Весеннее полнолуние

Он сел рядом. Они выехали.

– У меня в гараже стоит красавец «мерседес», черного цвета. – По всей вероятности, реакция Вадима не осталась незамеченной им. – А эта для работы. Иногда я тут кое с кем балуюсь. Не веришь?!

– Конечно, верю, – утешил его Вадим. Этот немолодой мужчина, несомненно, и в любовных утехах овладел мастерством. Его жизнерадостность превышала мыслимые нормы.

– Сколько лет машине? – спросил Вадим из интереса.

– Тридцать лет, а может, и больше, не считал.

«Эк куда хватил. Тридцать лет назад данная модель значилась разве что в плане разработок. Ничего необычного – южане любят утрировать». Вслух не возразил.

– Знаешь, как я работаю? У меня в штате постоянных работников нет, за исключением моего племянника, ты его видел в офисе, и двух мастеров, самых лучших. – При этих словах Джонни бросил на Вадима пристальный взгляд.

– Верю, верю – опередил его Вадим.

– Вадим, я тебя близко держу у сердца, – без фальши в голосе оценил сообразительность свежеиспеченного друга. Далее продолжил рассуждать: – А остальных нанимаю на время работы. Так очень выгодно: зачем понапрасну тратиться, платить надо только за работу. Но, мой друг, знай, плачу я им всегда по справедливости, никто не в обиде на меня.

Потом он рассказал, как организовал работу, о том, что только к нему тянутся все до единого рабочие и специалисты, и, разумеется, о том, что самые сложные проекты доверяют лишь только ему. Естественно, преувеличивал, но в пределах допустимой погрешности.

Они повернули на шоссе, ведущее к городскому парку.

– Я хорошо знаю госпожу Марию, – переменил тему разговора Джонни. – Хорошее наследство оставил ей отец. Продала гостиницу, потому что стара, а сын у нее безалаберный. В молодости она была красивой женщиной, сейчас же расходится по швам.

– Но умом еще крепка.

– Вадим, мой друг, ты ошибаешься. У женщин крепка хитрость, а не ум, поэтому в их устах ложь звучит как истина. От них одно горе, – сказал с трагическим лицом, словно выразил соболезнование всему мужскому роду.

Вадим решил не оспаривать его мнение, ибо понял, что не убедит в обратном.

Когда проехали часовню, Джонни что-то быстро пробормотал и перекрестился.

Он посмотрел на Вадима:

– Ты веришь в Бога?

– Уважаю, – ответил Вадим.

– Значит, атеист. Напрасно. Бог – это сила. С ним надо заключить договор, как заключают с дьяволом, прости, прости меня, Господи, что упомянул врага твоего рядом с тобой, – суетливо трижды перекрестился. – Видишь, мой Вадим, как бес попутал. А сейчас продолжу свою мысль. Если дашь слово Богу, а потом будешь держать его, то все будет окей. Жаль, что не веришь. – Он искренно сожалел.

Они обогнули парковое плато, завернули на ухабистую, с остатками бетонного покрытия, дорогу. Она вела непосредственно к гостинице.

Вадим заметил Валентину, как только они выехали на этот последний отрезок пути. Она ждала их, беспокойно шагая взад-вперед. «Волнуется», – подумал он.

Джонни остановил автомобиль напротив гостиницы. Он вышел, принялся осматривать как само строение, так и участок земли вокруг него. Вадим подошел к Валентине.

– Я вас познакомлю. Славный мужик, он будет строить, ты ему и выложи свои пожелания, – обратился к ней.

– Какие пожелания? – с робостью в голосе прошептала она.

– Те, что ты взяла себе на заметку. Вспомни, ты же здесь, на пляже, говорила мне о них. – Он с ободряющей улыбкой взял ее руку. – Не переживай, все сладится.

Они подошли к Джонни.

– Вот и мой партнер, – представил Вадим.

Известие, к удивлению Вадима, повергло Джонни в шок: он вдруг замер, уставившись на Валентину расширенными глазами.

