Последний день. Преломление

«Иешуа, Иешуа» – покачала головой   Мать, «Ты всё ещё как Ребенок. А ведь эта свадьба должна была быть после твоей». Она посмотрела на Учителя с ласковой укоризной: «Мария ждала Тебя до последнего. А как узнала о Твоём назорействе, бедная девочка плакала целую неделю, мы все не знали, как её утешить. А потом она Пропала и никто не знает где она. Ты сейчас и не узнаешь её отца, как он согнулся и высох от горя, а мать почти не встаёт с постели.»

Учитель опустил голову. Скорбная складка прорезала лоб. Потом тряхнув головой, как конь, отпрянувший от опасности, Он погладил Мать по головному покрывалу; поцеловав, губами убрал дрожащие на глазах слёзы,  негромко проговорил: «Всё будет хорошо, моя Родная, всё будет хорошо!»

Потом взглянув поверх её головы, поймал взгляд недоуменно напрягшегося Петра, весело помахал ему рукой. Вдохновлённый этим жестом Учителя, Пётр завопил очередной тост. Мать выскользнула из объятий Сына и бросилась наливать гостям вино.

Учитель, подозвав, отвел в сторонку Иоанна, Иуду и Иакова: «Возьмёте все кувшины из-под вина, пойдете к колодцу. Помните где?»

«А то!» – все трое возмущённо закивали.

«Чище этой воды, Я никогда не встречал. Она будет слаще вина купленного».

Резвые Апостолы вернулись с полными кувшинами в мгновение ока. Учитель, забрав у Матери пустой, подал ей наполненный до краёв кувшин. Пётр как раз заканчивал очередной тост и протянул к ней руку, держа грубую глиняную чашку на раскрытой ладони. Растерянно поглядывая на Сына, Мать осторожно наполнила посудину. В полумраке бедняцких светильников текущая жидкость казалась густой и переливающейся цветом как кровь. Мать похолодела: «Что эти озорники туда налили?!»

Закончивший тост Пётр, решительно отхлебнул из чашки и поперхнулся… Все притихли… Мать едва не выронила кувшин. Пётр внимательно посмотрел внутрь, понюхал и с жадностью выхлебал содержимое до последней капли. Оторвавшись, вытер рукавом рот и ткнув пальцем в пол перед собой, Державно провозгласил: «Подать сюда этих засг'анцев!»

Хохочущие Апостолы вытолкнули к Предводителю Пира притворно упирающихся Иакова, Иуду и Иоанна.  Выпятив колесом грудь Пётр, проводя растопыренной пятернёй над пиршествующими, как бы лаская играющую здоровую лошадь, спросил: «Как вы посмели, кощунствуя над этими добг'ыми людьми, пг'ятать это славное вино до сей пог'ы!?»

Смеющаяся троица попадала на колени и притворно испугано закрыла руками лица.

«И главный мой вопг'ос вот к этому Скупег'дяю!» – Пётр ткнул пальцем в Иуду хитро блестящего на него через щёлочки прикрываемых пальцами глаз, «на какие, заныканные тобой шишы, когда, а самое главное где?, вы успели его купить?!»

Все Апостолы, вместе с Учителем согнулись задыхаясь от смеха. Они истратили последние ассарии три дня назад и брели к дому Учителя впроголодь.

«Ввиду кг'айней тяжести совег'шённого вами пг'оступка Повелеваю, служить Гостям до конца этого Пг'азника вместо этих Достойнейших Женщин, котог'ых Я объявляю Почётнейшими Гостьями этого Пиг'а!»

Подскочившие с колен Апостолы, отобрав у слабо протестующих женщин кувшины и затолкав их за столы поближе к жениху и невесте, принялись скакать, быстро наполняя протягиваемые к ним посудины.

Держа в правой руке вновь наполненную чашу, Пётр, огладив левой бороду, заговорил: «А теперь я пью это Богатое Вино за всех Вас, за этот Праздник, за это Угощение и эту Радость!»

