– А нас с Мальвиной ты пригласишь? – надавила бедром на мое бедро мягкая Лиза. – А то намечается загадочная закрытая тусовка, а нам не хочется слушать потом подробности от Китти. Хочется самим всё увидеть.

– Марк сказал, что будет необычное меню, – замурлыкала Китти. – Ты раскроешь секрет?

– Секрет в том, что меню будет очень русское. Не переживай, вес не наберешь.

– Я приду только потому, что здесь будет петь Виолетта Вишневская, – Китти вновь откинулась на спинку дивана, позволив Сереге вползти носом в ее прическу. – Я ее обожаю. Была недавно на ее концерте… Сереж, ну щекотно! – и захихикала, закатив глаза.

– Да, – вынырнул из ее волос мой друг, – потащила меня на концерт, как только вернулись из Европы.

Манеру подцепить где-то новую телку и сразу увозить ее потусить за границу он перенял у меня. А вот впервые укладывать ее в постель уже там, на чужбине, это уже чисто его новшество. Так веселее, утверждал он. Да, он веселый.

– А где ты был? – поинтересовался я.

– В Вале, в Швейцарии. Покуражили чуток, – Сереня с ехидной улыбкой потерся своим картофельным шнобелем об изящно вздернутый носик Китти. – Вот, кстати, гляди, че себе прикупил, – он резко оторвался от подруги, вытянул вперед руку и засветил наручные часы, выпорхнувшие из-под сцепленного запонкой рукава.

Я рассмотрел. Дорогая хрень.

– Че отдал?

– Тридцатку. Да, и теперь никто не скажет, что они не швейцарские, – загоготал он. – Сечешь, сечешь?

– А тебе, Эдуард, нравятся эти часы? – голосом дикой кошки спросила Китти.

– Да, хорошие.

– Это я выбирала. – Мяу.

– А что ж себе ничего не выбрала? – кольнул я.

– Как это не выбрала! – засияла она. – Еще как выбрала. Вот какие мне Сережа подарил, – и подняла кулак, будто демонстрирует размер бицепса.

На ней тикали крупные золотые часы.

Я бросил на моего друга взгляд с сигналом «Неужели заслужила?», на что он мне ответил скользкой улыбкой с сигналом «Заслужила».

– Так это же мужские! – заметил я.

– Да, сейчас модно, чтобы девушка носила мужские часы.

А то, что носить золотые часы так же модно, как золотые зубы, ты еще, видать, не открыла.

– А можно взглянуть на твои? – протянула Лиза.

– Конечно, – я поднял правую кисть.

– О, Vacheron Constantin! – Глаза ее загорелись, а колени разъехались. Девушка в теме. Наверное, читает глянец. А может, даже прошла специальные курсы по мажороведению. – Ты тоже 30 тысяч долларов за них заплатил, да?

– Нет, ну что ты, какие 30 тыщ. Эти обошлись мне в 50.

Я подвинул пустой бокал к Сереге.

– Да, Лизка, – мой друг заправлял вискарь, – у Эдулика есть вкус.

Бедро Лизы задвигалось вверх-вниз, поглаживая мое. Сейчас заведешь меня, и… Пфффф.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась малышка. – Может, ты и мне его привьешь?

Привью, конечно. Не вопрос.

– Могу сегодня, – я схватил бокал и посмотрел на нее искоса.

– Звучит, как хвастовство, – зарядила Лиза и захохотала.

Кокетка-профессионалка?

Снова выпили.

– Не торопитесь, – прокряхтел Серега, смакуя алкогольную горечь. – Сегодня мы отдыхаем. Да, Мальвина?

Девушка извлекла откуда-то сигарету и миленько фыркнула:

– Не люблю часы.

Может, ты просто не понимаешь, что означают стрелки?

Я взял со стола зажигалку, поднес огонь к ней, озарив ее вульгарные заглатывающие глаза. Она схватила мою руку обеими ладонями, отчего у меня моментально закипело в паху, и медленно подкурила.

– Я люблю машины, – выпустила дым.

Тоже, небось, окончила гламурные курсы и теперь похлеще седого автослесаря разбирается в моделях, комплектациях и технических характеристиках. А главное – в ценах.

