Девять этажей вниз
ТекстТри
В палате шел дождь.
Его мелкие капельки острыми иголками капали на подушку, одеяло, холодные железные прутья кровати, растекались по полу лужицами и ручейками уходили в щели в дверном проеме.
Потускневшая лампочка, как зрелая червивая груша, грустно повисла посередине плотно сгрудившихся темных туч и грозилась вот-вот упасть.
–
Как хорошо, что я забрала тапочки на кровать, – думала я про себя, кутаясь в мокрое одеяло.
Скоро я умру.
Кутаясь в одеяло, пытаюсь заткнуть им дырку в сердце, но одеяло не помогает.
Кровь пропитывает его и стекает крупными каплями на пол.
Слишком уже большая дыра.
Слишком уж маленькое одеяло.
Слишком уж сильный ветер.
Где можно найти покой?
Только в могиле.
Только бы доктор не узнал.
Доктор поправил очки на переносице, не отводя взгляда от своих бумажек, и сказал:
–
Вся вина мира не может лечь на твои плечи. Ты не в ответе за мир, прости и отпусти его.
Смотрю на него сквозь большое увеличительное стекло:
“Где вы, доктор? Я вас не вижу?!!”
Вы так ничего и не поняли…
***
Когда-то в одном уже давно закрытом банке к нам приходил слепой человек за своим вкладом.
Стучал своей палочкой по порогу кабинета. по дешевому линолеуму, по стенкам кассы.
Выпрашивал назад свой замороженный вклад.
–
У нас такая процедура, – говорили мы ему.
–
Мы по-другому не можем, – отвечали мы ему.
–
Вы понимаете? Нам программа не дает провести операцию. У нас – мораторий, – объясняем мы ему.
Но он так ничего и не понимал.
Но ничего и не говорил.
Сидел с каменным лицом и внимательно слушал нас, не перебивая.
А потом, не повышая голоса сказал:
–
Оформляйте продление.
И уходил так же стуча палочкой по полу отделения.
А мы только шептались:
–
Какой хороший дяденька.
Но через полчаса приходил сорокалетний здоровенный миллионер – псих, и устраивал нам истерику на полдня, ссылался на военное прошлое, на сорванные сделки, на просроченную визу в Эмираты. Угрожал и оскорблял, разбивал курсы валют и мебель.
А мы ему только улыбались и молча вызывали дополнительную охрану.
***
–
Ты – псих! – говорю я ему.
–
Почему? – не понимает Пьяный человек.
–
У тебя голубые глаза, как у психа.
Усмехается.
–
Не только у меня голубые глаза. Тогда что, все люди с голубыми глазами – психи?
–
За всех не знаю, но ты – точно псих.
–
Ну, если брать по аналогии, сходство двух предметов в одних признаках говорит о сходстве этих предметов в других признаках, в данном случае – людей. Ты по одному физическому признаку, который есть у очень многих, определяешь психическое состояние человека, которое может быть тоже у многих. Ты говоришь, что голубые глаза – это признак психа. Значит, по-твоему, все люди с голубыми глазами – психи.
–
По аналогии. Твоя жена – девушка с зачесанными на лицо волосами в Инстаграмм. Если все девушки мира зачешут свои волосы на лицо, то они будут твоими женами? Если я зачешу волосы на лицо, то тоже стану твоей женой?
–
Я не против.
–
Лучше я возьму ее к себе на работу, чтобы ты не смог ко мне вообще подойти, и только слюни издалека пускал.
–
Нет, псих – это ты.
–
Спасибо тебе.
И я вдруг говорю ему:
–
Берегись черного бульдога.
–
Ну и к чему ты это сказала?
–
Не знаю, просто так.
–
Ну и кто после этого псих?
И спрашиваю Пьяного человека:
–
Ну скажи что-нибудь.
–
А вот что я тебе сегодня скажу?
***
Нет ничего. Все выдумано. Придумано давным давно. Любовь? Хрен там. Сплошной обман, гормоны и самовнушение. Праздник физиологии.
И умение договариваться. Договорились жить вместе – живут. Договорились только трахаься – только трахаются.