Мать, смогшая только протолкнуть через сдавленное радостью горло несколько глотков этого Драгоценного, никогда ранее не пробованного ею, Вина, бессилено-радостно улыбаясь, смотрела, как Торжество перекатывается по Дому солнечнобликими лазурными морскими волнами.

«Мальчишки…, ну чисто Дети!», подумала она, наблюдая над веселящимися Апостолами.

Пётр, допивший чашу, вновь завопил: «Музыка!!!»

Музыканты, подкрепившиеся Новым Вином, грянули так, что тусклые светильники, будто вспыхнули с Новой Силой, и всё в доме посветлело и заискрилось.

Распорядитель Пира подхватил в объятья радостно смеющуюся Мать и закружил её в безудержном танце.

«Какое Чудо!» – восхищённо прошептал сидевший рядом с Учителем Иоанн. Учитель рассмеялся, потрепал юношу по голове: «Это ли чудо, что ещё будет впереди…»

Глоток 13.

 Перерывчик второй.

–Володя, посмотри, у меня здесь как-то коряво получилось, не совпадает… И здесь перевёрнуто… Что?, может переделать?

Инженер посмотрел на собранный мною кусок, немного склонив голову и прищурившись. Потом ухмыляясь:

–Да ладно ты, не загоняйся. С первого взгляда не заметно. Да и в целом вообще-то смотрится неплохо. А эти косячки…, с кем не бывает. Ты знаешь, я знаю, но мы никому не скажем. О.К.? На вот тебе аванс и давай побыстрее заканчивай.

 Ушел.

–Ты чё творишь?!

От испуга я чуть не грохнулся на собираемую мной картинку. Обрадованный полученным авансом, я засуетился и, торопясь поскорее закончить раскорячился над своим заказом.

–Ты чего меня пугаешь? – закряхтел я распрямляясь. За спиной полусогнувшись стоял Слава Прораб, внимательно рассматривая мою работу:

–Чё, чё…, через плечо! Ты чего сам, не видишь что ли?! Вон у тебя там всё криво, там перевёрнуто, а тут вообще не совпадает.

–Я Володе показал, он сказал всё нормально, пойдёт…

–Володе он показал…, пойдёт…, поедет, – Слава  так же полусогнувшись, боком перемещался вокруг картинки, внимательно её разглядывая под разными углами, – ну ты, если сам видишь, что неправильно, чего сразу не исправляешь?! Как только увидел свой косяк, надо сразу же и переделывать. Володя, Володя…, какой еще Володя…, слушает всех кого ни попадя…

–Какой, какой. Инженер. Он же зам. Главного. Его же восстановили.

–Кочегар?! Кто его восстановил?! Когда?!

–Мишанька мне сказал, когда электрику доделывал. Да и Володя сам говорит всем об этом. И по объекту ходит весь чистенький такой, костюмчик Стюард Хьюз, парфюмчик Клив Кристиан… Чего?, нет что ли?

–Вот сучонок, а? Поймаю я его. Сейчас же поймаю. Он Мишке так мозги запудрил, что тот полобъекта мне запорол и Домой свалил. Сейчас по Дому шарахается, пятый угол ищет, от стыда перед Отцом. А я вот по объекту бегаю, переделываю за ним, где включатели толком не работают, где розетки, без заземления, током шибают. А где вообще напругу не от того источника завел, ничего не работает, народ и в темноте сидит и замерзает. У тебя вон хоть тепло мало-мало и свет есть.

–Так мне Мишанька и делал тоже. Вроде всё нормально работает.

Слава пощелкал включателем и посмотрел прищурившись на светильник:

–Нормально, нормально…, чё нормально то?…, приборы электроаппаратовские воткнул и всё. Они же, когда он тебе их устанавливал, уже устарели, а сейчас ещё и выработались. Ладно, всё лучше, чем левые китайские, как сейчас устанавливают. А напругу то к тебе Астрид заводила, она же и провода разбрасывала и распайку сделала и подрозетники вмазала. Короче весь предмонтаж.