– А у тебя, Эдуард, есть автомобиль или тебя придется подвозить? – продолжила томно верещать Мальвина.

А я продолжил ее хотеть.

Когда увидишь мой космолет, будешь течь так, что можно будет обмыть весь кузов.

– Ты можешь меня подвезти в любом случае.

– Тебя, – она провела языком по нижней губе, – может укачать.

В моем паху задымило.

Всегда обожал этих женщин. Им не надо моего внутреннего мира, им достаточно того, что они видят, могут потрогать и показать другим. Мне от них нужно то же самое.

– Меня качает только от любви.

– А ты в любви знаток? – потянула на себя внимание Лиза.

– Я легко обучаем.

Меня вполне устраивало то, что мой костюм за три штуки зелени, мои колеса и другие аксессуарчики делали всю работу за меня, превращая меня в заевшегося ленивца. Они разговаривали с телками, они их заводили, притаскивали ко мне домой, раздевали, кувыркали, а уже утром провожал их я.

– Так я приглашена на эту вашу «Русскую вечеринку»? – певучим голосом прогалдела Лиза. – Или нужно пройти какой-то тест?

– Нужно иметь доброе русское сердце и крепкий русских дух.

– Так я и коня на скаку, – гордо отозвалась она, – и в горящую избу.

– Звучит, как хвастовство, – вернул я ей ее же монету.

– Если надо доказать, я докажу. Вот проверь меня.

А вот сейчас и проверю.

Я взглянул на нее строго и повелительным голосом произнес:

– Снимай трусы.

Лиза молчала всего секунду. А потом смело объявила:

– А я их не ношу, – и залилась безудержным хохотом.

Кокетка-виртуоз!

Мой взгляд как по команде прыгнул на ее сногсшибательные бедра. Сука, ну зачем ты мне это сказала. Теперь это знание будет меня постоянно сверлить. Я медленно поднял глаза. Лиза смотрела на мое довольное, но застывшее лицо. Она весело провизжала:

– Если надо доказать, я докажу. – И немного раздвинула колени.

Наверное, сейчас она добавит свое «Вот проверь меня».

Я одобрительно поджал нижнюю губу.

– Поверю на слово. Считай, что ты в списке важных гостей.

– Спасибо. Хи-хи.

Серегина рука с полным бокалом вновь потянулась вперед.

– Давайте.

Мы дали.

Лиза поглаживала меня глазками, Мальвина то и дело бросала колкий, страстный взгляд, а Китти что-то шептала на ухо Сереге. Несомненно, спрашивала обо мне.

Алкоголь заполнял русла моего мозга. Но не расслаблял.

Сегодня было наоборот – я словно трезвел.

Может, потому, что сегодня первый день остатка моей жизни?

Да нет, и вспоминать не хочу. Залез же, сука, в голову.

Мне стало как-то не по себе. Неуютно, что ли.

Меня стала раздражать эта бездушность. Этих девушек с обложки. Серегина. Этих двух закурившихся полумертвых мудаков.

Но главное – моя.

То, что я их понимаю, что говорю с ними на одном языке, что выгляжу как они, стало мне неприятно, даже противно.

Захотелось еще выпить. Я сам взял графин и стал наливать.

– Куда так помчал, Эдигуль? Напьемся еще.

– Времени нет, – сказал я.

– Хочешь нас покинуть? – проявила интерес Мальвина.

Именно – покинуть! Весь этот гламур. Прямо сейчас.

Я их всех одновременно расхотел.

Стрелка упала на ноль.

– Покинуть? Нет. Ведь мы обязательно встретимся еще. – Я махом осушил бокал.

Серега не стал пропускать. Девушки тоскливо смотрели, как я поднимаюсь с места. Два укурыша сосали кальян и не подавали серьезных признаков жизни.

Адьёс, суки.

– Давай, на связи.

– На связи. Не пропадай надолго.

Прочь!.. Прочь от вонючего дыма. От тупой грохочущей музыки. От мелькающих повсюду и слепящих разноцветных бликов. От натянутого атмосферного мрака. От мрака, прокравшегося куда-то внутрь меня. Прочь!

4

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул.

Майский воздух. Потрясающе. Освобождение.

