Почему в Геленджике? Потому что прежде мы никогда там не бывали и решили освоить новое для себя курортное место. Главное, что нас беспокоило при выборе, это приличные условия проживания.

Надо сказать, что годы, проведённые в облике предпринимателя, выработали во мне наподобие собаки Павлова некоторые рефлексы. Одним из них является рефлекс на условия проживания на отдыхе. Я теперь реагирую исключительно на слово «люкс» (скажу по секрету – это касается только отдыха в России). Даже «полулюкс» не вызывает во мне сколь-нибудь заметной реакции, не говоря уже об «эконом-классе» – наборе звуков, которые мой мозг вообще отказывается воспринимать.

Я изнежился. Я хочу отдельную комнату для детей, горячую и холодную воду круглосуточно, телевизор, холодильник и кондиционер в номере, а также ежедневную уборку и периодическую смену постельного белья. Вы скажете: «Но это же элементарные условия трёхзвёздочной гостиницы!» И я соглашусь, с одной лишь поправкой, что на нашем юге всё это называется «люксом» и стоит соответственно.

Но мы пошли на расходы, мы хотим две недели в году хорошо отдохнуть. Вариант, присмотренный через Интернет, понравился нам более других. Отдельный двухэтажный дом, недалеко от моря и в то же время на тихой улице. И кроме того, при телефонном разговоре хозяин сказал, что мы можем столоваться прямо у них, жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. Всё-таки семейные гостиницы – это шаг на пути к цивилизованному отдыху!

Поэтому от Новороссийска мы ехали с хозяином (его звали Слава) в Геленджик хотя с некоторым ещё волнением (самих-то номеров пока не видели), но уже в предвкушении беззаботных дней. Слава рассказывал нам о местных пляжах, а также о том, что он дома ставит отличное вино, а жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. И если мы захотим, а мы, посетив пару местных кафе, конечно же, захотим, то можем столоваться прямо у них.

Номера, к нашей радости, оказались такими, как на фотографиях в Интернете. И главное, в отличие от сдаваемых комнат внизу, они находились на втором этаже дома.

Это преимущество номеров «люкс» располагаться наверху я стал ценить после рассказа Оли о её студенческой практике в Архангельске. Работая там в молодёжной газете, она отправилась по заданию редакции в один районный город. Поселили её, как и положено селить корреспондента областного издания, в номере «люкс» местной гостиницы. В номере «люкс» не было абсолютно ни каких благ цивилизации, зато он находился на втором, верхнем этаже.

Какие это давало преференции, она поняла утром, когда отправилась искать туалет. Нашла она его здесь же в конце коридора. За дверью без крючка обнаружилась довольно просторная комната, на полу которой на одинаковом расстоянии друг от друга лежали три деревянных крышки. Подняв одну, она увидела под ней выпиленную в полу дырку и далеко внизу пол первого этажа с такою же дыркой, а ещё ниже – выгребную яму. И получалось, что жители обычных, нижних, «не люксовых» номеров, находясь в туалетной комнате и заслышав вдруг у себя над головой шум шагов, должны были вне зависимости от стадии процесса убегать как можно быстрее, дабы успеть освободить место прибывшим на место важным людям сверху.

И это правильно! И теперь я понимаю, что значит «люкс» по-настоящему. Ибо это получается такой «люкс», приятней которого вряд ли что-то сыщется на свете. Ибо по сравнению с таким «люксом» районной гостиницы меркнут роскошь и комфорт всех апартаментов и президент-отелей мира! Поэтому я всегда чувствую себя спокойней, когда моя комната располагается выше других имеющихся в здании номеров. Так, на всякий случай.

В домашней гостинице, куда нас только что привезли, и это условие было соблюдено, а потому мы, благо время уже было ночное, легли спать практически счастливые.

Утром выяснилось, что ни на одной из наших кроватей нет полотенец. Это, конечно, было недоразумение – в подобных номерах на каждого человека принято выдавать три полотенца: банное, лицевое и ножное. Я попросил хозяйку недоразумение исправить, после чего мы с ней удивлённо друг на друга уставились: она, услышав мою просьбу, а я – тому что удивилась она.

