Птица счастья

– Ох, Васяня, понесло тебя, убирай ты свой чай… Доставай вот ту, коричневую, на второй полочке, а там и про поэта расскажешь, и про планы на мой счет. Но вообще я, это, не пью, чтоб ты знал… Это давно не модно.

***

После беседы с Мининым у Сережи остался осадок из подозрений на душе. Словно генерал изначально искал встречи больше, чем Александров-младший. Как будто идею Минина Вася выдал за свою, и потому Сережа легко доверился. По итогам встречи Сережа подписалдоговор «О содействии компании Александрова». В список его задач, помимо прочих, входила «Замена оригинала на встречах» в случае необходимости. Необходимость определяло руководство.

С той поры Сережа переезжал к Васе и становился его тенью. Учился держать себя, приводил во внешнее соответствие с братом. Александровы вновь сближались, и Сережа ощущал свою нужность, и все сомнения отступили. Его обслуживали десятки молодых, трудолюбивых и честных в своем намерении приносить пользу на проекте людей –они всегда были на своих местах в случае необходимости. Единственное, что омрачало радость от происходящих изменений, – страх покидать маму, появившийся после возвращения со службы. Она очевидно переживала– у нее отбирали последнего сына. Она стирала и перекладывала раз за разом вещи, помогала собираться. Со сборами управились за неделю, Сережу перевезли в штаб-квартиру к Василию, и все в жизни дембеля стало повышенной комфортности и убаюкивающее люксовым.

Он перестал впадать в меланхолию по Леночке и не пытался связаться с ней, хотя он всегда мог попросить команду Минина найти ее за несколько часов. Он увлекся окружавшей его значительностью происходящего: стартапы в свободных экономических зонах, банковские реформы, программы поддержки молодежи и малого бизнеса. Перед братьями разворачивался чудесный мир импортозамещения и перспектив для нового поколения. Новой страны. Где их ждали и жаждали их присутствия. Представители проектов от мала до велика рассказывали об экологичной среде жизни, об информационной доступности и защищенности, о полном обеспечении нужд населения, телемедицине, нейронных сетях. Он, наконец, понял Васю и завораживающую магию безграничных возможностей – то был прекрасный мир.

Подготовка шла месяцами, давалась Сергею нелегко. Иногда он выбирался к маме, но чаще всего в свободное время оставался наедине с собой и размышлял над литературными зарисовками, текстами. Он пытался беседовать с птенцом Василия. У многих птенцы уже начали говорить к тому времени, но Васин питомец не проявлял особой заинтересованности в обществе Сергея. И в целом у Сережи с птенцами не заладилось еще со времен армии.

В армии Сережа служил в привилегированной части для детей из семей непростых. И всем желающим выдавали по питомцу совершенно бесплатно, но так вышло, что на Сережу птенца не хватило из-за его неожиданного решения начать службу. Компенсировали этот недосмотр назначением Сережи на регулярную уборку в птичнике. Птичник стоял ближе к лесу и напоминал избушку на сваях: она покачивалась на ветру и, по задумке архитекторов, была оснащена инновационным механизмом, который вслед за солнцем ее поворачивал. И еду она подавала автоматически.

До привоза в военную часть птенцов разводили в местах благоустроенных, для жизни приятных, а поступив в отряд к новым хозяевам, они попали в неприглядную реальность. Птенцы и хотели бы жить в избушке, но все в ней противоречило их свободной натуре. Поворачивалась постройка вечно не в ту сторону, путала день с ночью, подавала им еду не по расписанию. Они явно привыкли взлетать, когда душе их птичьей хотелось, но только торчали всюду балки неудобные, и бились о них птенчики и не могли двигаться дальше.