Я словно выбрался из давки толпы бомжей, которые облапали мой костюм и засрали уши диким блеянием с единственным намерением – хоть что-то от меня урвать. И наконец оставил весь этот сброд там, за высоким забором.

Еще недавно я хотел отмыться от профессорской лекции, теперь же хотел отмыться от этой тусовки. Намылюсь два раза.

Я бросил прощальный взор на неоновую вывеску «Сан-Марко». Раньше я сбегал от всего и прятался здесь, или в другом клубе. А сегодня я сбегаю отсюда. И не знаю, где спрятаться.

Я сел в автомобиль, выехал на дорогу, сделал музыку тише, отключил климат-контроль, открыл окна и неспешно покатил под невнятные голоса улиц.

Спиртотерапия сегодня не помогла. Сегодня, в первый хренедельник остатка моей жизни, в первый раз алкоголь не справился со своей важной задачей.

И что мне теперь, не пить?! А может, мне и не тусить в клубах? Зачем же я их понатыкал по всему городу? А может, мне теперь еще и в тренажерный зал походить и мучить там себя, чтобы доказывать таким тупым способом себе и всем, что я настоящий мужик, и чтобы еще больше нравиться телкам, которые и так до безумия рады, если у них появляюсь я? А может, мне и уроки игры на аккордеоне брать? А? Скажи мне, профессор Венгров А.Ф. Какие затоптанные росточки моей души мне надо полоть и поливать? А?! Ответь мне, профессор Венгров «А», сука, «Эф»!

Нет уж! Занятия йогой и курсы по вязанию крестиком меня ничуть не интересуют. А то, что интересует, у меня есть. Да, у меня есть всё. И это всё приобрел я сам, своими руками и мозгами. Если мне вдруг что-то понравится, я получу и это.

Однако в чем, пожалуй, прав этот шумоголовый профессор, так это в том, что мне, возможно, действительно в последнее время не доставляет удовольствия работа. Хотя я всегда обожал ощущение каждого нового заработанного рубля или мешка рублей. Кормить свою копилку – моя большая и единственная любовь. Именно это сильное и глубокое чувство и помогло наполнять и приумножать мои кошельки. Я давно понял, что, чтобы стать богатым, ты должен иметь только одно хобби – зарабатывать. Ты должен этого не просто хотеть, а быть этим увлеченным. Получать кайф от каждого придуманного и исполненного маневра, от достижения поставленной цели – извлечения очередной прибыли. Я не позволял деньгам лежать зашитыми в матрас мертвым грузом: я искал поле для их посадки и последующего всхода плодов и направлял средства туда. Каждую неудачу я переносил болезненно, но не останавливался, а воспринимал потерю как обретение необходимого опыта, и он приходил. Я долго был скупым по отношению к себе. Я во многом себе отказывал, лишь бы увеличить свое состояние. Растущие цифры моих банковских счетов грели меня лучше женщин в постелях, давали мне ощущение могущества.

В какой-то момент денег стало так много, что мне пришлось научиться их грамотно прятать. От всех. Врагов хватает. Если у тебя есть деньги, всегда найдутся и желающие их забрать. Я стал тратить 10% дохода на безопасность, хотя порой думаю, что тратить нужно 50%. Безопасность – это дележка с власть имущими. Ведение с чиновниками дружбы – важная часть бизнеса. Хотя мне известно, что эти отношения хрупкие, как шоколадная глазурь эскимо летом. Поэтому налаживал контакты сразу на нескольких уровнях иерархии государственных деятелей. Самое удивительное, что я обнаружил вопреки своим ожиданиям, – это то, что, намереваясь решить какой-то вопрос через высокие должности, я порой получал вежливый отказ со ссылкой на то, что исполнение моей просьбы привлечет много излишнего внимания со стороны еще более вышестоящих или иных контролирующих органов и в конце концов будет обнаружено как незаконное и пресечено. Однако потом этот же самый вопрос решался мной через нижайшие звенья, через тех, кто непосредственно касается рычагов и фактически должен исполнять лишь ниспосланную волю большого руководства. Их еще называют маленькими царями. Они умеют сделать всё аккуратно и неприметно. И естественно, это обходилось мне значительно дешевле.