– Ну, хорошо, – пожала плечами хозяйка, – принесу.

И принесла каждому по дешёвому полотенчику, которое теперь должно было служить нам и банным, и лицевым, и ножным. Нам этого показалось мало, и мы отправились в магазин, где купили себе полотенца, мыло (которого тоже не оказалось), стаканчик под зубные щётки и прочие мелочи.

«Ничего! – успокоили мы себя. – У нас «люкс», но только без полотенец, мыла, стаканчика под зубные щётки и прочих мелочей».

Всё же остальное, как я сказал, нас вполне устраивало, и мы заплатили Славе за проживание, а также за трансфер из Новороссийска в Геленджик.

– Желаю хорошего отдыха! – радушно пожелал Слава. – Кстати, жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. Если захотите, она будет готовить и для вас.

– С удовольствием! – согласились мы и, заказав обед, бодро зашагали к морю, дорога к которому показалось нам длинноватой, что объяснялось, по-видимому, желанием поскорей окунуться в воду и предаться неге под лучами южного солнца, о-о-о!

Обед у хозяйки, действительно, был сытным и вкусным.

– Что ж, вполне, вполне, – откинувшись на спинку стула в тени виноградной лозы, проурчал я.

– Да, – вторила мне Оля. – И главное, удобно, никуда ходить не надо.

– Да, – соглашался я с ней. – И Слава говорит, недорого.

– Да, – соглашалась она со мной.

Я нехотя поднялся.

– Всё-таки надо узнать, сколько обед стоит точно, потом ведь рассчитываться придётся.

Я отправился к хозяйке. Но услышав от неё сумму счёта, обомлел. Столько, по моему разумению, должен стоить обед в хорошем ресторане.

– Это недорого, – увидев на моём лице удивление, торопливо произнесла хозяйка. – Вы посмотрите, что в кафе делается.

Мы решили посмотреть. Вечером в кафе, с музыкой, морем, официантом и выбором в двадцать блюд, ужин обошёлся дешевле. На следующий день мы поменяли условия эксперимента: обедали в кафе, а ужинали у хозяйки. И поняли, что допустили ошибку – эксперименты нельзя проводить на ночь: за такие деньги ужин встал в горле, не давая нам безмятежно спать.

Тогда я как опытный бизнесмен решил выяснить, сколько будет стоить у наших хозяев питание оптом: двух- или трёхразовое на протяжении всего отпуска. И выяснил, что питание оптом разорит нас ещё до того, как этот отпуск закончится. Причём, вкусное, да, разнообразное, наверное, но, самое обычное питание. И кроме того, в чём каждый родитель со мной согласится, дети ведь склонны привередничать. Вы можете считать, что предложили им великолепное блюдо, а они к нему не притронутся. Поэтому мы занялись поиском подходящего места на побережье, где можно было бы, имея свободу выбора, покушать с детьми.

Таких мест нашлось несколько и довольно быстро. Что касается ужинов, то мы часто меняли кафе, а вот обедали обычно в одном и том же. Заведение это называлось «Лакомка» и работало оно по принципу старого анекдота.

Сидят двое нищих. У одного табличка: «Помогите русскому человеку, попавшему в беду», у другого: «Помогите, пожалуйста, бедному еврею». У русского шляпа полная денег, а у еврея пара ржавых монет. Какой-то прохожий жалеет еврея.

– Зачем же вы написали такую табличку? – говорит он. – Уберите её и тогда заработаете денег.

– Да, да, – кивает еврей.

Сердобольный прохожий уходит.

– Мойша, – поворачивается еврей к соседу. – Ты слышал? Они ещё будут учить нас делать бизнес!

Примерно так же функционировала «Лакомка». Она состояла из двух частей, отделённых друг от друга некой условной чертой. Одна часть именовалась «Столовая», а другая «Кафе». И хотя меню там и там состояло из одних и тех же блюд, по одной и той же, в копейку, цене, в «столовую» народ ломился, а в «кафе» было пусто.