И тогда любимым их занятием стало возмущение и ор по любому поводу. А поскольку Сережа был назначен ответственным за комфорт птенцов – все требования выслушивал только он. Они орали денно и нощно, требуя внимания к своим персонам. Бывали дни, когда их укачивало от частоты поворотов избы, и они выплевывали содержимое своего желудка на пол и принимались орать еще громче. Некоторые научились выживать в новой обстановке и разместились наиболее выгодным образом, а что до остальных – Сережа не знал по своей неопытности и медлительности, как их задобрить.

Птенцы росли, набирались опыта, расширяли словарный запас, пока хозяева маршировали на плацу. Но беседу поддержать с Сережей птицы не могли и не хотели. Большинство из них росли избалованными и несдержанными, распущенные вседозволенностью и своей неприкосновенностью, потому что их хозяева постоянно трудились на службе и хотели, чтобы птенцы не знали нужды. Армейские птенцы, да и птенцы во всей стране, в своем развитии достигали уровня четырехлетних детей и в нем так и оставались, за редким исключением особей, одаренных исключительным интеллектом.

Первый конфликт с сослуживцами произошел, когда Сережа попытался птиц дрессировать. Обычно уставшие молодые парни после тяжелой службы вечерами разбредались по углам, жаловались своим питомцам и записывали на телефоны, как их пернатые друзья формулировали первые самостоятельные фразы. После дрессировки птицы поникли, и их хозяева не смогли отснять контент. Тогда Сереже вынесли первое предупреждение, чтобы прекратил свои воспитательные меры. Слов армейские птенцы знали немного, поскольку Сережа теперь их обучать не имел права, и в результате их словарный запас состоял из набора бессвязных рифм с цитатами умных людей и матерными фразами.

Когда птицы немного погодя оклемались и вновь принялись орать, пришла в казармы и птичники новая мода –баттлы. В свободное от своих воинских обязанностей время юноши развлекали себя тем, что ставили своих птенцов друг напротив друга, и те начинали браниться.

Армейцы восторженно записывали дуэли, выкладывали в сеть и собирали сотни лайков. Предпочитали, однако, выкладывать записи инкогнито и не отвечали ни свободой, ни кровью, ни репутацией своей за глупости, высказанные птицами.

Однажды Сережа сидел в избушке, начищал пол и вспомнил вечер на пикнике на горе Святого Петра, как прикасался к Лениным мягким волосам, и как плечо его затекло, пока она спала.

И случилась беда в тот момент, после которой Сережу из птичника выгнали навсегда и больше не подпускали. Сережа, погруженный в свои воспоминания, вслух произнес:

– Вот где оно, мое счастье, было.

И птицы в тот же миг начали истошно кричать:

– Где же счастье, какое счастье?? Ты знаешь, где счастье?

И длилась истерика три дня и три ночи. И дошло до того, что охрипли птицы, и не могли служивые проводить баттлы. Армейцы хотели как-то наказать Сережу, ноне знали, что с ним делать. Он был живой, хилый, лысый. Его давно перестали воспринимать всерьез, И что с этим делать, бойцы не представляли, потому что большинство из них в жизни и не дралось-то ни разу… Решили его игнорировать, и весь остаток службы Сережа провел в одиночестве.

Нынче же, на свободе, он хотел писать много и увлеченно. Он теперь мог создать свою армию, знал, как до нее донести свои тексты. Он видел растущие рейтинги, и ему было смешно слушать снисходительный тон «мининского» аппарата, когда они обсуждали влияние интернет-сообщества.

– Привет, поэт! – как-то прервал Сережины размышления Вася.

– Привет!

– Вдохновение?

– Да так… Немного.

– Покажи, – Вася взглянул через плечо Сережи на текст.

– Хм… А в тебе, я смотрю, накипело! А может, мы твои стихи опубликуем?

– Не понял.

– Ну, Минин и компания планируют выпустить сборник стихов. Президентские выборы прошли, готовят ряд новых законов, поэтому для народа нужно выпустить книгу, чтобы ее долго и тщательно обсуждали, не отвлекаясь на реформы. У тебя все достаточно максималистски и на злобу дня. Приправим парочкой слезливых текстов про Леночку, плюс про птиц твои наблюдения армейские, ты столько с ними времени провел, и – вуаля! Зачем нанимать книжного раба, если у меня есть брат, который и есть я и у которого есть стихи?

