дракон, устав притворяться горой, вычерчивал камнем окрестные пейзажи на стене башни. Выходило похоже, но оценить, кроме девы, было некому, а дева оценивать не желала.

– В чем дело, Цельфи? – восклицала она, когда приступы черной меланхолии сменялись жгучим стремлением докопаться до сути вещей. – В мире перевелись отважные мужчины? Или опасных наследников теперь банально травят, а мы вышли из моды?

Дракон благоразумно молчал. Стремление девы докопаться до сути вещей не сочеталось с умением эту суть принять. И он ограничивался уклончивой полуправдой.

– Мало ли что. Кто-нибудь скоро появится.

Дракон сам не верил в то, что говорил. Две недели они без работы. Ни принцев, ни заказов на портреты. Золото на текущие расходы подходило к концу, а о том, чтобы тронуть запас, спрятанный в пещере под ржавеющей головой принца Астургласа, и подумать было страшно.

– На что мы будем жить? – нервничала дева. – Ты знаешь, сколько у нас осталось?

Дракон знал. Он не ел виноград целую неделю, пытался сэкономить. Но много ли сэкономишь на винограде?

– Если завтра никто не появится, я сойду с ума! – объявила дева и с силой захлопнула ставни.

Один слетел с петель и стукнул дракона по скорбной морде. Было больно, и дракон едва сдержал пламя. Хорошо что много лет тренировался держать себя в лапах, а огонь – в пасти. Еще не хватало спалить башню и опозориться перед девой.

Дракон подобрал камень поострее, чтобы дорисовать куст на стене и спрятаться в пещеру. Все равно никто не придет. Можно и поспать немного.

Но до пещеры он не дошел. Только нацарапал последнюю черточку, аккуратно положил камень на место, отодвинулся, чтобы оценить перспективу, как на горной тропинке показался человек.

Дракон замер в растерянности. Притвориться скалой он уже не успевал, и выходило, что придется сражаться с принцем без подготовки и морального настроя.

Принц, видимо, тоже не подготовился. Он стоял на тропе, разинув рот на манер деревенского олуха, а пегая кобылка выглядывала из-за его плеча и равнодушно жевала стебель лугавки.

– Д-добрый день, – сказал дракон. – Вы к нам?

Вместо свирепости в голосе прозвучала надежда, но принц все равно испуганно попятился.

Впрочем, принцем он мог показаться только на первый, довольно испуганный взгляд. Успокоившись немного, дракон понял, что даже в Сигмеоне на принца вряд ли бы надели дерюжные штаны и рубаху из грубого холста. И уж тем более даже в Сигмеоне проследили бы, чтобы заплат и дыр на одеянии принца было поменьше.

В любом случае на такого принца заказ не поступал, и можно было с чистой совестью оставить свое пламя при себе.

– Не уходите, пожалуйста, – взмолился дракон. – У нас так давно не было гостей.

Через пару минут дракон и принц сидели рядышком у башни и беседовали. Пегая мирно паслась неподалеку. Дева пряталась за ставнем и подсказывала ей, где искать чахлые травинки. Кобыла, всем на удивление, слушалась и в благодарность по-собачьи виляла хвостом.

– Плохая у меня жизнь… как папаша с пивом стал выступать, я от него ушел, скитаюсь…

Дракон сочувственно хмыкал и подпускал пар из ноздрей. Принц, оказавшийся совсем не принцем, а сыном горшечника Дзурубом, больше не пугался и продолжал жаловаться на тяжелую жизнь.

– Пиво у папаши песни поет, пляшет, судьбу предсказывает, а я папаше без надобности, мне теперь хоть пропадай…

Чудесное пиво интересовало дракона больше, чем сыновние страдания Дзуруба, но он из вежливости слушал внимательно, не перебивал.

Перебила дева.

– Хватит жаловаться! – крикнула она, по мнению дракона, довольно безжалостно. – Расскажи лучше, что в мире творится. Почему к нам никто не ездит?

Дзуруб заморгал, то ли от растерянности, то ли от красоты девы, а, может, от солнца и пробормотал:

– Откуда я знаю, что делается, я только в Гентурии был, в Ахарте жил с папашей, теперь вот в Сигмеон еду, там, говорят, для воинов житье хорошее.

Дева презрительно расхохоталась.

– Ты воин? Ты идиот!

– Это еще почему? – обиделся Дзуруб.

– Сигмеон в другой стороне, – деликатно пояснил дракон. – Тебе надо было у сентихветских гор налево повернуть. Через нас путь вдвое дальше.

– А то я не знаю, – покачал головой Дзуруб. – Только там теперь не пройдешь. Там дракон дорогу охраняет, жуткий, кошмарный, я к такому монстру и близко… – Дзуруб покосился на массивную кожистую лапу по соседству и осекся. – В смысле некоторые драконы, конечно, ничего…

– Не переживайте, – вздохнул дракон. – Я прекрасно знаю, кем нас считают.