И это ещё не вся разница. «Кафе» закрывалось сверху тентовой крышей (заведение располагалось на открытом воздухе), столы были застелены скатертями, здесь подавали вино, играла музыка, и не успевал клиент сесть, выбегала расторопная официантка. В «столовой» же крыши не было, не было скатертей, музыки и вина, напитки подавали в гранёных стаканах, а на столах частенько стояла грязная посуда, которую официанты не успевали унести. Но люди стремились пообедать именно в «столовой», полагая, что питаться здесь быстрее и дешевле, чем в кафе.

А какие были официантки в «столовой»! Мы ведь вслед за народом вначале отправились обедать тоже туда. И всё время почему-то нам доставалась официантка с табличкой на груди «Света». Вообще-то, они обслуживали каждая свой ряд. Но в какой бы ряд мы ни садились, неизменно оказывалось, что в этот день нам выпадает именно Света.

Ей было лет сорок пять, Свете. Слегка потёртая, как дорожный чемодан, с плохо окрашенными волосами и начинающими дрябнуть мышцами, она с невероятной резвостью выбегала из кухни и, промчавшись между рядами, уносилась обратно. От ветра, который она создавала, можно было простудиться. Но что удивительно, Света бегала и бегала, а клиенты, всего-то пять столиков, оставались не обслуженными. По двадцать, тридцать минут мы сидели и ждали, когда Света подбежит к нам.

– Щас, щас, щас, – выдыхала она, спеша куда-то всегда мимо.

– Щас, щас, щас, – кивала она, проносясь обратно.

Она была чем-то похожа на «Огневушку-поскакушку» из нашей студенческой столовой в корпусе на Тургенева. Помните, Гена, Огневушку? Которая уносила грязную посуду со столов на мойку? Было абсолютно не понятно, как она, щупленькая, с тонкими в синяках ножками и ручками (и такими же синяками вокруг глаз – следами неправедной её жизни) умудрялась выписывать по залу фигуры скоростного слалома с высоченными, почти в её рост, стопками стаканов и тарелок. Только каблучки стучали, тук-тук-тук-тук-тук. А мы ахали: неужто добежит и с этой горой посуды? Добегала. И тут же скакала назад. Одно слово – талант.

Настолько же быстра была и Света, и тоже оказалась талантлива. Но несколько в другом роде. У неё были способности по, что называлось когда-то, «ИБД» – «имитации бурной деятельности». Она демонстрировала, что невероятно занята, но, увы, ничего не делала. Она понимала, если быстро обслужить клиентов, неотвратимо придут новые. А разве ей, Свете, это надо? Она нам так однажды и прошептала, скривив рот, чтоб не услышали остальные:

– Кушайте не спешите, а то придут новые.

И, якобы куда-то торопясь, умчалась прочь.

Мы и в «кафе»-то попали благодаря Свете. Сели однажды в «столовой» и, просидев минут пятнадцать, в ужасе увидели, что по нашему ряду вновь бежит она. Теперь уже побежали мы: куда-нибудь от неё подальше, хотя бы сюда, за невидимую черту, в «кафе». И с тех пор обедали там как белые люди, под музыку, со скатертями, и с удовольствием наблюдали, как в «столовой» кто-то по неопытности пытается подозвать к своему столику мчащуюся мимо на всех парусах Свету.

В общем, с питанием вопрос был улажен. Но наши хозяева, Слава с женой, кажется, этого не ожидали. Слава подходил и напоминал, что его «жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого». Мы кивали в ответ, но ничего не заказывали. День не заказывали, два не заказывали. И тогда они поняли, что мы решили столоваться на стороне.

Этого они не ожидали. Это не входило в их расчёт. Летний доход семьи, как мы поняли, состоял из сдачи «элитных» номеров в наём лишь отчасти. Но большие деньги приносила другая статья: «кормление элитных постояльцев».

И отношения сразу стали напряжёнными. В нашу сторону здоровались сквозь зубы, на детей смотрели недобро, с нами не сидели, как с гостями из другого номера, по вечерам во дворе.

Но всё же Слава взял себя в руки, он дал нам шанс: предложил купить у него домашнее вино.