– Я подумаю… А что за реформы-то?

– Да какая разница, это не наше с тобой дело. Нам до пенсии далеко, а ты твори! Мы же с тобой хорошее что-нибудь хотели сделать.

– У тебя очень пространное понимание того, что мы с тобой решили сделать. А ты откуда такой счастливый?

– Запускали очередной медицинский проект, боремся со старостью.

– Это с подачи «его»? – Сережа многозначительно закинул глаза к небесам. – Главный хочет жить вечно?

– Ах-ах, ну да, типа того. Сейчас на биопечать упор в исследованиях сделают, чтобы органы заменять. Нейросетевые алгоритмы быстренько тебя анализируют, выдают рекомендации, а врач только подтверждает и подписывает назначение лечения. Потом все будут печатать точно, по назначению устанавливать.

– Круто.

– Да, ну и начинают внедрять удаленную диагностику. Как браслеты, которые мы с тобой носим. Передают температуру, пульс, оценивают активность. Только теперь это как бесплатные приложения работать будет для людей.

– А откуда деньги на разработку?

– Все оттуда же, деньги есть, главное, чтобы проекты интересные были. Так, ну ты подумал про книжку?

– Пять минут всего прошло!

– Так и не надо дольше, будь готов отдать рукопись в любой момент. Минина беру на себя.

***

Лев Константинович находился в благостном расположении духа, когда Василий предложил издать книгу брата.

– Вася, а ты молодец, хорошая идея! Отправим его к Кальману, он владеет одним из крупнейших у нас в стране издательств.

Сережа сидел тут же в кабинете, посматривая на закрытую плотной тканью клетку с птицей Минина. Она не издавала ни звука, но что-то зловещее таилось в ее молчаливом и незримом присутствии.

– Ты чего, Сереж, недоволен чем?

– Да нет…

– Не обращай на него внимания, Лев Константинович!

– Я не могу не обращать внимания на наше дарование.

– Будет вам, – засмущался Сережа, достал из кармана смартфон и уткнулся в свое спасение.

– А вам понравились стихи? – не унимался Василий.

Минин постарался вложить в свой ответ максимум убедительности при том, что книгу он не открывал и не ждал от Сережи чего-либо дельного. Да и Вася читал наискосок лишь несколько четверостиший, но не был готов вникать в суть.

– Насколько я имею право судить, наш поэт совсем неплох! Я бы не стал его представлять издателю, не напиши он хоть один дельный стих.

– Вот и я так считаю.

– Хорошо, я вам сообщу время и место встречи. Есть еще вопросы?

– Нет, Лев Константинович.

– Тогда свободны, работаем по графику. Сережа, у тебя через две недели первый выход. Мы закрываем центр Москвы для въезда на частном транспорте, теперь только за деньги. Большая инициатива, подробности дома прочитаешь в тексте своей речи.

– Где Пушкин и где дороги?! Меня туда зачем?

– Это новая веха нашего инновационного развития города. Въезд будет разрешен для каршеринг-автомобилей за половину стоимости для частных авто! И вообще, не твое дело спрашивать, твое дело публику очаровывать.

– Эта инновация как королева красоты в Венесуэле – национальная иллюзия с кучей пластических операций.

– Я тебя комментировать не просил, умник! Освободили помещение!

Ребята вышли из здания с дверьми резными и на пороге встретили Валеру.

– Какие люди! – раскинул он руки в приятном удивлении.

– Здравствуй, Валерий, – поприветствовали его крепким рукопожатием братья.

– Попили вы тогда моей кровушки, разгильдяи!

– Мы любя, Валерон!

– Я тебе не Валерон, Василий, я – Валерий Эдуардович при исполнении.

– Иди-беги, твое начальство пока в хорошем настроении.