Когда я решил наконец не только зарабатывать, но и тратить, первое, куда пошли средства, – это путешествия по миру. Сначала было здорово. Пирамиды, Эйфелева башня, Статуя Свободы, Малхолланд Драйв, Ибица, Дубай, Венеция – после посещения которой я и придумал название для клуба «Сан-Марко». Но потом я с удивлением обнаружил, что созерцание воочию всех красот мира и достопримечательностей приносит мне эмоции не намного насыщеннее, чем просмотр картинок с ними или видео по телевизору. То же самое и с экзотическими пляжами мирового океана – немногим веселее, чем плескание в какой-нибудь геленджикской бухте или городском пруду. Вода везде мокрая. Путешествие – это не мой кайф. Под мой строй психики это не работает как услаждение. Теперь в основном я ищу и нахожу радости в городе, в котором живу, – в моем самом любимом городе на планете.

А что же мой личный фетиш? Секс? Пожалуй, да. Совершенно точно – да! Секс – это лучшее удовольствие, которое я смог для себя обнаружить в этой жизни. И я стараюсь постоянно окружать себя женщинами и выжимать из них всё самое вкусное.

Правда, секс – это то удовольствие, которое доступно в равной степени и богатым, и бедным. Даже нищеброды сношают на свалках своих убогих спутниц. И получают от этого, я уверен, не меньше радости, чем я, заберись я хоть на Мисс Россия сего года. Но бомжихи меня не возбуждают, и приходится вкладываться в досуг с женщинами, которые вкладываются в свою внешность, так чтобы я вкладывался в досуг с ними. Вот поэтому я и стал прибарахляться. И думаю, у меня в этом талант.

Но сегодня…

На какую-то мою точку все-таки нажал странный босой человек. И посеял во мне мысль, что необязательно ехать без оглядки по дороге, давно уже не петляющей и превратившейся из узкой, грязной и раздолбанной в широкую, асфальтированную магистраль. Потому что ты знаешь, куда приедешь через час, а куда – через два. И затем не появится никаких новых маршрутов, кроме как ехать дальше. До следующего поста. И потом до следующего. И потом… А может, стоит ненадолго остановиться. Оглядеться. Вдруг, не отрывая глаза от дороги и от вожделенного горизонта впереди, ты упускаешь нечто важное. Может, в тишине, без надоевшей суеты, ты увидишь что-то… что-то свое.

С этой мыслью я почувствовал непонятный пока привкус… свободы.

Это ощущение нельзя купить.

Я ехал с открытыми окнами.

Ехал, слушая простые, но сегодня почему-то умиротворяющие звуки города.

Ехал до тех пор, пока около светофора не почувствовал удар сзади.

Вот это ощущение куда хуже.

Как же так?! Ведь было так приятно, мило и спокойно.

В зеркале я увидел автомобиль, теперь неудачно встроенный в мой.

Я вышел из машины. К заднему бамперу присосался старенький «опель». Через лобовое стекло которого виднелась девица с перепуганным широким лицом, вцепившаяся двумя руками в руль.

Я стал осматривать повреждения. Бампер она вмяла основательно. Дура тупая. Хрена ты сидишь, не выходишь? Давай вытряхивайся на улицу!

Я помахал ей рукой, приглашая на свежий воздух.

Наконец она медленно вылезла из своей консервной банки. Полноватая невысокая девушка лет двадцати двух, в очках и с собранными в короткий хвост волосами.

– Здрасьте, – робко произнесла она и нерешительно подошла ближе, чтобы посмотреть на то говно, которое она мне причинила, овца.

– Здорово, здорово! Ты что там, линзы, что ли, протирала в этот момент? Или уснула?

– Я… я… мне… – мямлила она, трогая дужку очков, – нет… я просто…

Понятно, понятно, просто всё, просто – овца ты, вот и всё, что тут сложного!

– Простите, пожалуйста.

Да засунь себе свое «простите» куда-нибудь поглубже.

– У меня нет страховки, – ныла девчонка.

Ну вот, теперь еще и эта новость.

А дочери, жены и любовницы олигархов на таких дряхлых телегах не ездят. Другим же ремонт бампера моего железного корабля на колесах не по средствам.

А вдруг она химичка, оборудовавшая дома нарколабораторию!