– Это очень хорошее домашнее вино, – сказал Слава, делая ударение на каждом слове, – я сам его ставлю. Гости из другого номера пьют, им очень нравится.

– Да, – закивали «гости из другого номера», – отличное вино!

И мы с радостью согласились купить бутылочку. Во-первых, нет лучшего способа наладить отношения с хозяевами, а во-вторых, нет ничего приятней, чем пить под южным звёздным небом хорошее вино.

К нашему ужасу вино оказалось не просто плохим, а отвратительным: сладким и солёным одновременно. Сладким понятно почему, плохое вино всегда сдабривают сахаром, чтобы заглушить вкус. Но почему солёным? Мы мужественно приняли внутрь по бокалу, но больше не смогли. И понимая, что своими руками душим последнюю надежду на мирное сосуществование, отныне покупали продукцию только фабричного производства: на Кубани ряд предприятий делают весьма достойные вина. Первое время мы прятали каждую купленную бутылку так тщательно, как партизан прячет бутыль с зажигательной смесью, но хозяева всё равно нас разоблачили.

А тут ещё некстати дети запросили на ужин спагетти с сосисками. Ну, скажите на милость, зачем им спагетти с сосисками? Кушали бы тефтели, или жаркое, что есть в меню любого кафе. Нет, подавай им спагетти с сосисками! А где взять? Заказать хозяйке? Но хозяйкины сосиски… как-то нехорошо звучит «хозяйкины сосиски»… Но сосиски у хозяйки… Это ещё хуже… Да, ладно. Но сосиски у хозяйки стоили столько, сколько не стоят, извините, и не такие сосиски как у нашей хозяйки! Поэтому подумали мы и решили, благо кухня с плитой и посудой входила в стоимость номера, элементарно сварить всё самим. Не было у нас лишь кастрюли. Оля собралась с духом и отправилась её просить.

– Больше не пойду, – сказала она, вернувшись со старой облупленной посудиной.

Посудина пробыла у нас вечер, и её тут же забрали. Но через несколько дней дети запросили спагетти с сосисками вновь! У нас было два пути: отлупить свои чада всеми подручными средствами, после чего потащить в кафе – или же обзавестись собственной кастрюлей, которая пригодится на один, от силы на два раза. Увы, родительское сердце слабо. Мы пошли в магазин и купили кастрюлю. А потом плюнули (но интеллигентно, в угол магазина) и купили ещё разных продуктов, сладостей к чаю, овощей и фруктов, потом пришли домой, приготовили ужин, разложили всё на столе, откупорили бутылку вина и, не обращая внимания на ненавидящие взгляды, прекрасно поели.

Мало того! В то самое время, когда хозяева обычно выходили во двор посидеть с «гостями из другого номера», вышли мы и бесцеремонно уселись с их гостями. Те оказались прекрасными людьми, в прошлом инженерами, а ныне предпринимателями из Москвы, или, как говаривал премьер-министр Касьянов – «малыми предпринимателями».

Он, Касьянов, полагал, что раз существует малый, средний и крупный бизнес, то существуют, соответственно, малые предприниматели, средние и крупные. Мне хотелось сказать: «Это премьер-министры бывают малыми, а по большей части весьма средними (не имея, впрочем, ввиду самого Касьянова). А предприниматели – всегда предприниматели вне зависимости от размеров бизнеса!» И, думаю, меня бы поддержали лётчики малой авиации. Или, например, литературные работники «тонких» и «толстых» журналов: тем-то ещё хуже – ходить «тонкими» и «толстыми» литераторами. Хотя, конечно, всегда лучше быть «крупным» и «толстым».

В общем, мы как малые предприниматели с малыми предпринимателями мило с соседями побеседовали. Они рассказали, что приехали сюда из Москвы вместе с другом, крупным бизнесменом. Он взял сразу все завтраки, обеды и ужины. И они тоже. Теперь он уехал, а они остались.

– Не дороговато? – спросили мы, имея ввиду питание.

– Что делать, – вздохнули они. – В кафе ещё дороже.

– Вы там обедали?

– Нет, хозяева рассказывали.

Мы поговорили на другие темы.

– А вино? – не терпелось нам. – Вы действительно считаете вино хорошим?