–Да как это?! Она же баба!

–Ну не баба, во-первых, а девчонка, она вон до сих пор по всему Дому носится как угорелая, косички её рыжие, как хвост за белкой, еле за ней поспевают. А по электрике, у неё шестой разряд и пятая группа допуска. Вот так. Да. Чего ты глаза выпучил?  Ты если б тогда при установке не поторопился да не пожадничал, она б тебе все электроприборы шнайдеровские установила. А теперь вот пользуйся мишкиными деревянными.

–Слав, может поменяем?… Я так то уже заработал можт…

–Заработал он, заработал…, работничек. Посмотрим ещё… На твоё поведение… Может и поменяем.

–Вау! Класс!!!

–Чё ты радуешься?! Я ещё ничего не обещал, во-первых, с Главным Мастером надо согласовать, и вообще сказал же, посмотрим на твоё поведение…

Ладно. Всё. Заболтал ты меня. Попозжа забегу, занесу аванс и подмогну тебе малость.

–Ааа…, эээ…, мне уже Володя аванс дал…

–Чего он тебе дал?! Дай сюда!!!

Слава, встряхнув мешочек, высыпал "золото" на ладонь, сжав кулак помял, отряхнув с ладони рассыпавшееся в пыль "золото", выбросил мешочек в мусорку:

–Коость, ну ты чего?… Ну сколько раз уже тебе повторять: "Ищите прежде всего Царства Божия?"… Ну, ведь даже по весу ж можно было догадаться…

У меня аж ноги обмякли, как ватные и затошнило:

–Слав, мне бы Домой…

–Да ты чего сразу разнюнился? Чего вы все чуть что, сразу Домой? А дело делать кто будет? Всё я один что ли? Астрид вон девчонка, а Домой никогда не просилась, пахала как лошадь. А про Лёвку я вообще молчу, он правда под конец насуропил мне, накосячил малость. Ну да ладно… Простим ему.

–А что Астрид, Астрид! – перебил я, – она в какой стране жила?!, и я в какой?!

–Ты чего "пургу гонишь"?! Страна как страна. Ну, с народом конечно тебе не повезло. Хе-хе. Так же как и всем правителям твоей страны, кто бы не приходил к власти. Нееее, вопросов нет. Понятное дело Дома там тебя и Мамка зацелует всего и у Бати за спиной куда как безопасней чем здесь. Но ты и меня пойми! – обнял за плечи, – здесь же дел невпроворот. Кому делать? Кстати ты может, как отдыхать присядешь, чаёк попить, – зарылся в своем портфеле, – глянь вот, совсем чего-то, никак не могу найти кто бы сделал. Чего ты шарахаешься?! Она малюська, крохотная совсем, точно точно безобидная и по твоей теме, видишь "Вавилон. Пленение."

Я убрал руки за спину:

–СЛАВА!!! Ты мне, про "Мартин. Протест.", что говорил?! Папье-маше, гербарий, цветочки бумажные. Я туда только сунулся, да ещё и без перчаток как придурок…, так сразу руки до локтей поизрезало, обожгло и покусало. Там всё живое! Ветки из папье-маше сами собой кровью наполняются, листья и цветы оживают, змеи, не понять откуда, выползают, кресты кострами горят, половина картинки мечами и копьями щетинится как ёж! Ненене, даже смотреть не буду. Ты же, если я даже чуть-чуть гляну, назад потом ведь не заберёшь? Ну вот! А я и так уже сдуру набрал вон сколько. А у меня уже вечер. Да знаю я, знаю, что полдня у меня прогул! Короче: пока это не сделаю, ничего мне даже не того…

Слава Прораб прислушался. Вышел. Я за ним.

На лесах фасада стоял Володя и вежливо улыбаясь, аккуратно, чтобы не запачкаться, жестикулируя, что-то объяснял, заляпанному с ног до головы краской и шпаклевкой, гастробайтеру.