– И тебя, Сереж, притянули? – Валера переключил внимание на второго брата.

Вася раскрыл карты сам:

– Мы его книгу издадим под моим именем!

– А что же не под его?

– А мы теперь одно!

– Вот оно как, одна голова хорошо, а две – лучше?

– Да! Ты сам как? В Москве обжился?

– Да… Квартиру дают в районе Ж., скоро женюсь.

– Далеко что-то, не?

– Молвят люди, что где-то далеко пожары целые леса слизывают. А я буду жить с переселенцами от реновации в получасе езды от Москвы, это разве далеко? Ключи в следующем месяце вручат. Парковки, потолки –во какие (Валерий снова раскинул свои мощные руки). Для птенцов, правда, клетки скромные, но мы-то с Агатой придумаем что-нибудь на этот счет. Так, вызывают меня, я пошел, парни, еще увидимся! Ты как, Вась, после контузии оправился? – успел он спросить вслед.

– Какой контузии? – как ни в чем не бывало переспросил Александров.

– Хе… молодец! Ну все, бывайте…

Братья загрузились в авто и отправились домой. Сережу смущала и одновременно манила возможность издать книгу… Творчество его искало выхода, готовое пролиться в стихотворных откровениях юной и вдохновленной души.

Дома на столе он увидел планшет с речью для выступления:

«Благодаря этим мерам город обретет новый облик: вздохнет свободными проспектами, улицами и бульварами! Шагнем навстречу экологичному образу жизни!» «Экология – это хорошо, – поразмыслил Сережа, – да и для езды на скейте будет больше места!»

Встреча с владельцем издательского дома была назначена в пору, когда центр города уже был свободен от машин простых работяг, и Сережа быстро и без включенных сирен добрался до места встречи. Минин в последний момент заявил, что не сможет присутствовать, и прислал Петю вместо себя. Затем, чтобы Сережа случайно не выдал, что братьев двое. Это было принципиальным условием Льва Константиновича для Сережиного знакомства.

После нескольких селфи с Сережей для птичьей соцсети и поддержания интереса к своей персоне со стороны Кристины, которая не знала про двойника, Петя пошел в издательство господина Кальмана. Петя сознательно не раскрывал своей пассии гостайну о двух братьях, будучи человеком мнительным и осторожным. От посторонних Сережу держали вдалеке, он ускользал, как силуэт в сумерках или густом тумане, и никто не замечал подмены и разницы в поведении.

Главный редактор Кальман встречал радушно. Улыбка подкупала искренностью, за ним хотелось следовать, с ним хотелось говорить, к нему было боязно прикоснуться, отчего первое рукопожатие Сережи вышло куцым:

– Я ожидал бойцовской хватки от вас, молодой человек. Написавший эти строки полон решимости, – главный редактор взглядом указал на распечатку стихов Сережи и не забыл пожать руку и Петюне.

– Спасибо, что согласились встретиться, Хаим Семенович.

– Ты сейчас либо лукавишь, либо действительно скромный юноша, – он пристально наблюдал за смущением Сережи.

– Ну вот, очередная иллюзия, порожденная СМИ и интернетом, разрушена, – Хаим Семенович был заинтригован. Парень совсем не соответствовал своему медийному образу. Владелец издательства наблюдал, что горделивое создание на поверку оказалось существом чувствительным. – Это вы удостоили меня чести познакомиться с вами лично и доверили свои творения!

– Мне очень приятно, что вы прочитали, а в том, что моя личность интересна, это заслуга, увы, не моя. А солнца русской литературы и господина Минина.

– Я думаю, что вы недооцениваете себя, юноша.

Петюня уткнулся в телефон. Ассистент принес чай. Хаим Семенович продолжал изучать и прощупывать Сережу. Он высказал искреннее восхищение несколькими стихами и обсудил с Сережей ряд образов и идей из рукописи. После восхваления проделанной работы Кальман с максимальной деликатностью спросил:

– Скажи, мой мальчик, а Лев Константинович же не читал то, что ты написал?