– Да, отличное вино! Мы с собой на подарки в Москву берём пятнадцать литров, половину багажника заполнили.

– Половину багажника?! А другое вино пробовали?

– Зачем? Хозяева рассказали, какой там гадости намешивают. Там ведь всё вино сухое!

– В смысле?

– Из порошка делают… Да мы, откровенно говоря, вино-то почти не пьём, лучше уж водочки. А это так, на подарки. Кстати, хотите немного водки?

Я отказался и, в свою очередь, предложил им нашего вина. Они отказались. Мы подняли напитки за здоровье друг друга.

«Не пьют вино, – думал я, отпивая из бокала. – После Славиной бурды можно вообще трезвенником стать. Наша менеджер Вера после подобного опыта считает, что коньяк – это напиток, с которого всегда болит голова».

В общем, соседи не хотели ничего пробовать, ничего не хотели менять. Каждый день они ходили на пляж, возвращались обратно к обеду и ужину, а вечера коротали во дворе с хозяевами под рюмку водки. Мы бы могли рассказать им как в сумерки, когда усталое солнце уже скрылось за темнеющим вдали Тонким мысом, сидим на набережной в каком-нибудь ресторанчике, смотрим на наших резвящихся детей, на беззаботно гуляющий народ и в ожидании экзотических блюд отпиваем мелкими глотками прекрасное сухое вино, которое называется так не потому, что готовится из порошка, а потому, что созревает без капли постороннего сахара и вследствие этого может отразить вкус и полноту напитка, если, конечно, напиток этого достоин.

Могли бы рассказать как рядом плещется море и шумят деревья, как их настойчиво пытается заглушить звучащий с эстрады хит нынешнего лета «Замечательный мужик меня вывез в Геленджик», а за соседними столиками всё рассаживаются и рассаживаются новые посетители: большие шумные семьи, влюблённые парочки в белых костюмах и томные толстые женщины в вечерних туалетах, состоящих из почти несуществующих купальных трусиков-стрингов.

Могли бы рассказать, но они бы не поверили. И, скорее всего, им это не было нужно: ни вечернего моря, ни шума деревьев, ни жуткого зрелища того, что ниспадает из трусиков-стрингов. Их и без того всё устраивало. Каждый отдыхает так, как он лучше всего отдыхает. Что поделать, им нравились пляж, «отличное домашнее вино» и наши хозяева. Которые, кстати, пока мы сидели с «гостями» во дворе, демонстративно избегали даже проходить мимо. Очевидно, они имели веские причины быть нами недовольными.

Увы, таковые причины имелись и у нас.

Глава 30

Я уже говорил, что мы сняли как бы «люкс», но без полотенец, мыла и стаканчика под зубные щётки. И с этим согласились. Но вскоре выяснилось, что мы к тому же сняли «люкс» без туалетной бумаги и смены мусорных мешков. Потом выяснилось, что это «люкс», но без уборки помещений. А главное – в нашем «люксе» не оказалось обещанной круглосуточной горячей воды! Был бак, который хозяева наполняли сначала два раза в день, когда по графику в дом подавали воду, а потом, решив, что с постояльцев и так достаточно, стали набирать один раз.

Хотя, главное, всё же, было не это. Главное было то, что Славка, подлец, надул нас с местом проживания. Мы ведь всё делали по уму: изучали в Интернете карту Геленджика, придирчиво спрашивали всех по телефону:

– В каком месте города находится ваш отель?

И больше всех нам понравился «отель» у Славика.

– Видите море? – говорил нам Славик.

– Видим.

– Видите улицу?

– Видим.

– Мой дом видите?

– Нет.

– Так он там.

Мы прикидывали расстояние до пляжа и ахали:

– Так это же совсем рядом!

– А то, – усмехался Славик.

Он нас надул, подлец! Улица, действительно, начиналась недалеко от моря. А заканчивалась… Заканчивалась там, где стоял дом Славика. То-то нам вначале дорога показалась такой длинной! Но пока мы осмотрелись, пока поняли что к чему. В общем, как говорил герой Зиновия Гердта в фильме «Соломенная шляпка»: «Кругом обман!»