– Ты работаешь?

– Да, я продавец в супермаркете.

Ну вот и всё. Это финиш.

– Могу отдавать из зарплаты.

Я поднял руку, выставив перед ней вертикально ладонь, показывая ей заткнуться и не нести чушь, сыпля мне соль на гениталии.

Что ты там будешь отдавать, монетки из оставленной сдачи?

– Что, очень дорого, да? – с дрожью в голосе произнесла она.

Я молчаливо покивал, продолжая смотреть не на нее, а на разбитый бампер, переваривая произошедшее.

– А что… а что же делать тогда? – лепетала она сквозь ком в горле.

Что делать, что делать! Водить надо осторожно! Овца!

– Снимай трусы, – рявкнул я.

Она оцепенела.

Ее глазенки нервно задергались за очками, фокусируясь то на моем правом глазе, то на левом, ища хоть где-нибудь спасения от такой постыдной участи.

– Я… – вырвалось у нее какое-то кряхтение.

И тут же ее лицо трагично искривилось. Из-под очков по щекам понеслись слезы. Обычные мокрые слезы, а не нефть, которую можно было бы продать и оплатить ремонт.

– Угху, угху, – хрипела она.

Может, она плачет от неверия в собственное счастье? Наконец-то трахнет кто-то.

Ты права, дуреха, не могло тебе так повезти.

– Ну всё, всё, – я подошел и обнял ее. – Я пошутил. Это же шутка такая. Конечно, шутка. Ну что ты. Успокойся. Успокойся.

Нет, мне не стало ее жалко. Может, я слегка переборщил насчет трусов, но это нестрашно, она это заслужила, будет повнимательнее в следующий раз. Однако и мой автомобиль я тоже не жалел.

В этот момент я почувствовал, что внутри, и даже не где-то глубоко, мне абсолютно плевать на повреждение машины.

Железо. Всего лишь железо.

Никакая это не скорость. Никакой это не престиж. Никак это меня не дополняет. И ничего обо мне не говорит.

Случись это вчера, я бы расстроился минимум на неделю. Я бы, возможно, не сдержался и так наорал на эту дуру, что у нее очки б треснули.

Но сегодня… Сегодня – это уже сегодня. Первый день остатка моей жизни.

– Ладно, ладно, ерунда, – спокойно говорил я ей почти в ухо, – не переживай, это ерунда, забыли, не было ничего.

Еще пара всхлипов. И я ее отпустил.

Не бросая взгляда на место удара, я направился к двери.

– А… а… гаишников не будем вызывать? – догнал меня ее неуверенный голос.

Не имей я одного ламинированного документа, я бы не рисковал вызывать полицию, потому что, как оказалось бы при официальной проверке, я управлял автомобилем, имея некоторую запрещенную долю алкоголя в крови, удачно приобретенную недавно в клубе «Сан-Марко». И это однозначно повлияло бы на исход разбирательства нашего дорожно-транспортного происшествия. Но такой успокаивающий документ у меня был. Это удостоверение общественного советника ГИБДД. При дорожной полиции имеется организация, куда входят представители общественности, перед которыми органы власти периодически отчитываются о результатах своей работы и учитывают их предложения и мнения. Всё это, конечно, формально, реально даже ни одного собрания не было. Но все общественные советники не подвергаются наказанию, и им оказывается всяческая поддержка и содействие со стороны ГИБДД – негласное, но обязательное к беспрекословному исполнению указание их начальника. А членство в этом совете обходится мне в 3000 долларов ежегодно. Оно того стоит. Зато я не переживаю, если не замечу какой-нибудь дорожный знак, не говоря уже об употреблении алкоголя. Поэтому вызывать или не вызывать гаишников мне в моем положении не так важно. Всё равно по бумагам я буду абсолютно трезв.

Я взялся за ручку водительской двери, кинул на зареванную девчушку снисходительный взгляд и с добротой в голосе произнес:

– Сказал же, забыли. Будь аккуратнее.

Я поехал.

Мои окна открыты. Мои глаза открыты. Мое сердце открыто.

Майский воздух. Он прекрасен.

5

Худой консьерж в черных брюках и белой рубашке вскочил со своего вращающегося кресла перед монитором, едва я вошел в холл первого этажа высотки, где я живу.