– Но тот дракон правда чудище, народу пожрал страх, я потому через перевал не полез, тут безопаснее… – Кожистая лапа вновь привлекла внимание Дзуруба, он закашлялся и поправился. – То есть вы тоже страшный, конечно, не подумайте, что я не вижу, только тот дракон, он совсем.... злой.

– Понимаю, – кивнул дракон.

– Говорят, он не просто так там сидит, а стережет башню…

Дзуруб поднял голову и с очевидным интересом уставился на башню. Дева высунулась из окошка и строго спросила:

– И кто в этой башне?

– Прекрасная принцесса, – пробормотал Дзуруб. – Говорят.

Дева чуть не вывалилась из окошка. Дракон пыхнул из ноздрей паром.

Конкуренты!

Отыскать приличные доспехи в груде мусора вокруг башни оказалось делом нелегким. Дева рылась в металлоломе, дракон взывал к ее здравому смыслу, а Дзуруб с пегой настороженно за ними следили.

– Тебе совсем необязательно туда отправляться, – говорил дракон. – Да еще в таком виде.

Дева как раз примеряла ржавый шлем и ничего не ответила.

– Давай я один слетаю, – продолжал дракон. – Поговорю, выясню, что к чему.

– Конкурентов надо уничтожить, – отчеканила дева. – Это наш бизнес. Двоим здесь места нет.

Дракон горестно вздохнул и поддел хвостом шлем поновее.

– Примерь этот.

Вскоре дева была готова. Кольчуга, шлем, щит с копьем были гнутые, местами оплавленные, но в целом приличные и сидели хорошо. Штаны, рубашку и сапоги она отыскала в своем гардеробе. Вблизи вид был не очень, но зато издали ни дать, ни взять рыцарь. Плохонький, бедный, но все-таки рыцарь, а не прекрасная дева из башни.

– Замечательно, – сказал дракон, подставляя крыло. – Садись.

Но дева задумчиво постукивала копьем по камню.

– Не пойдет, Цельфи. Рыцари не летают на драконах. Они драконов убивают.

У дракона по хребту пробежал неприятный холодок.

– Только не говори мне, пожалуйста, что…

– Да. – Дева вскинула на дракона ясные глаза. – Я поеду на лошади.

Пегой эта идея понравилась не больше, чем дракону, но переспорить деву не удалось даже Дзурубу. Во всем, что касалось рыцарей, она разбиралась досконально: из окошка в ее башне они были отлично видны. Дева не желала ни на пядь отступать от традиций.

Вечером двинулись в путь. Дева в полном рыцарском облачении на пегой ехала по дороге, а дракон и Дзуруб, который не захотел оставаться у башни, пробирались следом. Временами дракон был даже рад, что все так вышло. Дзуруб веселил его россказнями о папашином цирке, а случайные путешественники, которым они тайком от девы иногда показывались, забавно падали в обморок.

К концу третьего дня с весельем было покончено. Дракон и дева стояли перед черным провалом в угрюмой скале и оценивали обстановку. Пегая паслась в стороне, Дзуруб прятался за камнями. Место и в самом деле было жутковатое. Из провала веяло холодом и смертью. Даже невозмутимая кобыла старалась в ту сторону не смотреть.

У дракона мурашки по спине бежали, и он втайне радовался, что на чешуйчатой коже их не видно.

– Ладно. Я пошел.

Он поскреб когтистой лапой по скале. Мелкие камешки тонкой струйкой посыпались вниз. Дракон не без труда протиснулся в узкий лаз.

– Осторожнее, Цельфи, – с тревогой крикнула дева.

– Дай мне пять минут, – пробурчал он из мрака. – Я крикну, когда можно будет.

Лаз оказался короче, чем ожидал дракон. Пара шагов – весьма трудных, надо сказать, по острым камням, в кромешной тьме – и дракон, отодвинув естественный занавес из вьющегося мха, вышел на маленькую залитую солнцем полянку.

Он был настолько не готов к такому, что замер на месте с широко раскрытыми глазами, позабыв о всякой осторожности. Местечко перед ним было прелестное. Свежая травка мягко пружинила под ногами; то там, то сям росли нарядные цветочки. Вдалеке виднелся уютный яркий домик с черепичной крышей; с правой стороны бодро изливался водопад. Убаюкивающе журчала вода. Большие деревья, росшие у водопада, обещали изумительный отдых в приятной прохладе. Даже неприступные скалы, окружавшие полянку, казались изнутри гораздо дружелюбнее, чем снаружи.