–Эээ! Эй ты!!! Инженер человеческих душ! Ты как опять сюда пролез?! Охрана, вы то чего?! Куда смотрите?! Какой пропуск?! Чего на груди на бейджике?! Вы глаза то разуйте!!! Печать Главного там есть?! А ты чего лыбишься?! Мало я тебя за ухо на твоё рабочее место, к печи мусоросжигательной, таскал?! Ты чего всё время сюда прёшься?! Всё равно ведь когда Главный придёт, мы тебя в эту же печку вместе с остальным мусором запинаем!

Охранники, худючие, но крепкие, одетые в заношенные одежды православных монахов, сосредоточенно преследовали Владимира, ловко и легко прыгающего по лесам.

–Давайте, ребята, поймаете этого пидора и тащите его в кочегарку. Я вас там, у ворот подожду. Закинем его туда и ворота на замок. Замок надо проверить…, и как он ключи постоянно подбирает?…

Глоток 14.

Пропустив впереди себя два разъезда всадников, конвой покинул город. Посвежело. Пыль и смрад остались за городскими стенами. Валлий облегчённо вздохнул полной грудью. На открытой местности, командуя пусть и всего лишь неполной сотней, он готов сразиться с любой армией этого сброда. "Да, да", согласился сам с собой, "это не пустое бахвальство и самонадеянность." Каждый легионер его гвардии это мощная профессиональная боевая единица. Отобранные Валлием лично, потомственные римляне, грамотные поболее чем эти зазнайки иудеи, с раннего детства избравшие своим мастерством служение Марсу, многократно отличившиеся в обучении и боевых действиях, легионеры его сотни даже для профессиональных воинов врага представляли угрозу большую, чем матёрый, вошедший в полную силу, волк домашнему барану, хоть и обладающему крутыми рогами. А уж взбунтовавшиеся непрофессионалы, да на открытом пространстве…

В памяти сотника внезапно всплыл тот бой в каменной зимней пустыне.

Валлий ещё раз придирчиво осмотрел диспозицию. Да. Место выбрано идеальное. Молодцы волчата мои, Корнилий с Ювентусом. Вон скачут по скалам, ещё  и ещё проверяя возможность обхода с флангов. Каменный хребет вздыбился, рассекая пустыню как два нильских крокодила, чуть-чуть не соединившиеся кончиками хвостов в месте, где сейчас расположилась гвардейская центурия. Утомлённые ночным переходом солдаты дремали сидя прямо на земле, опираясь на спины друг друга. Пройдя мимо, перерезанных ночью разведчиками Валлия, дозорных противника, сотник осмотрел расположившийся вдалеке стан противника. Сразу же за выходом из узкого, не более ста шагов в ширину, ущелья скалы уходили вправо и влево плавными полукругами, стремясь сомкнуться, но так и не смыкаясь до самого горизонта. Начинавшиеся где-то в тысяче шагов от выхода из ущелья шатры уходили далеко за горизонт. В предрассветном холодном тумане виднелись маячившие между шатрами караулы. "И откуда их принесло этих шершней?", Валлий подошел к одному из мёртвых дозорных. Одетые, все как один, в жёлто-чёрные полосатые халаты, чёрные суконные разрезанные посередине и прошитые юбки, сшитые из такого же сукна, мягкие круглые шапки и в жёлтые мягкие цельно-кожаные сандалии, со странно загнутыми носами и маленькими колокольчиками на задниках; они и смугло-красными лицами, заросшими до самых глаз маслянисто-чёрными кучерявыми бородами, были все схожи как близнецы. Этот шутовской наряд чуть было не привел римлян к фатальной ошибке вчера вечером, когда конная разведка Тринадцатого легиона столкнулась с полосатыми пешими лазутчиками. Показавшиеся лёгкой добычей враги, оказались сильными и ловкими, как разъяренные кошки и столкнись они не с разъездом Корнилия ещё неизвестно, как бы сейчас обстояло дело. Корнилий же вместе с Валлием и докладывал военному совету о серьёзности воинской подготовки противника.