Куда там маленькой закомплексованной девочке до умения договариваться? Тут и прямо не скажешь то, что чувствуешь на самом деле. Постоянно думаешь и думаешь. Уже волосы выпадать начинают. А ты все думаешь. Выедаешь себе язву желудка. И кость в горле.
Можно повернуть чувства так. Можно эдак.
Сегодня любил одного. Завтра другого.
Любовь изменчива, как борщ на солнце. Сначала вкусный, а потом скисает и покрывается бульбами. А потом плесенью.
Или варить новый, или вообще другое блюдо. А вдруг кексика захочется. Шоколадного афро-русского.
***
И тогда остается одна Истерия.
В ярко зеленом с переливающимся розовым оттенком платье с глубоким декольте и плотно связанными волосами на макушке, остро-торчащим контурами ушей, завешенными сережками разных размеров и форм, острыми раскрашенными ногтями, держащая билет в психбольницу, напоминает Злую Фею в сказке о Золушке.
Этот сон длится бесконечно.
Бесконечно мелькают перед глазами кадры чей-то чужой жизни.
Сегодня фильм про возмущенных клиентов.
Завтра фильм о пораненных о камни ногах.
А потом – только работа.
Не отрываясь от монитора.
Не снимаешь улыбки с лица.
Отрабатываешь 60% своего законного нерабочего времени по выходным и вечерам.
Не спишь.
И хочется отмыться от этой грязи.
А некогда.
Море не помогло, фотография моря не помогла, перенос кредитного…
***
Хотя нет, на самом деле все было не так.
Между строчек непрочитанных инструкций вижу голубое небо, и строчки уже не строчки, а решетки на окнах больницы.
И по этим металлическим решеткам Болезнь читает мне свои морали.
Плачу в кабинете.
Начальник отдела безопасности смотрит строго и осуждающе.
–
Нет, если ты хочешь, выдавай кредит, но я напишу отказ.
Как же так?
Начальник юридического отдела смотрел на документы и написал в служебке: «Выдать можно, но…»
Зам улыбался, и качал головой, и говорил:
–
Придумывай что-то, выдавай, у тебя работа такая.
–
Давай думай как.
А думать уже не могу.
А думать уже сгнило и отпало.
Начальник отдела безопасности отказывает, его зам подписывает на выдачу.
А коллеги, замечая мою внезапную заторможенность, нелепо лезут не в свое дело:
–
Что с тобой?
–
Да ничего, все нормально… – успокаиваю их.
А потом, видя, что этот ответ их не устраивает, добавляю, – просто жарко сильно стало.
И думаешь про себя: “Потому что ТОШНО сильно стало!”
***
И Тошнота.
…«Тошнота от вселенского одиночества подступает к горлу, как тошнота от того, что съела что-то не то, или выпила лишнее.
Она сжимает спазмами грудь, проходит по горлу и натыкается на крепко сжатые зубы.
Тошнота от вселенского одиночества не уходит вместе с водкой в канализацию, не проходит, как плохой сон после снотворного, не улетает вместе с сигаретным дымом в форточку.
От этой тошноты трудно избавиться.
От нее нет мне отдыха…»
***
Иду к управляющей.
Ненависть.
Ненависть – вот что было нарисовано на стенах ее кабинета.
Ненависть и презрение ко всем входящим в ее дверь рабам.
“Что? Ты смеешь ещё что-то сказать?”
“Да нет. Ты раб – ты должен делать то, что тебе сказали. И ничего больше.” “Молчи. Раб.”
“Сиди в своей чёрно-белый робе. И внимай своей Властительнице.”
Комната ненависти.
Черная комната.
Кабинет управляющей
–
Мне все равно, что там будет написано. Клиенты пришли. Клиентов надо обслужить.Принесли документы? Оформили и выдали кредит. Что в этом сложного? Я не понимаю.
–
Ко мне пришла информация, что они хотят нас кинуть. – возражаю я ей, как прорываюсь за линию фронта.
–
Откуда? Кто тебе такое сказал? – она смотрит презрительно, из своего черного паучьего гнезда.
–
Я не могу открыть источник информации.
–
Это чушь! Документы верные? – шипит и спрашивает она.
–
Их можно подделать.
–
Юристы дали добро? Безопасность?
–
Дали.