Дракону захотелось дать Дзурубу подзатыльник. Проверял бы факты, прежде чем сбивать людей и драконов с толку. Проход на Сигмеон свободен, безопасен и живописен до такой степени, что аж слезу вышибает. Ради чего, спрашивается, они покинули свою одинокую башню посреди усыпанной костями площадки и темную пещеру с головой принца Астургласа?

Можно было смело двигаться обратно. Дракон потоптался немного, поводил хвостом по травке, наслаждаясь ее мягкостью, еще раз поглубже вдохнул воздух, напоенный свежими цветочными ароматами. Хорошо… Пожалуй, можно обойтись без подзатыльника. И домой спешить не нужно. Деве полезно будет побродить среди цветов и деревьев, послушать шум водопада, успокоиться, обрести душевное равновесие…

Довольный дракон открыл было пасть, чтобы подать сигнал, но в ту же секунду безжалостный удар в бок сбил его с ног. К нападению он был не готов и рухнул беспомощной грудой у подножия скалы. Когтистые лапы придавили к земле его голову. Дракон забил крыльями, замахал хвостом, попытался дохнуть пламенем, но даже пасть не сумел приоткрыть. Хватка у его противника была отменная.

– Не суетись, – прошипел хриплый голос над ухом дракона. – Твоя песенка спета.

Голос показался знакомым, и дракон из последних сил скосил глаза. Он чуть не заработал косоглазие, но оно того стоило. Злобная темно-красная драконья морда, свисавшая над его головой, была ему не просто знакома, а очень хорошо знакома.

– Марибела! – пробормотал он невнятно.

Злобная морда озадаченно нахмурилась.

– Цельфий?

Хватка тут же ослабла, и дракон сумел поднять голову.

– Ты не могла бы с меня слезть, Марибела?

Дракониха нехотя убрала лапы. Дракон поднялся, стараясь не тереть хвостом раненую спину, и приветливо улыбнулся. Приветливость далась ему нелегко. В Марибеле не было ничего, что располагало бы к дружеским чувствам или хотя бы к элементарной вежливости.

– Какого тебя сюда принесло? – рыкнула она.

Марибела была крупнее Цельфия, с мощными лапами, короткими крыльями и толстым обрубком вместо хвоста. Ее черно-красная чешуя хищно блестела, и дракон особенно остро почувствовал, что на его коже ясно видны тяготы долгого путешествия, да и присущий ему от рождения грязновато-коричневый цвет солидности не добавлял. На морде Марибелы виднелись следы от сабельных ударов, правый клык был наполовину обломан, а в желтых глазах сверкала ярость чистокровного пентегского дракона.

Цельфий торопливо поджал хвост и расправил крылья. Хорошо хоть их ему не надо стыдиться.

– Я пришел тебя проведать, – пробормотал он. – Узнать, как дела. Что тут поделываешь?

– Откуда узнал, что я здесь? – хищно оскалилась Марибела. – Я без вывесок работаю.

– Предположил, – солгал дракон. – Твоя репутация хорошо известна.

– Как и твоя, – довольно фыркнула дракониха. – Только ты, Цельфий, и мог спросить, что я тут делаю. Ни одному нормальному дракону такое в голову не придет. Жертву сторожу, конечно!

– И хорошо работается? – поинтересовался дракон.

– Не жалуюсь. – Охваченная внезапным подозрением Марибела пригнулась и забила крыльями. – А тебе зачем?

– У меня дела неважно идут, – неохотно признал Цельфий. – Думал выяснить у тебя, в чем причина.

Дракониха изумленно склонила голову на бок.

– Ты тоже работаешь?

– Да. Бизнес в последнее время никуда не годится. Может, подскажешь, где я ошибся. Научишь.

Дракониха гордо напыжилась.

– Научу. Раз плюнуть.

И она продемонстрировала, как именно плюнуть, спалив одним выдохом широкую полосу в сочной траве.

– Спрашивай. – Марибела уперлась коротким хвостом в землю. – Только побыстрее. А то еще придет кто.

– Чем вы привлекаете клиентов? – зачастил дракон. – Как о вас узнают? Ваша обычная такса? Отдают без проблем? А то была у меня неприятность с королем Трех Королевств…

– Ты вообще о чем? – опешила дракониха.

– О бизнесе. У нас дела отвратительно идут. А у вас, – он покосился на уютную хижину в отдалении, – вроде бы полный порядок

– У кого у нас? И у вас?

– У вас с принцессой.

– У меня там принц!

– Логично, – кивнул дракон. – Гендерный баланс соблюдаете. Хотя довольно странно с точки зрения привлечения клиентов. Хотя, если делать упор исключительно на испытании мужества без затрагивания романтической нотки, можно заинтересовать многих. В том числе женатых или женщинами не интересующихся… Послушай, какой изумительный мотив!