– Это точно, – соглашалась с нами новая соседка, заехавшая с дочкой в номер убывших московских предпринимателей. – Мы отправились вдвоём на экскурсию. Нам сказали, что пеший переход составит пять километров, а он оказался пятнадцать! Сказали, что до места будем ехать сорок минут, а ехали полтора часа, причём, в ужасном автобусе!

– Да, да, – кивали мы, – кругом обман.

Вообще-то, к новой соседке, тоже москвичке (чаще всего сейчас на курортах можно встретить москвичей, у них есть деньги), мы отнеслись с некоторым подозрением: она сразу начала столоваться у хозяев. Мы видели как это произошло. В первый же вечер Славик с женой подсели к ней во дворе. Славик пришёл не только с женой, он пришёл с домашним вином, которым стал потчевать новую гостью. Они выпивали, смеялись, а потом отправились осматривать набережную.

– Смотри, что делают, – желчно скрипел я, глядя из окна на шумную компанию, – потащили её в город. Сроду никуда не ходят, а тут гулять отправились. Обрабатывают клиентку. Как потом от их обедов откажешься? Наше счастье, что мы приехали ночью, а то и нас бы окрутили.

И всё же нам не давала покоя мысль, что дело, возможно, не в том, что кто-то кого-то окрутил. «А вдруг у нас просто мало денег, – с ужасом думали мы, – и нам не по карману заказывать здесь обеды? Вдруг мы не настоящие предприниматели? Вдруг мы даже меньше, чем самые малые из нас?» Эти вопросы были невыносимы.

– Скажите, – спросили мы новую соседку словно невзначай, – вы ведь, вроде бы, здесь питаетесь. Ну, и как вам?

– Вы знаете, я так жалею, – сказала она.

– Да?! А почему?

– Во-первых, это дороговато…

Я суетливо придвинул ей скамейку у стола:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– Спасибо… А во-вторых, дочка Катя ничего не ест…

– Так, так, очень интересно!

– …Я плачу за неё как за взрослого человека, а всё остаётся нетронутым.

– И не говорите! – вскричали мы. – Это же дети! Они могут не захотеть блюда, приготовленного чужим человеком, а запросить… например, спагетти с сосиской!

– Совершенно с вами согласна. Катя отказывается кушать. Хозяйка обижается, а что я могу сделать? Не могу же я её заставить!

– Что вы, как можно! Это же дети! Самое дорогое! Где она, Катя? Вот она, Катя! Какая симпатичная у вас девочка. Подойди сюда, Катюша. Ты уже ходишь в школу? Первый класс окончила? Какая умница! Полина! Полина! Иди быстро сюда, пойдёшь гулять с Катей. Она хорошая девочка, не ест обеды. Что значит, не хочу гулять? Быстро, тебе родители сказали! Идите, деточки, поиграйте.

– А вино? Как вам их домашнее вино? – не останавливались мы, отправив детей.

– Не очень, – поморщилась соседка.

Мы готовы были броситься ей на шею.

– Конечно! Разве это вино?! Вот вино! Вам налить?

– С удовольствием!

Какая замечательная женщина! Мы это сразу заметили. Те, которые были до неё, тоже ничего, но как-то всё же не очень. А эта – совершенно другое дело. Отныне мы раскланивались при встрече и делились впечатлениями об отдыхе.

Геленджик мне понравился. Понравился сам город. Говорят, ещё года три-четыре назад он производил весьма унылое впечатление. А ныне это, свидетельствую, расцветающий не по дням южный курорт! Море тоже понравилось. Город находится в бухте, и волн там больших нет, а значит, можно плавать в удовольствие. Пляж хороший. Хотя, не всех в семье устраивал. Например, Ксюша, спросила:

– Когда мы, наконец, пойдём на нудистский пляж?

– Куда?! – ахнули мы.

– Ну, вы же говорили, мы пойдём на нудистский пляж.

– Ксюша, мы говорили, что пойдём на детский пляж!

Она не расслышала. Думала, нудистский. Глаз да глаз нужен. Хорошо хоть Полина присматривает.