Валентина взяла инициативу в свои руки: она качнула головой в знак приветствия, широко улыбнулась. Джонни не проявил признаков жизни, смотрел идолом. Тогда Валентина протянула ему руку и назвалась. Джонни наконец понял, что от него требуется, – он пожал поданную руку. Валентина громко пискнула от боли, отчего Джонни вздрогнул.

– Извините, как жалко, – выразила она ему сочувствие на местном языке.

«Славный мужик» не проронил и слова признательности. Валентина в смущении посмотрела на Вадима. Тот ответил строгим взглядом, который говорил: «Действуй». Она слегка кивнула ему в ответ, приступила к действию:

– Товарищ… – запнулась.

– Господин Джонни, – подсказал Вадим.

– Да, господин Джонни, приятно было познакомиться. Как хорошо увидеть вас здесь. Приехали хорошо? Вижу, приехали хорошо. – Она не знала, куда деть руки. – Если большие туристические автобусы могут ехать по этой дороге, то и маленькая машина тоже может ехать. Да. Вы, конечно, сделаете для нас гостиницу, две гостиницы. Да. Красивые гостиницы…– Она в беспомощности прекратила речь, ибо от волнения мысли у нее смешались, по причине чего словарный запас внезапно оскудел.

А Джонни было не до веселья. Вобрав голову в плечи, он с неприязнью вслушивался в лепет легкомысленной дамы.

«Что за вздор несу! Как первоклашка!» – опомнилась Валентина. Она распрямила плечи.

– Господин Джонни, – придала голосу внушительный тон, – я покажу вам, где и как на пляже поставить такие вещи, как Микки-Маус, Том и Джерри и другие куклы, вы, я думаю, понимаете меня. Их надо сделать, пожалуйста, от гипса. Мы потом покрасим их, вы понимаете… хорошие цвета. В центре поставим карусель. – Для наглядности Валентина стала делать рукой кругообразные движения. – Нехорошо ставить его далеко-далеко, думаю, вы понимаете меня. Три-четыре качели для детей, – она попеременно начала поднимать и опускать руки, – думаю, хватит. Пожалуйста, простите, Микки-мауса, Тома и Джерри, и другие куклы сделайте, пожалуйста, крепко, чтобы ветер не унес их. Что вам еще сказать? – остановилась.

– Думаю, все, – удовольствовалась улыбкой Валентина. – Если будет что-то, я потом вам скажу. Нет! Еще одна просьба. Хочу поставить еще куклы, другие. Они становятся большие от воздуха. Много-много воздуха, и они большие. – Она надула щеки. – Дети любят. Они маленькие и любят куклы. Сделайте …

Джонни не дал досказать ей свою мысль.

– Мадам, прекратите!– вознегодовал он. – Я куклы не надуваю! Зачем мне их надувать?! – Он перевел взгляд на Вадима. – Разве я говорил, что надуваю куклы? Мы не договаривались насчет сопливых детей! Зачем я сюда пришел?! Строить мне гостиницу или нет?! – впал в отчаяние.

Валентина от резкой перемены ситуации пришла в замешательство. Осознав, что потерпела афронт, кротко, в надежде на помощь, посмотрела на Вадима. Тот, моментально изжив улыбку, прошептал ей:

– Поднимись наверх.

Валентина тотчас устремилась к гостинице. Ее уход Джонни сопроводил сердитым взглядом.

Вадиму пришлось проявить выдержку и старание, чтобы унять возмущение мастера.

– Джонни, она плохо знает ваш язык. У нее дельные соображения, я после тебе их растолкую, – сказал Вадим, когда понял, что Джонни начал отходить.

– Вадим, сделай именно так, если сможешь. – В глазах стояла мольба. – Только ты со мной разговаривай. Я исполню любое желание, но чтобы оно исходило только от тебя. Будь рядом со мной, не допускай ее сюда, прошу.

– Принимаю твое условие.

Заверение Вадима возымело свое действие, Джонни с облегчением вздохнул. Вадим перешел к сути вопроса.

– Вот здесь, – он указал рукой в сторону от гостиницы, – построим первый корпус. Что скажешь? Кажется, места хватит.