Какая всё-таки честь служить под началом проконсула Понтия Пилата! Молниеносно оценив создавшуюся ситуацию, собрав и проосмыслив все сведения о противнике, местности, состоянии легиона и всём остальном, командующий в течение получаса составил план сегодняшнего сражения, детально доводя его до подчинённых, внимательно выслушивая их мнение и внося разумные корректировки.

Услыхав короткий тихий свист, сотник посмотрел наверх, Корнилий спрятавшийся за каменный выступ, сделал знак о приближении противника. Валлий быстрым шагом подошел к каменным воротам, от лагеря отделился и неспешным шагом двигался в их сторону конный разъезд, смена караула. Сотник развернулся и пошагал к поднимаемым  Ювентусом легионерам, спустившийся со скал Корнилий стоял, задумчиво разглядывая трупы дозорных. Размякшие от короткого сна римляне, сосредотачивались, приходя в себя, быстро без суеты оправлялись, подтягивались, проверяли оружие. В холодном предутреннем воздухе послышались звуки цокающих по камням копыт, лошадиное всхрапывание и гортанный гомон всадников. Выехавшие из-за выступа скалы бородачи обалдевше натянули поводья тормозя лошадей. Валлий коротким жестом дал команду. Первая линия строя приготовилась к стрельбе, наложив стрелы и слегка натянув радостно заскрипевшие луки. Сзади сотника послышались булькающие звуки льющегося ручейка и мелодичное посвистывание. Валлий оглянулся, Корнилий, стоящий в двадцати шагах вправо и сзади сотника, раскачиваясь и насвистывая, мочился на убитого дозорного. Косящиеся на него легионеры загоготали. Корнилий поймав одобрительный взгляд сотника, попрыгал стряхивая, оправился и покряхтев смачно харкнул на труп.

Шершни яростно загудели от негодования, тронули было лошадей в сторону римлян… Остановились… Загалдели и вздыбив коней галопом унеслись в сторону лагеря.

Выстроившаяся в четыре шеренги сотня, приготовилась встретить первую атаку противника. Присевшие на одно колено, за установленными баррикадой прямоугольными щитами, легионеры держали наизготовку тяжелые длинные луки дальней стрельбы, прочные массивные, почти не уступающие по размерам дротикам, стрелы разложены на земле у правого колена. В потеплевшем утреннем воздухе послышалось дикое улюлюканье и топот надвигающейся конской лавы. Валлий поднявший вверх согнутую в локте левую руку, дав проскочить каменные врата первым разрозненным всадникам, когда показалась основная масса, резко опустил её, давая команду к стрельбе. Поочередно вставая и снова присаживаясь, чтобы не закрывать поле стрельбы следующему ряду, легионеры работали быстро и деловито. При такой технике стрельбы смертоносный водопад стрел изливался сплошным, непрекращающимся потоком. Тяжёлые луки бросали стрелы с такой силой, что они как копья сбивали всадников с коней, падающим под их ударами лошадям пробивали шеи и грудь, от чего те бились в отчаянной агонии. В считанные минуты каменные врата были надёжно запечатаны от конной атаки стонущим кровавым валом.

Побросав далеко вперёд ставшие бесполезными луки, гвардия спокойно без спешки перестроилась в наглухо закрытую панцирем из щитов "черепаху". Римская "мясорубка" начала методично перемалывать хлынувшую через вал чёрно-жёлтую полосатую волну.