–
В чем проблема?
–
В том, что есть информация.
–
Она ничем не подтверждена. Только Вашими словами. – говорит она.
–
Выносим на кредитный – говорит она.
–
И выдаем! – говорит она.
***
–
И наливай! – говорит Пьяный человек.
***
–
И заебись… – говорит плачущая в туалете девочка.
***
Сорят словами. Заклеенные сором из ненужных слов окна дрожат на зимнем пронзительном ветру, как тонкая мембрана, которая прикрывает пустоту моего сердца.
Темнеет. На темно-голубом небе с розовой окантовкой от заходящего солнца начинают появятся звезды.
Все собираются на кредитный.
***
Глаза. Глаза. И ещё глаза.
Мумифицированные тела, клацающие шариковыми ручками.
Безмолвные. Статуи.
Кредитный комитет. Решаем судьбы: выдавать кредит или нет.
Люблю кредитный, когда уже все решено. Когда все уже все посмотрели. И все все выяснили.
Не люблю кредитный, когда перед этим говорят: а, он будет проблемным. И без доказательств. Просто. Плача тебе в жилетку.
Читаешь кредитное дело, как судовой приговор.
10 лет с конфискацией. 5 лет без права занятия должности.
“Выдать кредит в сумме пару миллионов долларов под мизерный процент…” непонятно кому.
Глаза. Глаза. И ещё глаза.
Пустые.
Сонные.
Смотрящие куда-то в сторону, куда-то мимо тебя, мимо управляющей, мимо шкафов и стульев, мониторов и стен, за окно.
Смотрящие в лето, в тихие улочки, затененные густыми деревьями, на пустые деревянные столики под полосатыми навесами, на стаканчик холодного латте с причудливым рисунком на пенке.
И на море, море, море кругом. Море воды, море цветов, море расслабленных тучных пьяных тел в стрингах.
Читаю кредитное дело.
Кредит в сумме…
Под процент…
Пол залог…
Под поручительство…
Анализ финансового состояния…
Вывод юридического отдела…
Вывод отдела безопасности…
Выво отдела залогов…
Вывод…
Вывод…
Слухи…
–
Какие такие слухи?
Тучные тела сгруппировались от неожиданности.
–
Слухи к делу не пришьешь.
Или пришьешь?
Слухи-слухи-слухи…
“Фейк!!!”
“Сжечь!”
“В спам!”
“Выдать!”
Когда с документами все в порядке, а слезы к делу не приложить, надо выдавать. Тут управляющая “права”. Все с ней согласны.
Она подписывает договор, пусть подписывает.
Хрен с ней.
“Выдать!”
“Выдать!”
“Выдать!”
И все голосуют за. Как зомби.
Потому что все уже давно решено. А кредитный это повод просто чуть-чуть отвлечься от рабочих дел.
И отдохнуть.
И повтыкать в тебя.
Иголками глаз.
Невыносимо смотреть на это.
“А я против.”
“Я против – так и запишите.”
“Я – против!”
А управляющая:
–
Как это? Это не правильно. Вы что-то имеете против?
Бунт на корабле не приветствуется любым из капитанов.
***
А корабль уже уплыл. За горизонт.
И вокруг ничего больше нет.
Только море и солнце.
И дельфины плавают рядом.
Нельзя выдавать, но
***
–
Ничего не имею против.
***
Теперь можно пить, плясать и спать беспробудным сном после очередной гулянки.
А! Ну да! Сегодня же день банкира!
Все празднуют!
Айяйяй!
Быстрее-быстрее-быстрее выдать, подписать и идти гулять. В кафе, где уже заказаны столики на весь банк и отдельно для верхушки.
***
С красным лицом выхожу из кабинета…
Каждый день перепрыгиваю через голову, каждый день быть для кого-то еще лучше, каждый день…
Выхожу курить на улицу....
Запрокидываю голову наверх, смотрю на небо, ищу в облаках лица ангелов.
Не нахожу.
Пишу заявление об увольнении.
Теперь уже бывшие коллеги наливают мне водку прямо в чашку с остатками праздничного чая. Вечером корпоратив. Можно.
И еще раз. Можно.
И еще раз.
И еще…
И кого-то теряю…
Себя.