– Не спишь? – бросил я сам не знаю для чего. Просто чтобы не проходить мимо него молча. И дать ему иллюзию, что его существование для кого-то что-то значит.

– Нет, нет, Эдуард Валентинович, я как раз просматривал камеры.

– И что там сегодня интересного?

Я подошел к лифту и нажал кнопку вызова.

– Интересного? Кажется, вы не очень удачно прокатились сегодня? – заметил он. – Вмятина на бампере появилась. Сами не ушиблись?

Двери лифта открылись, и я вошел в кабину.

– Если тебя не затруднит, – отозвался я, – сотри кровь с кузова, а если приедет полиция, скажи, что меня нет.

Черный юмор на ночь.

Я нажал кнопку пентхауса – шестнадцатый этаж. И тут же консьерж вскинул вверх руку, словно вспомнил что-то важное, и скороговоркой пробормотал:

– Ваша гостья ждет вас на этаже в фойе.

Он скрылся за закрывшимися дверями лифта. Я понесся вверх.

Гостья – это Марго.

На часах начало первого. Значит, она здесь не так давно.

Я был приятно удивлен, что в «Романтизе» предложили такую необычную даму.

А сам «Романтиз» я открыл для себя всего три месяца назад. До этого, если я хотел поиметь красивую нафуфыренную телку, то обращался к администраторам открытых мной ночных клубов, знавших, как найти то, что мне нужно. Это были действительно искусно намарафеченные, стильно постриженные и сексуально одетые телки, осознавшие себя как дорогой товар для плотских утех. Ночь с такой дивой обходилась мне от 500 до 2000 долларов. И сначала это было здорово: они были охрененно прекрасны и аппетитны, вели себя услужливо, но с видом знания себе цены и трахались с постановочным старанием, чтобы было приятно моему телу, и слуху, и глазу.

Однако в какой-то момент, когда кто-то из окружения равнодушно поделился, что тоже неоднократно сношал двух-трех особ из верхних строчек моего списка обожания, да еще и в более извращенных формах, чем я, мне расхотелось заниматься сексом с такими изрешеченными дамами, в которых кто только ни побывал.

Снимать телок в тех же клубах и приходовать их получалось достаточно успешно. Но не всегда в них гостили те, кого я хотел. И не всегда те, кого я хотел, соглашались в ту же ночь.

Вступать же в продолжительные ухаживания или полноценные отношения я уже не желал. Мне сложно далась игра в любовь с моей последней на сегодняшний день девушкой. Вначале всё было идеально: она необыкновенно красива и сексуальна, мне нравилось выходить с ней в свет и демонстрировать ее друзьям, да и вообще всем окружающим, я любил оказывать ей различные знаки внимания и делать сумасшедшие подарки, нравилось тусоваться с ней везде и трахать во все ее прекрасные щели, нравилось ее любвеобильное отношение ко мне и даже верилось, что оно искреннее. Но это было не так. На девятом месяце наших страстных отношений я стал чувствовать, что больше не могу терпеть ее неудержимое увлечение своей карьерой, для роста которой требовалось ставшее неприемлемым для меня количество ее свободного времени. Свободного фактически от меня. Меня всё это бесило, надоело, и было принято решение, что нам нужно расстаться. Решение было принято мной, но услышав его, она объявила, что это она меня бросает, потому что я любящий только себя эгоист, нежелающий видеть ее счастливой, самореализовавшейся личностью, стремящийся превратить ее в облезлую домработницу… Ой, да пошла ты!

Это было полгода назад.

С тех пор я отказался от каких-либо постоянных отношений. И сразу же обрел покой. Если у тебя нет девушки, то тебе и не надо ее жалеть. Не надо вникать в ее тупые, высосанные из пальца проблемы, которые через несколько дней и ее саму уже никак не трогают. Если у тебя нет девушки, тебе не удастся ее обидеть. И не придется извиняться тогда, когда ты и не виноват. Если у тебя нет девушки, тебе можно без стыда и опаски трахать любых женщин. Вот это, пожалуй, самый приятный плюс.