– Постой, Вадим. Я все обдумал, и проблем не будет, обещаю, сделаю так, как ты скажешь. Вадим, я хочу поговорить о другом. Верь мне, я против этой дамы ничего не имею, не знаю, кто она для тебя. Но я дал себе слово никогда не вступать с женщинами в деловой контакт. У меня на этот счет есть горький опыт. Я два раза из-за них чуть не прогорел. Они не знают, чего хотят, но всегда считают себя знатоками дела, понимаешь. Они – что кастрюля, звон есть, но внутри пусто. Друг, голос свыше мне сказал, чтобы я никаких дел не имел с ними. Они только одно греховное дело хорошо знают, больше ничего, понимаешь. Вадим, если был бы вместо тебя другой, я бы отказался. Ты у меня сидишь уже в сердце. Даю тебе слово, сделаю так, как захочет эта дама, но только чтобы она не показывалась. В третий раз мне точно придет конец. – Лицо сделалось страдальческим. – Дай мне слово, что выполнишь мою просьбу.

– Даю слово, я же обещал. – Вадим остался в недоумении: настоятельная просьба казалась нелепой.

– Я тебе после все расскажу, может, ты даже заплачешь. —Джонни был искренен в своих чувствах.

– Джонни, думаю, не стоит расстраивать себя неприятными воспоминаниями. Убежден, что не стоит, – проявил к нему сочувствие.

– Ты прав. – Взор был исполнен печали. – Через неделю приходи, я приготовлю документацию. Эх, Вадим.

Он сел в пикап и уехал.

(Джонни, как и уверял, сдержал свое слово: контракт, смету и другие необходимые документы Вадим получил в означенное время. По договору заказчиком значился Вадим, от него и требовалась подпись. «Только ты и никаких женщин», – Джонни был неумолим. Вадим не сообщил Валентине о своеобразном решении строителя: не хотел огорчить. К тому же, счел он, не представит затруднений найти повод, чтобы «убрать» Валентину вон с глаз Джонни.

После того дня они больше не виделись. Джонни звонил ему несколько раз, но Вадим под благовидным предлогом отказывался от встречи. Вероятно, перманентная радость того была Вадиму в тягость.)

Вадим остался стоять, глядя вслед удалявшемуся автомобилю:

«Причудливый характер: суеверие тесно соседствует с жизнерадостностью. Наверное, признает только крайности. Смешно, свои же внутренние рассуждения принял за голос свыше. Джонни, Джонни, хороший ты мужик, только со странностями. Феномен».

Машина скрылась за поворотом, Вадим направился в гостиницу.

Валентина стояла возле окна в своей служебной комнате. Когда Вадим вошел, она встретила его с нервической улыбкой. Выражение лица рассмешило его, она в ответ резко повернулась к нему спиной. Вадим подошел, сзади обнял руками.

– Валь, ну не злись. – Она двинула плечами: отстань. Он прижал ее к себе, наклонился к ее уху:

– Открою тебе тайну: я обратился к звездам: «Вечные судьи, скажите, наблюдали ли вы только что какой-нибудь страшный случай у гостиницы нашей?» Звезды от удивления замерцали и хором ответили: «Ничего страшного мы не заметили. Земля продолжает вращаться, а значит, жизнь на ней продолжается. Мы любим нашу сестрицу Валентину, с нетерпением ждем встречи с ней». А твоя звезда с обидой сказала: «Почему Валентина не прилетает ко мне, передай ей, что я горю желанием принять ее». Потом добавила: «Скажи ей, что я вечером буду светить только для нее, гореть ярче всех».

Видишь, звезды не заметили никакой трагедии. Не расстраивай их, иначе от горя они потускнеют, и по твоей вине жизнь на земле прекратится.

Валентина посмотрела ему в глаза:

– О чем вы спорили?

– Ни о чем, просто обменивались мнениями. Прежде необходимо договориться, потом строить.

– Вадим, не лги, я все видела. Он возбужденно жестикулировал, и вы говорили не о строительстве,

– Неудивительно, южане – экспрессивный народ.