Два
Я.
Когда водка мутит разум, слово «я» обретает неопределенное значение и разливается на полметра вокруг головы.
Мешает.
Мешает ответственность неизвестно за что.
Приходит дикая, ужасная по своей простоте мысль, что ты даже кому-то нужна.
И меняется все вокруг. Это ли не странно? Когда так быстро, всего лишь от 300 грамм водки, меняется все мироощущение?
Плевать!
Не знаешь, что такое экстрим? Полет на 2 тысячах километрах над землей, Вспоминаешь, что экстрим – это еще и пройтись поздней ночью одной по городу.
Идешь.
А вокруг остается только свежесть позднего вечера и блестящие как две отполированные монеты глаза маленькой беспородной собачки, кучерявой с седыми усиками, ловящей малейший призыв человека.
Грусть.
Грусти нет, как и всех остальных чувств.
Слегка весело и начинаешь смеяться над отношениями людей друг к другу.
Слегка стыдно от того, что вдруг начинаешь излишне привлекать внимание к себе.
Но в основном полное безразличие.
Соитие с Полной Бесконечностью. Когда становиться все равно, что произойдет в следующую минуту, потому что знаешь, что может произойти все что угодно. Даже то, что не мыслиться тебе даже в самых ужасных кошмарах.
Даже то, что не предусмотрено в твоих самых диких фантазиях.
И не потому что ужасные кошмары так ужасны, а дикие фантазии настолько дики.
А потому что все происходящее настолько безвкусно и неинтересно, что даже в фантазиях, снах и кошмарах такого не бывает.
И от постоянной скуки тупеет Разум.
Уходит в бесконечную мелочность повседневности, и забывает, что нужно для него нечто большее, чем постоянное метание от одного источника пищи к другому.
И перестаешь видеть цель своей жизни, кроме промежуточных.
Найти любовь, хотя бы двух недельную.
Найти деньги для покупки новых модных туфель.
Забыть про внезапную боль в желудке.
И ждешь смс.
Рассылаешь смсы забытым парням, не лучшим “друзьям”, только по одной причине: чтобы они тебя не забыли.
А может кто-то еще тебя ждет? Может кто-то еще жаждет тебя видеть?
А потом наливаю себе водку.
Или сажусь в полупустой автобус на последней остановкой перед конечной.
Или поднимаюсь по темной лестнице на крышу твоей старой, уже заброшенной школы.
И прихожу к выводу.
Никому ты нахрен нужен!!!
***
Вхожу в кафешку на корпоратив. Осматриваюсь. Наши рядком уселись за стол где-то далеко от управляющей.
Зам сидит невдалеке от них и пристально смотрит на меня.
Иду через танцевальный зал к нашим, к столу, уже заваленному спиртным.
Навстречу мне встает Он.
–
Пошли танцевать!
Улыбаюсь ему самой искренней, улыбкой номер 59.
–
Пошли.
Танцуем медляк. Прижимаемся друг к другу.
Он мне говорит о каком-то бальном самом лучше платье, о каких-то хрустальных туфельках, о том, что кто-то самый красивый среди всех сотрудников.
О том, чтобы было не плохо сбежать с бала.
А я хочу его только спросить, почему он не был на кредитном.
Почему он до сих пор не знает, что мое заявление уже у управляющей.
И хочу сказать, да. Очень хочу.
Но водка срабатывает наоборот. И молчу, как рыба. Как блядская каменная рыба – чудо советского искусства у нас в парке.
И часы бьют двенадцать и музыка резко меняется.
ОНА подходит с другого конца зала с тремя бокалами вина.
Он видит ее и стушивается.
Он-то забыл, что ОНА рядом.
Высокий, очень высокий лоб. Голубые, слишком светлые глаза. Очень тонкие, белоснежные, прозрачные волосики, тщательно уложенные в кучеряшки. Маленькая, худенькая, с нежной светящейся кожей. Жена. Прозрачная жена. Жена-невидимка.
Чувствую себя рядом с ней огромной и толстой черной коровой.
Только как она могла родить троих детей?
Интересно ей кто-нибудь рассказывал о контрацепции? Или это его личная прихоть трахаться без презерватива?