– Я думаю, что не читал, а что?

– Мысли, которые ты излагаешь… В силу твоей юности они несколько радикальные, а после прочтения господином Мининым могут быть восприняты как бунтарские и… крамольные.

Сережа закусил внутреннюю сторону нижней губы и задергал ногой. Его не отучали от этой привычки специалисты, но тик возвращался в стрессовых ситуациях. Хаим Семенович как человек чуткий и деликатный постарался вернуть расположение юноши:

– Сейчас подобный максимализм актуален, и на него очень быстро реагируют птицы, как ни странно. У них сейчас период взросления. Поэтому ваш сборник будет им понятен, но я предлагаю смягчить самые категоричные заявления и опустить излишнее «политиканство», включив в следующее издание, как думаете? Сейчас выросло много птиц довольно распущенных.

– Ну я видел, как их содержат. Им нужно обеспечить другие условия.

– Те, кому действительно это необходимо, к сожалению, не в состоянии кричать. С такими птенцами сейчас решают, что делать. А вот те, что орут, в большинстве своем просто привыкли исключительно вкусно пожрать.

Сережа хихикнул по-детски и спросил:

– А что, со временем что-то изменится?

– Маятник истории всегда качается, юноша. Новые поколения неумолимо приходят на ошибки предыдущих, и они единственные, кто в силах что-то исправить, если будут способны мыслить, а ор зачастую мысли перекрывает.

– Так, и я о том…

– Вам может быть под силу посадка зерен разумного, адекватного и рационального для будущих птиц, подпитанного духовным опытом.

– Это какие-то уже библейские истории.

– А вы читали библию, юноша?

Сережа читал когда-то детское издание.

– Ну, я в курсе, о чем там… В общем…

– Так вот, сейчас ваши стихи нужно очистить от плевел и подготовить к посадке в нужную почву.

– Понял, чтобы не попали на камни.

– Они попадут и на камни, и в сорняки. Но сейчас время возможностей и невиданного разнообразия – найдется и понимающий читатель. Я готов помочь вам в ваших трудах.

– Я могу писать вам на почту, чтобы не тратить ваше время на личные встречи.

– Вы не очень похожи на ваш публичный образ, юноша. Ваше время намного ценнее, чем мое, и пока что вы этого не понимаете.

– Я много чего не понимаю, я как все создан по чьему-то плану и как большинство не знаю, куда он меня ведет.

– Дорога может меняться в зависимости от того, как по ней идти, не говоря уже о пункте назначения.

– Это размышления высокого порядка, – Сережа ухмыльнулся.

– Вы их находите забавными?

– Да нет. Ну с птицами об этом не поговоришь.

Хаим Семенович ждал окончания мысли Сережи.

– Они звучат высокопарно.

– Просто об этом сейчас не принято говорить. Поэтому вы и стыдитесь своих стихов. А ваша наблюдательность и восприимчивость создают интересные этюды. Позвольте вашему творчеству расти и вызреть в трудах.

– Это я сейчас возгоржусь и начну писать налево и направо.

– Не ломайте чужой план, тем более что ваш составлен дважды.

Беседа продолжалась еще некоторое время. По ее завершении вдохновленный Сережа хотел быстрее попасть домой и внести правки в тексты. На выходе Петя отчитывался отцу:

– Еврей, поучающий по библии… Это как-то не кошерно, пап, – и после разговора залез в телефон проверить реакцию Кристины на фото с Сережей в соцсетях.