Валлий смотрел на своих уже вымотавшихся солдат. Легионеры наскоро переводили дух, подтягивали снаряжение, проверяли и по мере возможности приводили в порядок оружие. Выдержавшая уже две пеших атаки центурия, пока что не потеряла ни одного убитыми. Четверо тяжелораненых и десяток менее пострадавших, неспособных уже драться, но ещё держащих строй из щитов, расположились в центре. Дважды отступавшая сотня оставила за собой четырехугольные нагромождения трупов противника. Уже дважды понукаемые командирами шершни, захлебывались собственной кровью и с криками ужаса убегали назад, переливаясь через конский вал, не обращая внимания на палочные удары визжащих от ярости начальников. Сотник подошел к двум своим любимчикам. Корнилий и Ювентус сняв шлемы, поливали друг другу помогая умыть забрызганные вражеской кровью лица. Валлий обеими руками потрепал их по загривкам. Повернувшиеся к нему физиономии светились самодовольством мужлана, который только что сильно и страстно три раза подряд отделал блудную девку. Впрочем, такие же рожи были и остальных. Профи наслаждались процессом. «Ну, ну» – снисходительно рыкнул сотник, «не больно то расслабляетесь, центр у нас уже проседает, раненые еле держат строй.» Корнилий спокойно возразил: «Так и эти уже в этот раз не так напирали, я заметил у них страх в глазах…»

За скалами возник постепенно нарастающий гул. Сотня приняла боевое построение. В ожидании атаки минуты текли вечностью. Наконец на валу показались противники, редкие и разрозненные, что-то дико орущие, они прижимаясь к скалам бегом огибали римлян и припустив ещё быстрее, бросались наутёк. Валлий с Корнилием выскочив из строя, походя рубя попадавших под руку бородачей, добежали до скал и быстро вскарабкались наверх. От величия  происходящего внизу действа захватывало дух. Оглоушенный молотом гвардейской центурии Валлия, гирканский тигр бился в агонии лихо разрываемый на куски римским вурдалаком. Римские всадники, обошедшие хребет по проходу находящемуся южнее этого, несмотря на длинный ночной переход, быстро и деловито, как мясник на базаре, рубили, рубили, рубили. Оглянувшийся назад Корнилий захохотал. Обернувшийся за ним сотник увидел появившиеся на горизонте обозы казначея. Стервятник, ничуть не сомневаясь в грядущей победе, спешил на поле собрать "плоды".

Валлий слегка тряхнул головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Да! Хвала Юпитеру и Марсу! Славно тогда погуляли! Славно!

Глоток 15.

Палач приоглянулся на следующих за конвоем сторонников назареянина и толкнул локтем в бок своего подмастерье: «Напиписьники взял?»

«Да я и не выкладывал их, как с утра два приготовил, так и лежат в мешках. За тех двоих то некому заплатить было» – зачавкал подмастерье.

Прислушивавшийся к их разговору сотник гоготнул. Ох уж эти двое! С комара молоко выцедят. Когда иудейские жрецы дойдя со своими прошениями до самого Рима, добились таки решения о распинании иудеев в повязках прикрывающих их срамные места, палачи метрополии быстро сообразили что на этом можно заработать. И привязывают приговорённым тряпки закрывающие стыд. За отдельную плату. Если есть с кого её взять. За прибитых утром разбойников видимо никто не заплатил, и сейчас они корчились на крестах голые.

Валлий обратился к переводчику: «Никак не могу понять странно стыдливое отношение твоего народа к своему телу. Ну хорошо, когда тело закрывается одеждой для защиты от жара, от холода, от повреждений или для соблюдения приличий, чтобы оно обнажённое не отвлекало от серьёзности происходящего, это ещё можно понять. Но когда тряпкой закрывают срам того кто уже полутруп!? Не понимаю! И для чего?, для какой цели вы калечите свои мужские жезлы? Ведь это изуверство! Зачем?! Для какой разумной цели делать так, чтобы испытывать меньшее удовольствие от сладкой близости с партнёром? Я несколько раз перечитал ваши мифы» – переводчик удивленно-незнающе вытаращился на сотника, «да, да несколько раз. На греческом конечно. Но всё равно так и не понял. Хоть и переводили греки совместно с иудеями.»

Переводчик прокашлялся, спросил вполголоса: «На самом деле искренне хочешь понять суть?» Валлий кивнул.