Или у него в планах иметь троих детей? А может еще и четверых?
Может она уже опять беременна?
Дура прозрачная…
И сразу эти трое выходят из-за ее спины, три призрака: девочка лет восьми, маленькая, худенькая, светлая, копия мамы, пятилетний мальчик, светленький с длинной прической, и младенец с пронзительным голубым взглядом, не простым взглядом, ЗНАЮЩИМ взглядом.
***
Ненависть.
Этот длинный кашемировый шарфик, обмотавший ее шею, с легкими разлетающимися концами.
Не успев даже ничего и подумать, я быстро схватила эти легкие концы и выкинула их в вентилятор.
Шарфик легко намотался на лопасти и зажал моей любимой горло.
–
Что.... – и ее прижало к решетке. Она захрипела и закашлялась. Махая передо мной своими тонкими руками, пыталась схватится мне за одежду, но ее зажимало еще больше и больше.
Этого не может быть. Это не правда.
***
–
Вам плохо? – удивленно и искренне спросила она.
–
Нет, мне не плохо,, – стою, шатаюсь я, – меня только что убили…
По кровеносным сосудам поползли черви и забрались прямо в сердце. И зашевелились, закопошились, шлепая об него своими белесыми прозрачными телами, вызывали тошноту и недержание.
Убегаю к своим сотрудникам.
–
Давайте выпьем за день банкира! – предлагает девочка с юрлиц и раздает нам бокалы.
–
Давай!
Разбираем бокалы, чекаемся и вместе выпиваем кроваво-красный пенящийся напиток.
Наслаждаюсь вкусом, закрываю глаза и допиваю его до конца.
Закашливаюсь, захлебываюсь на последнем глотке.
«Что это?» – спрашиваю себя.
Открываю глаза: он стоит в другом конце кафе и не смотрит больше на меня. Он в захлеб что-то рассказывает ЕЙ, скорее всего о какой-то срочной поездке на море, о каких-то башмачках, о каких-то вещах, которые нужно взять с собой, и о том, что неплохо бы заказать нормальное такси.
Она улыбается своей хитрой улыбкой и в знак согласия кивает головой. Потом девочка с юрлиц поворачивается ко мне и спрашивает:
–
Мы сейчас на дискотеку. Поедешь с нами?
Краем глаза замечаю Зеленого Демона, сидящего на башне красного Песчаного Замка на картине над баром.
Сны переходят в реальность. что-то тут не так.
Закручивает в танце алкоголя. Выталкивает в другой мир. Сама не своим голосом говорю:
–
Поехали, вызывайте такси.
И вот уже оказываюсь в такси на заднем сидении позади водителя.
Веселая гоп-компания сзади смеется.
–
Вот это ее рубануло. От одного бокала вина.
–
Закройте двери, – говорят они водителю. – на детский замок, а то еще выпадет…
Смеются.
Зеленый демон не идет с головы.
Зеленый демон сжимает голову обручем.
Зеленый демон не дает заснуть.
И время как будто замирает.
Распрямляюсь в кресле, заглядываю в зеркало в лицо водителю и вижу там – Пьяного человека. Он смотрит на меня и усмехается. И остальные куда-то выпадают из области моей новой реальности.
–
Что смотришь? – с трудом выговариваю я, – Таксистом уже стал? Пьяному человеку деньги негде больше заработать???
Отворачиваюсь к веселым сотрудникам, впятером сидящих на задних креслах.
–
И вы ему доверили руль???
***
Пить горячий чай большими глотками из маленькой чашки и сохранять при этом равновесие на острой игле, на резком обрыве между мной и ним.
Легкая шаль занавесок.
Тусклый мерцающий свет от лампочки свисающей с неба – высокого потолка.
–
Моя жизнь похожа на сон, – говорит мне Пьяный человек, – я ничего больше не помню, кроме этой кафешки-стекляшки. Постоянно горит камин, постоянно бармен протирает бокалы и смотрит футбол Россия-Германия. Постоянно дует кондиционер и поднимает салфетки под стаканами на полочках. Все время разговариваю с тобой.
Уже схожу с ума.
Смотри на них, я их иногда боюсь.
Думаю, они читают мои мысли.