***

В стране величайшей через год после выборов восемнадцатого года у внушительного количества граждан птенцы вышли из-под контроля и заговорили пуще прежнего. Молвили люди, что расползалась смута несколько месяцев после возвращения со службы солдат прошлогоднего осеннего созыва. Пернатые питомцы дембелей шумели и бились о прутья клеток до тех пор, пока их не выпускали в квартиру, а потом и вовсе на улицу. И, поскольку птицы имели привычку общаться, они звали с собой за компанию и тех, что были спокойны. И город заполнился птицами, орущими по непонятным причинам, и хозяевами, безрезультатно за ними охотившимися, что нарушало установленный общественный порядок. Город освободили от машин, но теперь он кишел людьми и перьями. И вышел приказ, запрещающий самовольный выгул орущих птиц. В определенный момент казаки и ОМОН утомились таскать птицеловов по автозакам и стали делать это вяло, без энтузиазма даже на камеру. После любого инфоповода, распространяемого стихийно по сети, высыпали на улицы птицы и высказывали свое недовольство. Они были вне системы и могли своим ясным взглядом оценить несправедливости режима. Граждане, что зависели от бюджетных средств, привязывали своих птенцов и отключали интернет. Птицы сначала выражали недовольство любыми государственными запретами, потом недовольство отменой запретов. Иногда их хозяева ссорились между собой на страницах в интернете, как лучше выразить недовольство своих пернатых друзей. Кидать бумажные самолетики из окон одним показалось очень либеральным знаком, против чего выступила вторая часть, призывавшая беречь бумагу, а вместе с ней леса. Запуски фонариков нравились романтической части, прагматики же предупреждали о возможных пожарах. И пожары случились. Кипел котел юной птичьей демократии. Сторонники государственной пропаганды призывали решать вопросы не на птичьих митингах, а «по-человечески». Что входило в это понятие, они не поясняли. Веганы схлестнулись с мясоедами, глютен висел угрозой над жизнями тех, кому хлеб был «всему голова», грибники попали под опалу поисковых отрядов, спасавших из чащ лесов дремучих, а сами спасатели в свою очередь попали в опалу церкви. И вся эта бурлящая масса людей статистически сортировалась и создавала собственное виртуальное лицо. Исследовались ее свойства как явление молодое и инертное, но политически социологи госаппарата отставали от процесса не справляясь с объемами информации. Появилось поколение других птиц, и развивались они по-другому и быстрее. Любимым приемом для отслеживания реакции стихийных стай стали законопроекты для отвлечения внимания. Объявляли о введении законов абсурдных, парадоксальных и задевающих самые тонкие струны птичьего характера. Птицы вскипали в своем недовольстве, драли перья. А потом в последний момент появлялся глава государства, отменял абсурдные законы и наводил порядок. И птенцы радовались и продолжали слетаться к кормушкам, там же справляли нужду и спустя некоторое время начинали искать повод для нового сбора и стрекота. После того, как процессы образования стай были тщательно изучены, разрешили один огромный птичий сбор. Большой, всенародный, чтобы наговорились всласть. Хозяева пернатых затаились в ожидании подвоха. Флаги наглажены, лозунги написаны, транспаранты сколочены, места для посадки птиц продуманы, перья начищены. Все желающие подготовили палатки –сбор обещал быть продолжительным. Стоять все хотели до неопределенного конца, казаков и ОМОН отвели на значительное расстояние.

И тогда началась волна чисток. Чисток нового времени, подобная лавине позабытой, прошедшей в давние времена. Национальную гвардию в один день наделили чрезвычайными полномочиями: составом три бойца на одного птенца задень до начала митинга были задержаны тысячи птиц и их хозяев. Болтливость молодых птиц сыграла злую шутку над хозяевами. Птицы разболтали, кто как живет, что ворует и бывают ли случаи коррупции. И арестовали всех. Без привилегий самым состоятельным задержанным и без поблажек мелким самозанятым уклонистам от налогов. Находили их на рабочих местах, дома, в метро, везде, где они были замечены.