Она с недоверием смотрела на него. «Не отвертеться», – промелькнуло в голове у Вадима.

– Валь, если бы он знал русский язык, эффект был бы иным, – ты же мне доходчиво, со знанием дела изложила свои соображения. Ты не виновата в том, что говоришь с ошибками, – язык у них сложный, немыслимо усвоить его за короткое время. Вдобавок, нервничала, я же видел. Так что обоснованных претензий к тебе нет. Обычная ерунда, не бери близко к сердцу.

Логически верное суждение Вадима принесло ей утешение.

– Ты тоже хорош, мог бы и вмешаться, – оставила за собой право упрекнуть.

– Извини, конечно, но меня разбирал смех, когда я видел, как меняется выражение его лица, трудно описать словами. – Он опустил голову, направил на нее угрюмый взгляд.

Валентина засмеялась:

– Да, вспомнила, у него был именно такой вид.

Спустя несколько минут они заразительно хохотали, живописуя друг другу комические подробности примечательной встречи.

Пресек забавное занятие шорох в коридоре.

– Катерина убирается! – Валентина вскочила с места, быстро надела рабочий халат, натянула на руки хозяйственные перчатки, поцеловала Вадима в щеку – в благодарность за утешение – и бросилась на помощь работнице.

Вадим решил отправиться домой. Он неоднократно подмечал, что Валентина с неохотой принимала его присутствие в гостинице. Душой он тянулся к ней, жаждал общения, но в то же время считался с ее желанием быть полноправной хозяйкой, на что он лично сам даровал ей права. Поэтому он не стал занимать себя подсчетом насекомых, встал и ушел восвояси.

Второе событие в затворнической жизни Вадима, не столь примечательное, как первое, было связано с получением ссуды. Он не занялся, как в первом случае, поиском кредитного учреждения – прямиком отправился в знакомый банк, где ранее поместил свои денежные средства.

Расчет оказался верным. Солидная сумма на депозитном счете сыграла решающую роль в начислении комиссионных сборов, процентную ставку установили вполне приемлемую. Сама процедура оформления юридического соглашения прошла без особых сложностей, хотя вначале случился курьез.

Выдачей ссуды ведал молодой, обходительный менеджер, назначенный, по всей видимости, недавно на ответственную должность. Он с первой же минуты старался понравиться Вадиму. С обаятельной улыбкой выслушал его пожелание, после чего с восхищенным удивлением заметил.

– Вы прекрасно говорите, хотя и из России, угадал?

Клерк явно желал польстить клиенту, однако Вадим лестное замечание неожиданно принял за скрытое оскорбление.

– Разумеется, из России, – с усмешкой подтвердил он. – Что не ошиблись, приятно. Мой характерный облик, хочу вас уведомить, то же самое, что российский паспорт, который я всегда ношу с честью и никогда не упрячу в красочную, но обманчивую обертку.

Малопонятный ответ Вадима смутил банковского служащего. Он, не медля, перешел к сути вопроса и за все время переговоров не отклонялся от деловой темы. При прощании встал, учтиво склонил голову. Несмотря на досадный инцидент, менеджер оставил о себе хорошее впечатление.

Начальный этап, связанный со строительством гостиницы, Вадим успешно преодолел.

ГЛАВА 16

Все дни туристического сезона Вадим провел в одиночестве. Любопытный наблюдатель со стороны, наверное, причислил бы его к числу гедонистов. Внешне выглядело так. Однако по существу Вадим вел непрерывную и непримиримую борьбу.

Каждое утро, после проводов Валентины, он возвращался домой. Войдя вовнутрь, проходил в спальню, где ему предстояло совершить утренний тренинг, что вменил себе в обязанность.

Он подходил к зеркалу, становился напротив. Подобно взыскательному ваятелю, который находил в своем творении изъян, с недовольством, если не с пренебрежением, вглядывался в свое лицо. После придирчивого осмотра приступал к реализации замысла.