Говорю мысленно официантке: милая крошка, – она смущенно улыбается. Говорю: принеси еще водки: она берет и проносит.
С барменом тоже самое.
Потом напиваюсь водки и сквозь кафешную реальность вижу другой мир, граничащий с самым страшным ужасом.
Забиваю окна в заброшенном замке, защищаюсь от больших зеленых гоблинов, ищу оружие от вампиров и летающих мышей, прячусь от лохматых ведьм. Пугаюсь малейшего шороха. И тут бармен стучит бокалом о стойку. Я прихожу в себя, а тут опять ты, водка и дождь за окном.
В этом мире постоянно идет дождь.
И постоянно такое ощущение, что мы с тобой сидим здесь уже лет сто как минимум.
–
Не бери в голову, – говорю ему я, – Все Будет Хорошо.
Опять странные сны. У него тоже.
Мертвая рыба, потерянная бижутерия, куски застывшей лавы.
Эзотерика. Арт-хаус.
Учу сонник наизусть.
Но здесь происходит явно что-то не то.
И думаешь, лучше бы оставить все по-прежнему.
И пьешь большими стаканами водку.
Смотришь на опустевший графин и думаешь: «Хочу еще…»
И официантка мигом расставляет перед нами новую закуску и полный до краев графин.
Противно.
–
Давай лучше я расскажу тебе историю.
***
Как-то раз Истерия с Болезнью играли в шашки моими эмоциями. У истерии были черные: злость, ненависть, отчаяние. У Болезни – зеленые: боль, страхи, страдания. А я была каждой шашкой у них на столе.
У Истерии – я была черной вдовой, у Болезни – умершей невестой.
Играли в поддавки.
Кто больше подставит своих меня под неизбежный удар.
Им было все равно, кто выиграет. Им было интересно, как все это время буду проигрывать я.
Партию за партией. Партию за партией.
Пытая и калеча, засовывая прямо в кровавые раны свои искореженные оспой пальцы, они хватали меня за плечи, за руки, за голову, и кидали меня через меня в соседние клетки, убивали меня, и выбрасывали меня за пределы доски.
Из последних сил перепрыгиваю через себя, через свою боль о потерянном времени.
Падаю на колени в черную клетку, как в глубокую темницу. вытираю черным рукавом красную кровь из уголков рта.
–
Ну что, поздравляю, – Зеленый Демон смотрит на меня сверху с края поля, – ты теперь в дамках. Болезнь опять выиграла.
И в вихре выдергивает меня оттуда.
И сидя в кроваво-красном замке посередине огромной оранжевой пустыни спрашивает у меня:
–
Ты хочешь узнать, как все было бы?
И Демон потащит меня куда-то в глубь и вдаль моего не сбывающегося будущего.
И просыпаюсь темной ночью на столе, заваленном кипой непочтенных инструкций.
Впереди еще полночи мучительного принуждения себя к чтению. Дети спят, муж что-то празднует с кумовьями. Завтра в пол 5 вставать и потом, на 9 на работу. А уже два часа ночи.
А перед этим разбудить, помыть, покормить, собрать, проводить, убрать все после этого «разбудить-помыть-покормить-собрать-проводить» Потом пойти на работу, отработать целый день: думать, считать, выпрашивать бумажки, тягаться с папками и клиентами, заполнять что-то, отправлять что-то, звонить и принимать звонки, решать какие-то безумно срочные вопросы. Во время обеда успеть сбегать на рынок, купить поесть на пару дней вперед, примерить очередной деловой костюм, присмотреть подарок среднему на день рождения, купить нотных тетрадей старшей в музыкальную школу, и не забыть свериться с расписанием поездов, чтобы поехать на выходных на дачу – собрать очередной урожай яблок.
Стараясь опередить время и все равно уйти, переработав как минимум два часа.
И так каждый день: ежедневная готовка, уборка, стирка, глажка, уставшие ноги, опухшие глаза, сморщенные руки.
И улыбаться, улыбаться, улыбаться. Потому что у тебя есть дети, есть муж, есть все, о чем может мечтать любая женщина. Ты счастлива. И плачешь от счастья по ночам над непрочитанными инструкциями. Потому что завтра тестирование и их надо выучить, а нет сил.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