К вечеру того дня на улицах не оказалось никого. Борьба с несправедливостью перестала быть поводом рвать на себе последние перья, а масштаб задержаний утихомирил самых рьяных антиправительственных активистов –где-то в сознании граждан пыталась зародиться надежда на светлое будущее. Все, кто наряжал своих детей в военную форму на Девятое мая и орал, что может повторить подвиги своих дедов, вдохновленные заработавшей машиной справедливости, начали с усиленным рвением строчить доносы на оставшихся буржуев, злостных врачей-взяточников и учителей, не уважающих права детей, увидев, что система работает. Остальные побежали в церковь или за границу, громыхая накрытыми тряпкой клетками с птицами. В первом случае всех принимали с распростертыми объятиями, а во втором находили причины не выпускать из страны, по причине отсутствия паспорта у питомца..

Сережу и Васю изолировали на времена борьбы с птицами и коррупцией, чтобы они не ассоциировались с применением силы. Сережа заканчивал писать, часто созванивался с Хаимом Семеновичем, готовясь к публикации, выпуск которой отложили на несколько лет. Происходившие с птенцами события трогали юного писателя, и он многие ночи провел в размышлениях. А Вася скучал, заигрывал с уборщицами. Пару раз по просьбе ребят к ним приезжал Валера.

Он уже перебрался в свой жилой комплекс с Агатой и еще с парой сотен жителей из снесенных по реновации домов. Столица менялась на глазах, скидывая отходы в сборники на южной брюшной стенке города. Публика в жилом комплексе оказалась разношерстной: часть – просто недовольные, что их переселили, часть – маргинальные, кому не пришлось делать ремонт в своих пропитых и прокуренных хрущевках, оттого крайне довольных и снова хмельных. А часть – тех, кто переехал просто ради перемен, потому снизились ставки на ипотеку до одного процента на первичное жилье. В новом комплексе Валеры и еще трех соседних, стоявших на расстоянии не более полукилометра, квартиры были распроданы. По этой причине места в детских садах и места на парковках у дома магическим образом заполнялись мгновенно. Рассказы Валеры об этом не трогали мальчиков, но он неплохо играл с ними в покер и был редким приятным допущенным к братьям человеком.

Вася частенько смотрел канал, где в прямом эфире показывали суды над коррупционерами с перебивками из клипов радостных поющих пенсионеров. Это было новое национальное реалити-шоу, которое смогло в рейтинге победить шоу о постройке жилого квартала и межличностных отношениях проживающих там людей, которое длилось более десяти лет.

За время медицинской реформы и реформы образования в государстве великом были централизованы большинство больниц и школ, многие рабочие места были сокращены за счет использования инновационных технологий, сетевых алгоритмов и автоматизации процессов. И теперь все сокращенные сотрудники были назначены персоналом в заранее созданные специальные «кластеры морально-этической переподготовки птиц и хозяев». Там задержанные ожидали рассмотрения своего дела, а их снимали для реалити-шоу двадцать четыре часа в сутки. Прилюдное рассмотрение дел подняло национальный дух, стыдило коррупционеров и прочих смутьянов и было наглядным уроком для тех, кто был на свободе. К новым выборам общество должно было обновиться полностью.

«За эти годы персонал из учителей и врачей позволил повысить нравственность в рядах нарушителей с помощью специальных мероприятий и уникальной атмосферы, созданной в зоне «кластера», – радостно вещала журналистка с экрана плазмы в комнате Кристины. Девушке заканчивали делать маникюр. Одну руку она подала мастеру, а второй поглаживала голову своей яркой и горделивой птички, сидевшей тут же. Кристина любила свою птицу, баловала ее. Она согласилась прийти на вечеринку к Пете в надежде в неформальной обстановке пообщаться с Василием. Петю она не спускала с крючка, поскольку уже закончила институт и все еще рассчитывала на расширенные карьерные возможности за счет влюбленного в нее парня. Петя в своем желании избавиться от худобы в последние годы «кинулся» в уходящий тренд тягать железо в фитнес-залах. И пока Кристина публиковала в соцсетях фотографии с личным тренером по бегу, Петр Константинович тянул жилы в «полуприседе», увеличивая нагрузки и представляя, как ее вдохновят рельефы его новой фигуры. Нагрузки приносили свои плоды, но худое лицо не увеличивалось, отчего он превращался в шкаф с маленькой головкой где-то на уровне двух метров от земли.