Он прищуривал правый глаз, максимально подтягивал к нему угол рта. Достигнув нужного эффекта, с уродливым выражением замирал в неподвижности, уподобившись злому языческому божеству. Только глаза обнаруживали жизнь: взгляд был исполнен презрения и омерзения. Оскал вместе с тем олицетворял беспощадность и непримиримость.

С течением минут лицедейство захватывало Вадима. При этом у него невольно возникало ощущение, что он видит не свое отражение, а смотрит на иного, лишь двойника – независимого, самостоятельного. Но Вадим питал к нему доверие, как усердный ученик к участливому учителю.

А визави с кривой ухмылкой безотрывно смотрел на него. Он вдохновлял, поощрял уничижительно-презрительным прищуром.

Это был не театр одного актера, не пантомимическая постановка. Шло бессловесное общение двух существ, объединенных единой злостью.

Немая сцена завершалась, мысли воплощались в слова:

– Лично я сам видел, как это лысое ничтожество по причине собственной трусости позволило над собой издеваться. Оно было по праву опущено на колени. Лично сам видел, как эта мерзость ползала на четвереньках по снегу в лесу. Подтверждаю бесспорным фактом своего присутствия за стволом дерева при наблюдении за ним.

Фи, какая мерзость! Слизняк! Не заслуживает и капельки жалости.

Торжественное заявление являлось заключительным аккордом, венчало утренний тренинг. Вадим с внутренним удовлетворением встречал наступивший день.

К другому виду тренинга Вадим приступал в лунные вечера. Вечерние психологические упражнения имели решающее значение, ибо условия были приближены к реальным.

Перед наступлением первых сумерек Вадим выходил на лужайку c целью встретить восход луны. Когда на небосклоне появлялось светило, он уродливо прищуривал правый глаз, направлял взор на луну. Тут же в мыслях воссоздавал требуемую картину. Его силуэт за деревом, коленопреклоненная фигура пьяницы, черные человеческие тени «братков» и прочие востребованные образы оживляли перспективу воображаемого ночного заснеженного леса. Он приступал к просмотру увлекательного комедийного фильма.

Хронологическая последовательность мизансцен соблюдалась в соответствии с замыслом. Под пристальным вниманием находились два главных персонажа: лысое трусливое ничтожество и он с презрительной ухмылкой – очевидец чужого позора.

За сеанс он прокручивал короткий фильм по несколько раз, пока не достигал полного удовлетворения.

Утренние и вечерние занятия проходили не без помех: если в воображение не вторгались расширенные от страха глаза, то Вадим чувствовал их присутствие. По данной причине он вначале впадал в ярость. Однако позже пришел к простой мысли: все глаза становятся похожими в момент, когда они объяты ужасом. Их не отличить друг от друга. Отсюда, не факт, что это его глаза. Тем более он видел и другое: исполненный презрения взгляд. Его взгляд!

И все устроилось. Испуганные глаза по логике принадлежали ничтожеству, вторая пара – ему. Самовнушение помогло. В дальнейшем Вадим лишь посмеивался над навязчивым видением. Воодушевленный грядущей победой – весной, в полнолуние без проблем закроет «тему» – Вадим потехи ради позволил себе заняться импровизацией. После завершения основной программы он продолжал вглядываться в луну, но уже с иным намерением – искал сходства между причудливыми формами лунных пятен и какими-либо смешными предметами. Мероприятие увеселяло. Он с увлечением мысленно выводил на лике светила чертиков, комические физиономии – да все, что приходило на ум. Для большего подобия «пририсовывал» недостающие детали. Карикатурные фигурки бегали, прыгали, плясали. Игра не только доставляла удовольствие, но и приносила практическую пользу: при взгляде на луну вспомнятся не только приключения чудила, но и собственные юмористичные зарисовки. Смеха будет вдоволь. Небесное пугало навсегда обратится в развлекательную вещицу.

Однако подлинно настоящее шоу происходило при полнолунии. По команде хозяина Ромео и Джульетта располагались по обе стороны рядом с ним. Они поднимали морды на луну, самозабвенно погружались в протяжный вой. Вадим, не медля, включался в собачью песню: сложив ладони рупором у рта, испускал дикий длинный крик. В итоге подзадоренные собаки надрывали горло во всю мочь. Какофония звуков сотрясала не только воздух, но, казалось, и бетонную ограду. Было очень забавно.