И однажды я обнаружил существование элитного дома терпимости «Романтиз». Он предлагает эксклюзивных девушек. И слово «эксклюзив» здесь не просто для звонкости. Дело в том, что, кроме тебя, обслуживающая тебя дама больше не имеет клиентов. Ты единственный! Агентство гарантирует, что пока ты заинтересован и продлеваешь контракт на определенную девушку, ее больше никто не может себе позволить ни за какие деньги. Ее больше никому даже не показывают и не предлагают. Это закрытый профиль – пока ты продлеваешь контракт.

Если же она тебе надоест, то только тогда ее смогут пригласить на свидание другие клиенты «Романтиза» и тогда для тебя и всех остальных она станет недоступна на весь период действия нового договора. И еще они гарантируют, что ты у выбранной девицы будешь в принципе единственным партнером. То есть у нее не будет секса в обычной личной жизни. Как они за этим следят, ума не приложу. Моя личная проститутка. Это даже отграничивает ее от ярлыка «шлюхи обыкновенной». Она не опасается быть узнанной на улице или ином общественном месте и почувствовать себя неловко из-за этого. Обнаружение ее аморального рода деятельности практически невозможно. Она как любовница-содержанка, с единственным отличием: все денежные вопросы разрешаются не с ней, а исключительно через агентство. Очень удобно. Отличный сервис.

Как правило, «Романтиз» предлагает фотомоделей. Думаю, у них есть компетентный и вращающийся в модельном бизнесе рекрутер, умеющий договариваться о столь интимных вопросах. Моя милейшая Сонечка именно туда. И я вполне ею доволен до сих пор. Но когда я ради разнообразия обратился в «Романтиз» о включении в мой гарем еще одной наложницы и после просмотра портфолио ряда молоденьких фотомоделей наткнулся на анкету Марго и ее потрясающие картинки, я рассмотрел в ней необыкновенную сексуальную энергию. И не ошибся.

Марго 27 лет. У нее неимоверно привлекательные черты лица, карие глаза, широкие скулы, темно-русые волосы до плеч, стройное тело и заправленная силиконом грудь пятого размера. А еще она только два месяца как не замужем. Разведена. Детей у нее нет. Вот такие семейные обстоятельства.

И я ее первый клиент. Так же, как и у Сонечки.

Не хочу вникать в моральный облик Марго и в причины того, как она стала на этот путь, мне больше хочется проникать в нее саму.

В общем, я всецело ее принял, как только получил от нее первую дозу жаркого, разъедающего плоть и кости феерического секса.

Ох, Марго.

– Доброй ночи, – она встретила меня с теплой улыбкой, когда я, выйдя из лифта, ступил на этаж и застал ее красиво сидящей на софе в черном платье с блестками.

– Привет. Давно ждешь?

– Не очень.

Она встала и подошла ко мне. Мы приветственно поцеловались в губы. Да, это моя личная жрица любви и я могу себе позволить поцеловать ее в губы.

– Выглядишь просто потрясно, – я открыл входную дверь и наблюдал, как она вплывает в мое жилище. – Марго, ты меня балуешь. Ты можешь приходить ко мне хоть в спортивном костюме и кедах, я всё равно буду хотеть тебя так же сильно.

– Таких мне еще не делали комплиментов. Это мило.

Марго прошла в квартиру и стала оглядываться, будто она здесь впервые. Она делала так каждый раз. Видимо, мой дорогой интерьер затрагивал тонкие струны ее продажной души.

Бросила сумку на кресло гостиной и изящно плюхнулась на диван, вдавив руки в сиденье – позиция ожидания.

Я скинул пиджак и расстегнул рубашку. Подошел к журнальному столику – к заветной початой бутылке виски – и спросил:

– Будешь?

– Угу.

После чего наполнил до середины два бокала. Взял в холодильнике корзину со льдом, набросал кубики, вручил один бокал ей, мы тут же чокнулись, и я сделал глоток.

– Бери это и поднимайся в спальню, – бросил я, – а я быстро в душ.

Марго взяла бутылку и неспешно поплелась по лестнице на второй этаж. Я потопал за ней, наблюдая за ее раскачивающейся прямо перед глазами упругой задницей. Не удержался и шлепнул. Марго кокетливо ойкнула, поощряя мои веселые выходки. В спальне она села на кровать, а я проскользнул в ванную.