Василий ждал вечеринки как источника развлечений, пока Сережа погружался в игры и виртуальную реальность. Внимание женщин по-прежнему тешило пресыщенное самолюбие Василия, но его как охотника легкая добыча не привлекала, и, как следствие, он искал все более изощренных ситуаций.

Кристина представляла из себя «легкую» добычу, прекрасно упакованную, красивую, умную и оттого неинтересную. Она ассоциировалась с безжизненной едой из супермаркета. Но Вася обожал злить Петю, играя на его малодушии, гордыни, зависти и собственничестве. Уделяя внимание Кристине, он доводил Петю до гневного исступления и азартно манипулировал обоими своими жертвами.

– А как складывается твоя личная жизнь? Ты знаешь, что Пушкин был любвеобилен, – на втором часу мероприятия после выступления популярного среди молодежи артиста Кристина допрашивала Васю.

– Крис, я же могу тебе доверять? –Васина хитрость сработала безотказно – Крис подалась вперед услышать откровения. – Вот видишь, – он открыл телефон и показал запросы на знакомство от других женщин, – я с ними просто вот так поступаю, – и он одним движением руки удалил всех. – Я не знаю, где знакомиться, я одинок.

Петя все это время кидал полные ревности взгляды на Крис. Сначала косые, потом прямые, после чего, не выдержав, покинул собеседников и пошел разгонять свою зазнобу и противника.

– Ну что вы тут, пойдем – сейчас начнется. Кристин, я тебе там занял место поближе к сцене.

– Спасибо, Петя, сейчас приду.

Но Петя не уходил.

– Мы продолжим с тобой этот разговор, – обратилась девушка к Василию.

Петя, коршуном оберегая свою добычу, пошел прочь от соперника.

Вася промолчал и остался в одиночестве. Модные треки сменяли друг друга, публика чинно и холодно подтанцовывала. Среди официанток ему почудилось знакомым лицо. Он окликнул девушку, но оказалось, не она. Не Леночка.

В течение следующего года Петя помог Кристине удачно устроиться на телевидение. И из пробивной, симпатичной и очень талантливой женщины она превратилась в рейтинговую знаменитость. Тем временем Петя перестал вызывать у нее жалость в сравнении с Васей. Он аккуратно, уместно присутствовал в ее жизни, что принесло свои плоды. А Вася так и играл на ее интересе, пока однажды, приехав для обсуждения очередных представительских планов, не встретил Кристину на выходе из ванной комнаты Петра.

– Крис?

– О, привет, Вась.

– Так вы теперь, того, вместе?

– Ну я же не могу вечно ждать, пока ты проявишься. Ты сам себе нравишься намного больше, – хихикнула она и отправилась в другую комнату, поправляя банный халатик. Мягкость наполняла ее движения, выглядела она счастливой. Тут Василий забыл на мгновение, почему же он ничего не делал, чтобы ее завоевать.

– А Петя где?

– Здесь я. Пора запретить консьержу тебя свободно пускать… – Петя вышел следом из ванной с полотенцем на поясе.

– О… ты в моих глазах растешь, Петр Львович.

– Я бы на твоем месте сейчас был бы аккуратнее в высказываниях, – Петя подошел к стене, на которой висели декоративные шпаги, предмет его гордости, и снял одну.

– Не прикидывайся, ты после секса не можешь быть агрессивным.

– Это не для тебя, – он подошел к плите и включил греющую панель под сковородой.

– Ну, Петь, выкладывай, какие у нас планы.

– У тебя планы подготовиться к фотосессии для книги Сережи. Твоей, точнее, в общем, ты понял.

– Тебе как книга?

Петя достал из холодильника стейки толщиной с кирпич, поставил рядом с плитой.