Однажды Вадим пожелал поразвлечь и Валентину – позабавить ее веселеньким антре. В один из вечеров, после тренинга, он вышел к своим подопечным с двумя головными уборами, которые приобрел специально в магазине. На голову Ромео водрузил и укрепил тесемками синюю бейсболку, а Джульетту «обрадовал» белым шелковым капором. Собаки не испытывали восторга от подношений. Ромео возводил испуганно очи кверху, потому что козырек уменьшил обзор до кончика носа, а у Джулии вдруг зачесалась голова: скребла лапой по покрытой голове.

А задумал он хохму. Решил обучить питомцев правилам хорошего тона, точнее, церемониалу приветствия, принятому в старину при царском дворе. Когда Вадим представлял себе сценку, то трясся от беззвучного смеха. Затея представлялась сногсшибательной: они с Валентиной после вечернего свидания возвращаются домой, Джулия в светском стиле приседает в глубоком реверансе, а Ромео, поднявшись во весь рост, шаркает «ногой» с почтительным наклоном головы.

Вадим понимал, что привить собакам за какие-то несколько часов аристократичные манеры есть полная чушь. Тем более не помышлял и о безукоризненности исполнения. Соль заключалась в том, что старательные, но неуклюжие попытки подопечных однозначно вызовут у Валентины гомерический смех.

Он приступил к делу. К его разочарованию, собаки продемонстрировали полную несостоятельность. Джулия постоянно повергалась на поджатый в страхе хвост. Ромео страшно водил глазами, под окрик поднимался на задние лапы, тотчас стремительно падал на передние, не успев при этом шаркнуть. Вадим не падал духом, запасся терпением, с настойчивостью пытался добиться хотя бы некоторой пародии. Постановка поглотила его до такой степени, что он прошляпил время встречи с Валентиной.

Он не услышал, как она открыла калитку, подошла сзади. Догадался о ее появлении, когда Джулия, упав в очередной раз, замерла в сидячей позе, глядя мимо него. Вадим мгновенно обернулся, наткнулся на суровый взгляд Валентины.

– Зачем это тебе? – Она поджала губы.

Вадим вдруг подумал, что, будь он маленьким, Валентина однозначно отвесила бы увесистый подзатыльник.

– Разве не смешно? – выразил сожаление.

– Нет, не смешно – печально. – Собаки, понурив головы, смотрели в землю.

Валентина ушла, оставив его с собаками.

Вадим, к облегчению питомцев, быстро стянул с них уборы, устремился к дому.

– Жаль, не учел одной вещи – темно сейчас. Было бы светлее, не удержалась бы от смеха. Видела бы ты выражение их глаз! – заявил, как только вошел в гостиную.

Она окинула его мрачным взглядом:

– Я видела не серьезного мужчину, а легкомысленного мальчишку, который занимался ерундой. Вадим, мне порой кажется, что ты до сих пор переживаешь стадию взросления. Делаешь глупость и радуешься как ребенок, причем хочешь, чтобы и я радовалась. Не удивлюсь, если начнешь хвастаться «историческими» победами над оловянными солдатиками. Могу подсказать, где продают набор этих игрушек.

– Не вижу повода для насмешек, ты повторяешься, – вдруг возмутился. – Многие известные люди со страстью предавались игре в оловянные солдатики. Это, к твоему сведению, и есть хобби.

– Пожалуйста, не обеляй себя.

– Почему же? Каждый нормальный человек имеет право на защиту своей точки зрения. – Он беспокойно заходил по комнате. – А насчет глупости я тебе вот что скажу. У великого Ньютона были кошка и котенок. Он держал их при себе, в рабочем кабинете. Когда они просились наружу, то он отрывался от работы, вставал, открывал им дверь. Чтобы они впредь не мешали ему работать, он однажды прорезал в двери два сквозных отверстия: одно большое, другое поменьше. Кошки теперь запросто могли выходить, каждая через свой проход, не отвлекая его от занятий. Видишь, какую глупость он совершил?