– Ксения, – спросили мы, – вещи с кровати ты убирала?

– Нет, не я.

– Точно не ты?

– Точно не я.

– Врёт, мерзавка, – сообщила Полина.

В общем, море понравилось, город понравился… Геленджик, кстати, город победивших кошек. Кто кошек не любит («Уж мы их душили, душили…». Шариков. «Собачье сердце»), тому лучше в Геленджик не ездить. Кошки повсюду, разной длины шерсти и всех мастей, они чувствуют себя здесь хозяевами. А собак почти не видно. Я ничего, я к кошкам хорошо отношусь, у самого в детстве были. Но раз уж их так много, я остатки еды носил на помойку редким собакам.

Значит, город понравился, море понравилось…

Понравилась местная фирма под названием «Зеленоглазое такси». Я так полагаю, молодёжная фирма. Мы-то ведь, старики, знаем, что «зеленоглазым» такси называлось из-за зелёного огонька у лобового стекла, который загорался, когда машина была свободна. Сейчас зелёных лампочек на автомобилях нет. Осталась лишь песня в исполнении Михаила Боярского, повсеместно зазвучавшая недавно вновь:

О-о-о-о, зеленоглазое такси,

О-о-о-о, притормози, притормози…

И местная молодёжь, услышав ультрановую, как им представилось, песню и глубоко поразмыслив над ней, решила, что «зеленоглазое такси» – это, конечно же, то такси, у которого зелёные «глаза», то есть фары. Поэтому сейчас все столбы и киоски в Геленджике увешаны рекламными изображениями машин с зелёными фарами, на которых впору ездить Великому и Ужасному Гудвину.

«Поколение next» не догадывается, что до него было некоторое прошлое. (Хотите сказать, ко мне подступает старость?) Как-то раз еду я поездом в Курган. И в том же вагоне едет ещё детский духовой оркестр. И вот в моём купе лежит на верхней полке девочка из оркестра, слушает в наушниках плеер, а весь коллектив бегает к ней, записываясь в очередь на диск. Они уже слушали, но хотят по второму разу. А мне жутко интересно, что же на том диске такое?

– Да, классный диск, – обсуждают они.

– Вообще нормальные песни.

– Песни крутые.

Я просто изнываю из любопытства.

– А команда новая или старая?

– Новая, раньше так не пели.

«Тоже в очередь записаться, что ли?» – думаю.

– А как хоть она правильно называется?

– «Абба».

– Как?

– «АББА»!

Я растрогался: «Господи, мне ведь было почти столько же лет, сколько им, когда мы слушали «Аббу». А они – «раньше так не пели»! Да мы в своё время пели так, как нынешним и не снилось! «Абба» были просто одними из нас».

А недавно я решил купить Ксюше вместо её книг хорошую, по моему разумению, книгу, которой в детстве зачитывались и мы, и наши родители. Прихожу в магазин, направляюсь в отдел «Приключения и фантастика» и говорю продавцу:

– Дайте мне, пожалуйста, книгу «Пятнадцатилетний капитан».

Девушка делает задумчивое лицо и начинает шарить взглядом по полкам.

– А это приключения или фантастика? – спрашивает она через некоторое время.

– Скорее приключения.

Она ищет опять.

– А это взрослая или детская книга? – спрашивает она, припомнив, что капитан был, кажется, пятнадцатилетним.

– Скорее детская.

– Тогда вам надо в отдел детской литературы, – говорит она с облегчением.

Я иду в отдел детской литературы и прошу «Пятнадцатилетнего капитана».

Продавец долго ищет книгу.

– А это наш автор или зарубежный?

– Скорее зарубежный.

– Тогда вам надо в «Иностранную литературу», – говорит она с облегчением.

В «Иностранной литературе» продавец долго ищет и спрашивает:

– А какой жанр книги?

– Приключения.

– Тогда вам надо в отдел «Приключения и фантастика».

– Я там уже был.

– И что они сказали?

– Направили к вам.

Продавец идёт в отдел «Приключения и фантастика», откуда они вместе с другим продавцом идут в отдел «Детская литература».