Стал под душ. И почувствовал наконец расслабление. Словно от меня отслаивалась толстая чешуйчатая кожа, сформировавшаяся как панцирь, как броня против всего, что мне неприятно. И теперь вместе со всем негативом трескалась и сползала вниз, уходя в сливное отверстие, оставляя меня чистым, как мысли ребенка.

Сегодня первый день остатка вашей жизни… Эдуард.

Сука!

Все-таки это он звучит в моей голове. Долбаный профессор.

Сегодня вы решили, что будете жить по-новому, Эдуард.

Вы оторвались от настоящей жизни, Эдуард, Эдуард, Эдуард…

Да что ты знаешь о настоящей жизни, хренов умник?! Да кто вообще может взять на себя роль мудреца, знающего, что такое настоящая жизнь, и поучать других? У кого жизнь настолько очевидно настоящая, что на фоне нее моя покажется подделкой? Кто поставит клеймо пробы на мою сомнительную жизнь? Чье имя будет на этом клейме?

Всё, хватит. Выпью еще. Выпью еще и напою Марго. Выпью еще, напою Марго и трахну ее.

Я вернулся в спальню голым.

Марго сидела на кровати с отброшенным одеялом в просвечивающемся нижнем белье. Ох, Марго, ты просто роскошная соска! Она с хищным взглядом и бархатистой улыбкой протянула мне бокал. Я забрался коленями поближе к изголовью кровати, прилег спиной на подушку, взял у нее виски и сразу выпил всё. Она сделала короткий глоток. Я пальцами стал толкать вверх дно ее бокала, показывая, что и ей нужно высушить его. Она подчинилась.

Я тут же вновь заправил наши хрустальные сосуды, вылив из бутылки всё до капли. Чокнулся с ней. И вновь втянул в себя порцию. Она медленно пригубила.

– У тебя как будто не очень хорошее настроение, – заметила Марго. – Всё хорошо? Ничего не случилось?

Я молча заглянул в ее темные пылкие глаза. Затем мой взгляд скользнул по ярко-красным губам, по гладкой коже, по двум огромным шарам, изысканно упакованным в полупрозрачный бюстгальтер, позволяющий разглядеть большие ореолы ее сосков, съехал по ровному животику, споткнулся о глубокую ямочку пупка и упал у нее между ног.

– Не молчи, – мяукнула Марго. – Говори со мной. – И вновь пригубила виски.

Мой взор всё еще целился ей между ног.

– Снимай трусы.

Она не стала ничего обдумывать, она принялась исполнять.

Ее трусики полетели на пол, а лифчик остался на месте. Я просил такой дресс-код и в прошлый раз. Так ее груди выглядят просто потрясающе. Сдавленные друг к другу, высокие, с глянцевыми выпирающими округлостями. Марго наверняка думает, что это, возможно, потому, что ее грудь без лифчика низко свисает, но это не так. Не низко. Она прекрасна и без белья. Но в нем ее сиськи меня возбуждают больше. Да и мне плевать, что там думает Марго.

Она забралась на меня и сделала нас единым целым.

Схватилась обеими руками за спинку кровати за моей головой и неторопливо на мне закачалась, держа наши лица рядом.

– Ну чего ты такой грустный? – ласково шептала она. – Ты мой красивый. Мой сильный. Мой сексуальный. Сейчас все твои глупые плохие мысли уйдут. Ведь я с тобой. Твоя Марго с тобой.

Я поднял руку и прикоснулся пальцем к ее виску. Нашел там небольшую прядь волос, длиной всего сантиметра четыре. Уже немного отросли.

– Марго…

– Что, что? Говори. Хочешь всю меня постричь? Если хочешь – делай. Делай что хочешь. Я сделаю всё, что ты скажешь.

– Марго, скажи, что такое настоящая жизнь?

Возможно, моя персональная проститутка знает ответы на глобальные вопросы.

– Настоящая жизнь, – пошатывала меня Марго, согревая мое лицо своим теплым дыханием, – это сейчас. Потому что я живу сейчас. Мне сейчас хорошо. Мне сейчас с тобой хорошо. А тебе хорошо со мной? А? Хорошо? Скажи. Хочу, чтобы тебе было хорошо со мной.