Валентина ничего парадоксального в поступке ученого не усмотрела, в то же время странное заключение озадачило, что не укрылось от внимания Вадима.

– Довольно было проделать одно, но большое отверстие, – пояснил он.

– Не учи, нетрудно догадаться, – мгновенно сообразила она. – На то он Ньютон, ему все позволено, по крайней мере, он не мучил кошек. Несчастные собаки – и врагу не пожелаю.

– Да пойми ты наконец: была безобидная шутка. Со скуки и не такое вытворяют, это нормально. Желал рассмешить только тебя, что тут плохого.

Валентина вздохнула, встала с дивана и удалилась. Вадим с досадой на лице прекратил движение по комнате.

По обыкновению, перед сном они остаток вечера проводили в приятных беседах. На сей раз домашняя традиция нарушилась – было от чего впасть в грустное настроение. Зато следующий вечер прошел в атмосфере взаимопонимания и согласия.

Жизнь Вадима направлялась по задуманной им колее. Лишь одна видимая преграда – весеннее полнолуние – стояла поперек пути. Однако теперь стена препятствия настолько истончилась, что превратилась в прозрачную пленку, через которую он отчетливо видел вожделенную свободу.

А его питомцам жизнь была не мила. Времена изменились, и изменились к худшему. Канули в прошлое те счастливые дни, когда вдоволь можно было насладиться общением с хозяином. Сколько было сказано прекрасных слов! Сколько было испытано прекрасных чувств.

Теперь воспоминания обратились в мечты.

Тяжко каждое утро в неподвижной стойке наблюдать, как хозяин мимо шествует с этой пигалицей чуть ли не в обнимку. Сопровождать их прохождение поворотом головы, словно стоишь в почетном карауле.

Пройти мимо и не бросить ради приветствия мимолетный взгляд. Хотя бы украдкой мигнуть одним глазом. Горше не бывает.

И все же каждое утро приносило Ромео и Джульетте и минуты трепетного радостного ожидания. Когда хозяин закрывал калитку, оборачивался к ним лицом, то в мгновение ока рассеивалось мрачное настроение. Сердце наполнялось светлой надеждой. Память моментально воскресала яркие моменты ушедших прекрасных дней.

И если хозяин мимоходом ронял короткое, но приятно звучащее – и ничего, что на иностранном языке – слово «together», что означало «пообщаемся», то ликованию не было предела.

Но уж лучше бы он каждое утро, а не иногда, подходил, поглаживал, напевая какую-то мелодию, что могло значить лишь одно: сегодня будем врозь. И пусть печали не было бы предела. И пусть целый день пришлось бы тоскливо поглядывать на закрытые двери дома вплоть до вечера, когда он выходил на лужайку. Но только не тяжелое испытание.

Когда слух ловил многообещающий клич «together», душа готова была в ответ вырваться наружу. Как не возрадоваться! Не запрыгать в исступлении от счастья. Ведь так хочется верить в лучшее и прекрасное. Верить, что мечта вот-вот обратится в явь.

К горькому разочарованию, по истечении радостно волнующих минут ожидания хозяин вновь выходил с ненавистным грузом за плечами. Судьба вновь показывала кукиш. Такова собачья привилегия. Не позавидуешь.

Далее понуро трогались в путь. Некогда увлекательные походы к морю сменились скучными безмолвными перемещениями. А чудный уголок, где звучало высокое слово, стал адом.

По прибытии на морской берег хозяин взваливал на спину железную штуковину, надевал на ноги огромные лапы. После накладывал на лицо что-то чудовищное со страшно большими глазами. Затем прыгал в воду. Пропадал. Словно канул в воду.

Что происходило в душе, не пожелаешь ни врагу, ни даже этой примазавшейся нахалке. Хозяин исчезал под толщей воды, и тотчас сердце начинало разрываться на большие куски. Кричи, поднимай вой, мечись в ужасных предчувствиях по всему берегу – все бесполезно, не дозваться.

А если кто-то и появлялся… эх, лучше не показывались бы вовсе. Бег навстречу к ним с душераздирающим лаем о помощи вызывал у них неадекватную реакцию: давали деру, не выразив и простого сочувствия. Жестокий мир.

Безнадеге не было исхода. Казалось, жуткий конец неотвратим.

Но есть, есть на свете собачье счастье. Хозяин не тонул. Беда обходила его стороной. Он всплывал в полной сохранности. Видел ли кто собачьи слезы радости?!

Выйдя на берег, он освобождался от груза и… улыбался. Точно так, как всегда перед началом представления. Сердце начинало учащенно биться. Вот сейчас, сию секунду зазвучит Слово. «Ну и козел этот горе-герой», – хихикнув, произносил хозяин. «Горе-герой»! Началось! Как здесь не кинуться занимать свои зрительские места. Исполнившись вдохновения, не навострить уши.

Однако вскоре наступало печальное недоразумение. Судьба вновь доставала из своего запасника большую фигу. Хозяин, удовольствовавшись шуткой, ложился на спину и пускался в сладкую дрему. И все! Стой и сторожи его покой. Никуда не денешься – собачья обязанность.

А потом с внутренним неудовлетворением и тоской возвращаться домой. В то же время уповать на завтрашний день. На вероятность благоприятных перемен.

Завтра вновь наступит утро. Завтра вновь пробудится светлая надежда, которая, вопреки всему, должна же осуществиться. И завтра же, быть может, собачья судьба выдаст-таки заветный счастливый случай.

ГЛАВА 17

Вадим был на взлете. Свою будущую судьбу, бесспорно, связывал с Валентиной. Он часто представлял себе, как после завершения «лунного дела», очистившись от скверны, он, с правом достойного мужчины, не таясь, а открыто, признается ей в любви и предложит ей руку и сердце. В более далекую перспективу не углублялся, в то же время, с крепнущей уверенностью в себя усиливалось внезапно возникшее неясное, но стойкое предчувствие того, что будущая жизнь будет связана с Россией. Каким образом осуществится возвращение на родину – не вдавался в подробности, но однозначно знал, что если свершится предвестие души, то на родине приложит все свои силы для исполнения своих заветных юношеских устремлений: займется политической деятельностью. Несбывшаяся мечта стать политиком-реформатором, подлинным избавителем народа, обезличенного историческими бедами и настоящим унижением – хваленая, многообещающая перестройка обернулась злой издевкой над простыми людьми – вновь стала средоточием его мыслей.

Вадим намеревался основать на родине политическую партию, но уже, социалистического типа, партию, свободную от коммунистических догм. В часы досуга он предавался рассуждениям об обустройстве России, но не прослеживал каждый шаг восхождения на олимп и не детализировал последующее подвижничество (но никак не властное правление), ибо был далеко от действительности, царящей в России, – решать конкретные задачи имеет смысл тогда, когда находишься непосредственно в гуще событий.

В представлении Вадима образ народного вождя отвечал высоким духовным запросам. В связи с этим он часто вспоминал соратника и близкого друга отца, откровенная беседа с которым произвела на него глубокое впечатление, но, вместе с тем, поставила в затруднение.

Игорь Алексеевич вместе с отцом прошел весь трудный путь становления великой державы. Идейный коммунист, ответственный работник – он, тем не менее, имел свои независимые взгляды. Оценки его всегда были взвешенными и объективными. Кардинальные изменения в политике партии в перестроечное время воспринял с настороженностью. Затем стал открыто насмехаться над беспомощностью высших чинов. Под закат исторического переломного момента горько посмеивался. Вадим с глубоким уважением относился к старцу, ценил его мнение.

Тогда, в день очередной годовщины смерти отца они, как обычно, отметили вдвоем. Страна стояла на перепутье. «Недоброкачественная» перестройка, уставшая от долгого хождения, теперь, будто в потемках, блуждала по городам и весям в поиске своего бесславного конца, вызывая у народа если не нервный срыв, то отрыжку. Злободневная тема сама просилась в уста.