– Может, автора знаете? – кричат они мне.

– Знаю, Жюль Верн.

– Как?

– Жюль Верн!

Они совещаются на какую букву искать, на «Ж» или на «В». Потому что в библиотечных формулярах, например, Оноре де Бальзака пишут так: «Бальзак, Оноре де». Поэтому и здесь, возможно, написано: «Верн, Жюль». Они ищут и наконец находят на букву «Ж».

– Надо было сразу сказать, – говорит одна, – что вам нужен этот… – она читает обложку, – Жюль Верн.

…Мой знакомый Вадик Волков работает в книжной фирме. Приходит к нему однажды на работу жена.

– Вы не подскажете, – спрашивает, – где мне найти Волкова?

– На верхней полке должен лежать, – отвечают ей.

Хотя некоторым из нынешней молодёжи этой уморительной истории не понять. Они, возможно, и не догадываются, что есть такой писатель Волков.

Да, я подшучиваю над молодёжью, я по-стариковски брюзжу. Виной тому моё грядущее сорокалетие, мой надвигающийся юбилей. Он надвигался весь год и вот должен через два дня случиться. Внутренне я готовился к нему и боялся. В голове крутилась невесть откуда взявшаяся фраза: «Дни рождения, как загостившиеся родственники: вначале им радуешься, затем удивляешься, а потом грустишь». Сейчас я нахожусь как раз на той стадии, когда удивление уже имеет налёт грусти: всё-таки сорок лет – возраст, и с ним, как и с родственниками, ничего нельзя поделать.

Я похож на крокодила Гену, который, отмечая день рождения в ненастный день, печальным голосом уверяет прохожих, что он «весёлый такой».

Но в отличие от крокодила в моей грустной песне есть ноты радости, ибо ежедневно я имею возможность наблюдать столь редкое явление как счастливый человек. И человек этот – я.

Недавно иду по улице с детьми. И вдруг подлетевшая стайка девушек начинает щебетать, обращаясь к нам с Ксюшей:

– Здравствуйте, мы учимся на курсах по психологии. Сразу видно, что вы счастливая семейная пара. Не могли бы вы нам сказать, что такое, на ваш взгляд, счастье: первое – удовлетворение от достигнутой цели, второе – семейное или иное (материальное, творческое) благополучие, третье – мгновения, ценность которых осознаёшь позже, четвёртое – состояние эйфории, или что-то ещё?

– Вообще-то, – говорю, – это моя дочь, а это, – показываю на Полину, – ещё одна.

– Да? Хо-хо-хо, – вежливо смеются они, – мы так и поняли. Но сразу видно, что вы счастливый человек.

«Как это им сразу видно? – думаю я. – Может у меня рот не закрыт и слюна капает?»

– Не могли бы вы нам сказать, что такое счастье?

– Счастье, – говорю, – девушки, это не удовлетворение от достигнутого, не семейное благополучие и не мгновения прошлого, хотя в нём есть и одно, и другое, и третье. Это не эйфория (я вновь проверил, не течёт ли у меня слюна), хотя бывает и так. Счастье – это его ощущение в себе. Счастье, девушки, это ощущение счастья!

Курсистки, поблагодарив, упорхнули, дети, утомившись, канючили и тянули меня за рукав, а я стоял посреди улицы и думал, как же хорошо мне удалось сформулировать мысль: «Счастье – это ощущение счастья!»

Ведь у меня всё есть.

Есть жена. И у нас, между прочим, на днях тоже был юбилей: пятнадцать лет совместной жизни.

Однажды Полина долго оценивающе смотрела на меня и, видимо, не найдя ничего достойного, отправилась к Оле:

– Зачем ты за него замуж-то пошла? – спросила Полина. – Никого другого не было?

– Почему не было? Просто папа меня полюбил, а я полюбила его.

– Да ладно, – скривилась Полина и, критически глянув на Олю, сказала:

– Потому что на тебе самой никто жениться не хотел.

Так вот, есть жена, и на днях у нас было пятнадцать лет совместной жизни. Хотя, нам с Олей ещё предстоит проверять свои чувства долгие годы. Чтобы, как у моих родителей.