«Когда Наш Бог избрал нашего праотца Авраама, чтобы из чресел его произвести свой народ, бесчисленный как морской песок, служащий и поклоняющийся только Ему Единому, необходимо было закрепить в памяти всего народа, всех будущих поколений этот Завет. Для этого и повелел Бог всем мужчинам быть обрезанными, чтобы народ всегда помнил о своей исключительности, отделённости от всех других народов…»

«А я тебе и толкую, что читал я об этом, читал» – перебил переводчика сотник, «а ты снова мне об одном и том же…»

«Не перебивай меня, если хочешь узнать суть» – раздраженно зашипел иудей, «так вот и подумай сам, какое ещё более действенное напоминание может быть, чем обрезание крайней плоти? Одежду, амулеты, идолов можно потерять, тату или шрамы на других частях тела могут стереться или перекрыться другими шрамами, может облезть кожа, ну и тому подобное. А вот с этим органом мы все, и ваши мужи тоже, обращаемся очень бережно. И когда справляем малую нужду не любуемся на стенки клозета или красоты природы, а смотрим конкретно на него…»

«Ага! Понял, понял!» – загоготал Валлий, «то есть, вы, мужи народа иудейского, яснее всего вспоминаете о том, что у вас есть свой Бог тогда когда вытаскиваете свой хрен поссать или подро…ть! Ну понятно, что обретаете Его когда можете засунуть руку под одежду и потрогавши убедиться, да мол обрезанный я, избранный я, особенный, отделённый от всех других. Но вот незадача, когда хрен иудея вставлен подруге или дружку, то всё! Бог ваш для вас потерян! Так как ни увидеть свое обрезание, ни потрогать вы уже не можете!»

«Понятное дело. *Omnis privatio supponit prior possessionem* (лат.)» – хихикнул прислушивавшийся к их разговору Корнилий и попрыгал вперёд обгоняя конвой.

Переводчик скукожился от злости. «Наш закон категорически запрещает ложиться с мужчиной как с женщиной» – прервал он смех  сотника, «мы не как вы язычники, у нас такого не было, нет, и не будет!»

«Неужели!» – Валлий даже закатил глаза, притворно задыхаясь от восхищения, «а вот был в вашем народе такой родоначальник Вениамин, всех потомков которого вы порубили как капусту за страсть к мужским задам. Это тогда закона твоего ещё не было или уже был?!»

«Ну ладно, ладно, я же шутейно. А вот скажи» – спросил сотник ощетинившего как ёж переводчика, оглянувшись на сторонников назареянина печально бредущих за конвоем, «с кем из них спал этот приговоренный? С этой красоткой или вот с тем симпатичным пареньком? Или с ними обоими?»

«Ни с ней, ни с ним, ни с ними, ни с кем бы то ни было» – убежденно и уверенно ответил как-то сразу успокоившийся переводчик, «он назорей.»

«Это как же это так? Разве может муж без этого?»

Переводчик ухмыльнулся: «А женщина без этого может?! Нет? Не может? Никак? А как же тогда римские весталки?!»

Валлий озадаченно замолчал и глубоко задумался. Жрицы храма Весты пользовались в Риме огромным авторитетом, и за подшучивание над ними можно было запросто лишиться головы.

Глоток 16.

Перерывчик третий.

В общем, шел я в Мастерскую  голову повесив, еле ноги волоча. Рюкзак ещё такой тяжёлый чего-то, вроде и полупустой только термос, молоко и булочка. А чего?… Чего-чего. Стыдоба. Это же надо было так умудриться: самого себя так собрать… А ещё и картинку пытаюсь собрать. Такой говённый сборщик из меня, без слёз сам на себя и не взглянешь. Сам с собой измучился, не знаю как… То ли дело Антуан. Раз, два и небо в алмазах… А у меня всё больше то, что из носа… Ещё и Михаила Афанасьевича подправить размахнулся… Ну совсем самодовольство зашкаливает. А ведь изначально из хороших материалов начинался. И как потом так то… В Мастерскую зашел и сразу к Мишаньке: