Планеты

В таком темпе они неслись полдня. Уже давно сияло солнце где-то над головой, словно раскаленный шар, а от бесконечной тряски ныло все тело, и не было видно конца этому пути. Огромная равнина Ларгат осталась давно позади, теперь начали встречаться одинокие деревья и низкорослые кустарники. Местность из ровного стола превратилась в морщинистое одеяло, покрылась глубокими и мелкими впадинами, то уходила вниз, то поднималась вверх, затрудняя движение. Несколько раз попадались небольшие быстрые ручьи, петляющие по оврагам в пушистых объятьях разлапистых кустов.

Дели невероятно устала, ее измучило палящее солнце, тряска, напряжение мышц, от света болели глаза, хотелось есть и пить. Понемногу она начала отставать, ей овладела апатия и безразличие. Джанулория что-то крикнул Мариону, и офицеры, круто развернувшись, подъехали к девушке.

– Что случилось? – Раздраженно спросил трайд.

– Я не могу больше, – всхлипнула Дели. – Сколько можно трястись по этим колдобинам? У меня уже все болит, я вся обгорела на солнце, я хочу есть и пить, хочу отдохнуть, в конце концов! Пока мы не сделаем привал, я не сдвинусь с места!

Мариону захотелось влепить ей звонкую пощечину или хорошенько оттаскать за уши, но он сдержался.

– Мы не прошли и половины пути, а вы уже распустили нюни, империта? По-моему, я предупреждал вас, что будет трудно, поэтому прекратите нытье и продолжайте следовать за нами!

– Но я так устала, что свалюсь на землю прямо из седла!

– Привал будет с наступлением темноты, поэтому выбирайте: или продолжаете путь или мы едем без вас!

– Вы не посмеете бросить меня здесь, трайд!

– Может, устроим привал на несколько минут? – негромко спросил Джанулория. – Империта, действительно, устала.

– Я знаю, – ответил тот. – Просто хочу преподать ей урок. Поехали!

Харубы офицеров рванули с места.

Дели растеряно смотрела им вслед несколько минут, а потом на нее накатила волна ужаса. Они бросили ее! Она осталась одна среди чуждой, неизвестной планеты и никого нет рядом! Не помня себя от страха, забыв и голод, и усталость, и жару, со всех сил хлестнула харуба и помчалась в погоню за офицерами. Они были уже далеко впереди, но империта, нещадно погоняя своего скакуна, все же настигла их.

«Даже не обернутся, – думала она. – А, если бы я осталась там, они бы так и бросили меня одну».

Всю остальную дорогу Дели упорно молчала, смертельно оскорбившись, хотя почти падала от жуткой усталости и голода, но, сжав зубы, упрямо решила продержаться до конца дня назло всем. А офицеры неслись, как заведенные, словно им ни жара, ни пустой желудок, ни целый день в седле нипочем.

«Одержимые», – как сквозь сон подумала девушка, проклиная солнце, которое так медленно ползло по небу.

Наконец, они остановились на берегу ручья, что бежал на дне небольшого оврага. Здесь было уже сумрачно, хотя небо еще светлело закатом. Офицеры снова развели костерок, напоили уставших харубов, разложили скромный ужин. Почти не говорили. Дели ела мало, хотя всю дорогу только и мечтала о еде. Теперь же голод перегорел. Напившись воды, она свернулась калачиком в укромном местечке под кустом, где трава была помягче и моментально уснула.

– Бедняжка, совсем измучилась, – печально произнес Джанулория, глядя на крепко спящую девушку.

– Зато мой урок не прошел даром, – отозвался Марион. – Еще дня два такого темпа, и она привыкнет.

Часто Джанулория говорил трайду, что он чересчур требователен к другим, порой даже жесток, но тот лишь отвечал:

– Служба заставляет.

Сейчас же т, ахьянец не стал ничего говорить. Утомительный день в седле не располагает к беседам. Он подбросил хвороста в костер и принялся чутко вслушиваться в ночь. Сегодня его дежурство было первым.

Марион блаженно растянулся на земле, чувствуя, как приятно заныли расслабленные мышцы, как медленно остывает его разгоряченное тело, как постепенно ослабевает пульсирующая боль в незаживших ранах, мучившая весь день. Голова, чугунная после вчерашней бессонной ночи и изнурительного дня бесконечной тряски, просто раскалывалась, и офицер с облегчением осознал, что неудержимо хочет спать.

Сон был короткий, недостаточный для полного восстановления сил. Его разбудил Тасури и, видя, что Марион с трудом возвращается к действительности, быстро сказал:

– Спите, трайд, я подежурю за вас. До утра рукой подать.

Предложение было очень заманчивым, ведь так хотелось поспать еще хоть чуток, но Марион упрямо тряхнул головой, сгоняя остатки сна, сказал:

– Ерунда! Констат Тасури, ваше дежурство окончено. Приказываю отдыхать.

– Приказ понял! – Имберианец улегся, обняв себя хвостом, и через минуту уже спал.

Время тянулось невозможно медленно, а ему хотелось поскорее вскочить в седло и мчаться к горам Ялтхари во весь дух, без остановок, чтобы покрыть все расстояние за один день. Тихо моргали звезды, глядя на сонную землю, удивляясь, как можно спать по ночам. Неумолчно говорил ручей, поблескивая водой в свете Халара. Вздрагивали листья кустарника от незримого прикосновения ветерка. Мерно дышали во сне харубы, словно дышала ночь. Казалось, что сама госпожа Вселенское Спокойствие спустилась на этот клочок Камарлена, чтобы усыпить бдительность офицера этим безмятежным сиянием звезд, шелестом листьев, журчанием ручья, пронзительной тишиной. И трайд начал думать, а не сном ли было сражение с марганами, исчезновение персонала Исследовательского Центра, смерть Юл-Кана и Сира-Мадока, не сон ли вся эта погоня за призрачными пиратами? Ведь сейчас такая умиротворенная, девственная ночь, что трудно поверить в то, что в этой ночи могут твориться злые дела.

Но вот хрустнула ветка, и госпожа Вселенское Спокойствие упорхнула, как вспугнутая птичка. Марион вскочил, выхватив бластер, весь превратившись в слух и зрение. Тишина. Он бесшумно шагнул к кустам, но в густой листве никто не прятался, никто не бросился на него. Все же Марион обследовал все кусты, даже вскарабкался на край оврага, но так никого и не обнаружил. Немного успокоившись, снова сел у костра, но бластер не убрал. Теперь ночь, минуту назад казавшаяся безмятежной и ласковой, сейчас была наполнена угрозы, зловещего молчания и туманными монстрами, глядящими жадными глазами из темноты.

Во сне заворочалась империта, что-то пробормотала на деллафийском и снова затихла. Марион снял куртку, свернул ее и, тихо подойдя к девушке, осторожно подложил ей под голову. Дели не проснулась. Она спала, подтянув коленки к самому подбородку, подложив ладони под щеку. Посмотрев на нее, Марион подумал: дитя! – и вернулся к костру.

Ночь таяла. Выцветали звезды, небо светлело. Рождался новый день.

Выехали, как и вчера, до восхода солнца. Сначала двигались вдоль ручья, потом, как только стены оврага стали более пологими, выбрались на открытую местность, поросшую редкими стройными деревьями. Через несколько рондов земля вдруг резко пошла под уклон, и их глазам предстало великолепное зрелище. Далеко, почти у самого горизонта, раскинулся величественный лес. Его густую красную листву было видно даже отсюда. А внизу раскинулась живописная долина, по которой вилась широкая лента реки. Грудь Мариона сдавило, словно тисками. Как ему знакомы эти места! И удивительный лес Фохх, что пламенеет вдали, и река Эрадорх, что катит по долине свои быстрые воды, на берегу которой стоял луйхар Юл-Кана. Где теперь покоятся останки того славного луйхара?

– Смотрите! – прервал его печальные мысли возглас глазастого Джанулории, что указывал куда-то далеко в сторону. – Это луйхар!

Услышав это слово, трайд вздрогнул: не луйхар ли это Юл-Кана? И он ветром полетел к поселению.

Уцелело только несколько хижин, остальные валялись разломанными грудами. Нежная трава истоптана и изрыта множеством ног. На кострищах – давно остывший пепел. Офицеры с отрешенными лицами бродили по остаткам луйхара. Все, что здесь произошло, было ясно, как день. Что теперь сталось с уцелевшими ихлаками? Куда они подались, потеряв свой кров, своих соплеменников? Живы ли сейчас? Никто не сказал ни слова, все эти вопросы читались в глазах. Уходили из луйхара с тяжелым сердцем.

Перед ними неслась обширная быстротечная река Эрадорх. Встал вопрос, как переправиться на другой берег. Брод, по словам Мариона, находился далеко на запад, поэтому решили воспользоваться лодками, что стояли вверх дном на пологом берегу недалеко от разрушенного луйхара. Офицеры быстро стащили лодки в воду, привязали к каждой харубов и, запрыгнув, принялись грести широкими веслами. Течение сразу же подхватило их и начало сносить. Дели была в одной лодке с Тасури. Он, как рожденный в водной стихии, правил уверенно и спокойно. Империта, вцепившись в высокие борта, со страхом смотрела на суровую реку, которая, казалось, нарочно крутит их, желая опрокинуть в свой торопливый поток. Позади них болтались перепуганные харубы, издавая приглушенные низкие звуки.

Трайд тоже неплохо справлялся с течением, сильными взмахами весла толкая лодку к берегу. Но Джанулории приходилось хуже: его легкий вес и неумение управлять лодкой сослужили им плохую службу. Неожиданный и стремительный водоворот сильно покачнул их лодочку и, не удержавшись, т, ахьянец полетел в воду, отчаянно взмахнув руками, будто желая взлететь. Его тут же подхватило течением и понесло прочь. Дели пронзительно вскрикнула. В это время Марион, недолго думая, бросил весло и нырнул. Девушка снова вскрикнула. Тасури с удвоенной силой заработал веслом, и вскоре их лодка ткнулась в противоположный берег.

– Империта, отвяжите харубов! – крикнул он, бросаясь в объятья реки, и через несколько минут скрылся из вида вслед за Джанулорией и трайдом.

– А как же я? – отчаянно завопила ему вслед Дели, запоздало осознав, что остается совершенно одна, но то ли имберианец не услышал ее, то ли позабыл о безопасности империты и о возможном нападении марганов, то ли жизнь товарищей была ему дороже, или еще почему, но девушка все же осталась одна.

Из нахлынувшего оцепенения ее вывели утробные жалобные «похныкивания» харубов, все еще мокнущих в воде. Кое-как отвязав несчастных животных, Дели в волнении побежала вдоль берега, всматриваясь во все глаза в коварный поток, но ни офицеров, ни их лодок не было видно.

Вот тут-то настоящий страх и вполз в душу огромным осьминогом. Совершенно не понимая, что делать, девушка парализовано остановилась, с опаской, если не сказать с ужасом озираясь по сторонам. Вокруг все было безмолвно. Кое-как поборов панику, она осторожно пошла к лодке. Харубы обсохли и теперь деловито пожевывали сочную траву. Целый час империта провела в томительном, невыносимом ожидании и одиночестве, с колотящимся сердцем шарахаясь от малейшего шороха. В голове трепыхались всякие мрачные, страшные мысли, от которых никак не удавалось избавиться. Наконец, когда запасы терпения и храбрости уже готовы были лопнуть (после этого, Дели намеревалась запрыгнуть на одного из харубов и с громким отчаянным воплем помчаться, куда глаза глядят, а там будь, что будет, лишь бы не сидеть на одном месте, изнывая от ужаса и противных дум), ей послышался торопливый топот ног. «Марганы!» – мелькнула первая мысль. Сразу выступила холодная испарина, и рука нащупала рукоятку меча.

«Спрятаться!» – проблеснула вторая мысль, но прятаться было негде. Разве что под лодку залезть?

«На харуба и как можно скорее!» – это следующая лихорадочная мысль. Едва не упав от поспешности, Дели кинулась к «скакунам». Взобраться на харуба она не успела, потому что вдруг до нее донеслось громкое:

– Империта, постойте! – к ней, гоня харуба изо всех сил, несся трайд Марион. Вскоре он уже стоял перед опешившей, но чрезвычайно обрадованной девушкой, у которой гора с плеч свалилась, и сердце перестало-таки судорожно биться, едва она услышала его окрик.

– Все в порядке? – сурово спросил он, быстро оглядев местность зорким настороженным взглядом. – С вами все в порядке? – его глаза уставились на нее.

– Да, – кивнула та и добавила: – Я услышала топот и подумала, что это марганы… и решила, что будет лучше драться верхом на харубе, чем пешим.

– Конечно, – по лицу Мариона было невозможно понять, догадался ли он об истинных причинах, заставивших ее, как пуля, вскочить на харуба, но, похоже, трайд принял ее невинную ложь или сделал вид, что принял.

– А где констат и энод-арон? – спросила Дели, нахмурившись. – Неужели?..

– Нет, – успокоил ее офицер. – Сейчас они подъедут… Вот и они.

Действительно, показался харуб, на котором восседали Джанулория и Тасури. Подъехав, они спешились, причем вид у констата был удрученным, видимо, получил от трайда хорошую выволочку за то, что оставил империту одну.

– Не поверите, империта, но мы были у черта на куличках! – воскликнул энод-арон. – Если бы Тасури не спас харубов, мы бы тащились сюда до вечера! А, если бы трайд не спас меня, то я бы был сейчас еще дальше – на пути к Воротам Вечности, как говорят ихлаки, – весомо добавил он, благодарно взглянув на Мариона.

Но трайд, видимо, не собирался тратить время на пустые разговоры, потому что сказал кратко:

– Ну что ж, раз мы все живы – в путь!

Дорога до леса была неблизкой, и они еще долго тряслись в седлах, прежде чем их взгляду предстало все величие и таинственность леса. Большие стройные деревья полыхали красно-бардовыми кронами с оранжевыми и вишневыми переливами, словно гигантский костер. Яркое солнце освещало каждый листок, отчего сходство с огромным огнем становилось еще сильнее.

– Деллафия! – выдохнула Дели, глядя на лес. – Это самое прекрасное, что я когда-либо видела!

– Когда я впервые увидел этот лес, то тоже испытал нечто подобное, – понимающе улыбнулся Джанулория. – Ихлаки называют его лесом Фохх, что в переводе с камарленского означает «огонь». Огненный лес, точно подмечено.

Вскоре они вошли во владения лиственного огня. Внушительные стволы деревьев, густые острова кустарника, земля, обсыпанная пестрыми листьями и поросшая короткой травой, клочки неба, что виднелись сквозь купол листвы. Причудливые размытые тени делали этот удивительный лес похожим на таинственный сказочный мир, полный призраков и ведьм. Но они все ехали и ехали, а никаких колдунов и духов так и не было видно, только то и дело из-за упавшего дерева или из-за куста вдруг выныривал какой-нибудь большой в бурых пятнах старый камень и, казалось, провожал их настороженным взглядом. А наверху раскинулось красное пламя леса – бесконечное, необъятное море пылающей листвы. Сухой ветер слегка касался ее, и деревья волновались, как неспокойный костер, выбрасывая в небо яркие языки пышных макушек. Лес пел о чем-то своем, временами задумчиво и печально, временами ликующе и торжественно, и Дели, словно была частью этого великолепного Огненного леса, вторила общему ритму, то тихонько плача, то радостно взирая на далекий купол, под которым каждая веточка, каждый листок сиял рубином, яхонтом, янтарем на лучах солнца.

Густой купол из листвы защищал от палящих лучей, отдыхали утомленные от света глаза, и ехать было гораздо легче. Позади осталось множество рондов леса, и Дели только удивлялась выносливости харубов, с виду слабых и хрупких.

Вдруг Мариону показалось, что где-то сбоку среди деревьев мелькнула какая-то подозрительная светлая тень. Он резко остановился, выхватывая бластер и вглядываясь в кусты.

– В чем дело, трайд? – тихо спросил Тасури.

– Там кто-то есть, – офицер заставил своего харуба бесшумно приблизиться к кустам. Оттуда раздалось угрожающее враждебное рычание. Марион, спрыгнув на землю, смело шагнул и чуть не вскрикнул от удивления. В нескольких шагах от него стоял лонг! Невероятно худой, пепельная шерсть свалялась и висела клочьями, но на загривке стояла дыбом, желтые безумные глаза, широко оскаленная пасть и прижатые к голове большие уши, – все говорило, что лонг готов к бою, хоть и едва держится на ногах от голода и усталости.

Но эта белая отметина на лбу! Неужели?..

– Эвиро? – вопросительно – неуверенно позвал Марион. – Ша ррах ма, Эвиро?

Лонг поднял уши, глаза его стали чуть спокойнее, осмысленнее, внимательно посмотрел на офицера и вдруг слегка дрогнул кончик его хвоста, шерсть улеглась, и он шагнул к нему.

– Эвиро! – Марион теперь был уверен, кто перед ним. Коснулся головы лонга, потрепал. – Бедняга, совсем ты одичала, озверела, оголодала, что готова разорвать любого, принимая за врага. Что же ты делаешь здесь, девочка, в лесу? Как же ты пережила своего хозяина?

– Да это же Эвиро – лонг Юл-Кана! – присвистнул Тасури. – Вот так встреча!

Лонг смотрел на них умными, какими-то почти говорящими глазами, беспокойно переминаясь с лапы на лапу и все посматривая куда-то вглубь леса. Потом подошел к трайду и, прикусив зубами его штанину, потянул.

– Что ты хочешь, Эвиро? – не понимая, спросил тот, а лонг продолжал тыкаться носом ему в ноги и тихо скулить.

– Наверное, он хочет есть, – предположила Дели, глядя на его впалые бока.

Тут Эвиро отбежала на несколько шагов и нетерпеливо посмотрела на них, потом в лес, снова на них.

– Она зовет нас куда-то, – решительно заявил Марион, вскакивая на харуба. – Что ж, веди нас, подруга!

Лонг радостно рыкнул, словно говоря: ну, наконец-то вы меня поняли! – и припустил вперед одному ему известной дорогой.

Дели думала, что это глупо – следовать за неразумным животным, которое, возможно, сошло с ума от голода, и теперь ведет их неизвестно куда и зачем, а может прямо навстречу гибели, но не стала высказывать свои мысли вслух.

А Эвиро все бежала и бежала. Наконец, она остановилась, оглянулась на всадников и вдруг исчезла, словно сквозь землю провалилась.

– Что за дьявол? – процедил Марион.

Но лонг не исчез, как призрак, а просто нырнул на дно небольшой лощины, поросшей кривыми чахлыми деревьями, с крутыми песчаными склонами. Все вчетвером они спустились вниз. Эвиро была здесь, лежала у какой-то темной груды и смотрела на приближающихся офицеров.

Кровь отхлынула от лица трайда, когда он увидел, что за груда лежит на земле. Это был ихлак. Его сильное разметавшееся тело с налипшей грязью, засыпанное опавшими листьями, было неподвижно. Запавшие глаза закрыты. Коричневую грудь пересекала глубокая рваная рана, доходящая до живота. Рядом с ним – длинный тусклый от засохшей крови меч. Видимо, ихлак не выпускал его из рук до последней минуты.

– Так вот зачем ты привела нас сюда, Эвиро, – сдавленным голосом произнес Марион. – Ты до конца служишь своему хозяину.

Лонг ткнулся мордой в бессильную руку ихлака, заскулил, словно плача, лизнул. И вдруг эта рука пошевелилась, потом раздался тяжкий вздох, и закрытые веки затрепетали.

– Живой! – воскликнул трайд. – Юл-Кан, слышишь меня, дружище?

Глаза ихлака смотрели устало и мутно, безгубый рот открылся:

– Это и в самом деле звездные люди или я сплю? – хрипло прошептал он на контарта.

– Это я, Эрадорх! Узнал? – с волнением спросил Марион.

– Хоть я чуть жив, но тебя узнаю из тысячи, – тихо рассмеялся тот, к удивлению офицеров. – Раз вы здесь, значит, все не так плохо.

Неожиданно из-под руки Юл-Кана высунулась белоснежная любопытная мордашка маленького лонга. Он удивленно глянул блестящими глазками на чужаков, что разбудили его и, смешно зевнув, вскарабкался на широкую грудь ихлака.

– Уберите его от меня! – взмолился Юл-Кан. – Вот уже сколько солнц он разгуливает по мне, как букашка по земле.

– Да у тебя здесь целый зверинец! – Смеясь, воскликнул Джанулория, осматривая рану.

Вскоре, благодаря стараниям энод-арона, Юл-Кан уже мог встать на ноги, но был очень слаб. Жадно поглощая пищу, он поведал о своих злоключениях.

Когда марганы напали на луйхар, его ранили и, потеряв много крови, он лишился сознания. Чудо, что его не разорвали в клочья, как многих его соплеменников. Очнувшись, обнаружил, что в луйхаре не осталось никого, лишь его Эвиро и несколько других лонгов. Предал огню тела погибших. Отлежавшись полдня, Юл-Кан решил пойти в пещеры Долгого Хребта, надеясь с помощью камней залечить свои раны и заодно помолиться, посоветоваться с духами. Кое-как переправившись через реку, еле живой он полз к лесу Фохх. За ним неотступно следовала верная Эвиро, прихватившая своего единственно уцелевшего детеныша. Теряя сознание, с передышками, умирая от голода и жажды, в конце концов, добрался до леса. И снова шел, шел, шел, никак не желая умирать. Пару раз Эвиро приносила ему свою добычу, и он съедал мясо сырым и снова шел, пока, наконец, не свалился в эту лощину. Подняться больше не было сил. Так он лежал, упорно не желая сдаваться, а Эвиро приносила мясо – ему и детенышу, охраняла от хищников, возвращала к действительности тихим поскуливанием. А однажды ночью он услышал марганов. И снова его спасла преданная Эвиро, бесстрашно бросившись навстречу врагам. Куда она увела их – это так и осталось загадкой, только вернулась она с бешеными глазами, торчащей дыбом шерстью, но, к счастью, невредимая.

– Эти чудовища, наверняка, где-то рядом, – убежденно сказал Марион, выслушав Юл-Кана.

– Расскажи мне, кто или что это, – попросил ихлак. – Чувствую, что надвигается что-то страшное, а, может, уже пришло.

– Значит, кто-то пытается украсть камни? – громыхнул Юл-Кан, услышав рассказ офицеров. – Коварные шарклы!¹⁵ Им не уйти от гнева Ихлакита! Я иду с вами! – заявил он, пылая ненавистью. – Хочу взглянуть в глаза тех, кто осмелился поднять свою грязную руку на священные алиманы¹⁶и кто нарушил древний покой ихлаков и принес смерть и страх!

Марион с улыбкой посмотрел на огромного ихлака, сказал:

– Ради этого стоило восстать из мертвых. Я рад, что ты жив!

– Сами звезды послали вас ко мне. И хоть сердце мое полно скорби, я счастлив вас видеть, друзья мои! – искренне проговорил Юл-Кан.

Пока они беседовали, Дели кормила лонгов. Эвиро была готова съесть все, что угодно: долгие голодные дни пробудили в ней поистине зверский аппетит, но все же она отдавала большую часть своему прожорливому детенышу, который крутился возле матери. Он был такой забавный, что девушка не могла сдержать смеха, наблюдая за ним.

Юл-Кан посмотрел на империту долгим внимательным взглядом.

– Я никогда не видел раньше женщин вашего племени, – неожиданно сказал он. – Кто это?

– Рахими Шалкай, – представил ее Марион, вспомнив слова Мира-Лора. – Она – дочь вождя моего племени.

– Дочь вождя? – изумился тот. – И она прилетела с вами, чтобы сражаться за Ихлакит?

– Можно и так сказать.

Ихлак снова покосился на империту, – теперь с уважением, – заметил меч в ножнах и одобрительно причмокнул языком.

Незаметно стемнело. Пылал костер. Офицеры и ихлак сидели кружком. Эвиро пристроилась рядом с хозяином, блаженно щурясь на долгожданный огонь. Дели играла с маленьким лонгом, которому уже дала имя – Истан, что на деллафийском означало «солнечный свет». Его белоснежная шерстка светлым пятном выделялась в сумерках, словно сияла, а желтые глазки были живыми и ужасно озорными.

Марион чувствовал, что раны начали ныть сильнее, возможно, после «купания» в Эрадорхе, но он старался не думать о боли: впереди еще было слишком много дел.

Они уже собирались лечь спать, но ихлак продолжал сидеть у костра, расправив уши, и к чему-то прислушивался. Трайд напряженно смотрел на него, зная, что тот может услышать даже хруст ветки за полронда.

– Кто-то приближается с востока, – сказал Юл-Кан уверенно. – Очень быстро, не таясь.

Марион очень боялся услышать эти слова, но именно их произнес ихлак, и офицер вздрогнул, выдохнул:

– Это они, – и крикнул: – Подъем, офицеры! Опасность!

Через секунду все были готовы к бою, кроме Дели, которая до смерти перепугалась от одного лишь крика трайда.

– Мы не можем принять сражение сейчас, – произнес Марион. – Юл-Кан еще полностью не оправился от старых ран, чтобы добавлять новые. Я тоже не уверен в своих силах, а Тасури и Джанулория вряд ли смогут справиться с оравой чудовищ без вреда для себя и, защищая девушку. Пока не поздно, нужно покинуть это место, и как можно скорее. Надеюсь, мы успеем добраться до гряды Ортах до рассвета. А там посветлу можно попробовать отбиться от марганов. Оставаясь же здесь, у нас нет шансов.

Порешив так, быстро оседлали харубов. Дели, сунув за пазуху Истана, теперь тряслась в одном седле с Джанулорией, уступив своего харуба Юл-Кану. Она боялась, что великан – ихлак раздавит животное своей тяжестью, но оказалось, что харуб легко несет такую глыбу.

Ночь выдалась лунная, но все равно глаза натыкались на мрак, из которого, как безмолвные тени, вдруг выступали деревья – неожиданно и внезапно, будто нарочно стараясь встать на пути. Казалось, что они вот-вот столкнутся с очередным коварным стволом или упадут в какую-нибудь глубокую бездонную яму, но, похоже, харубы видели в темноте не хуже, чем днем и легко огибали все препятствия.

Кругом лес, лес, лес без конца и края. Куда они так спешат в этой тьме? Дели уже давно потеряла всякое направление. Что слева, что справа, что впереди или позади – лишь сплошные колонны деревьев, окутанные почти осязаемым покрывалом мглы, и только диск луны, да светлячки звезд говорили, что, кроме этого океана леса существует еще и небо, недосягаемое даже для самых длинных ветвей.

Кажется, прошла целая вечность. Голова ее гудела от скачки, поэтому Дели не сразу услышала позади глухой приглушенный шум. Но Джанулория слышал его очень хорошо. Он изо всех сил хлестнул своего харуба, и без того мчавшегося, как ветер, и тот метнулся молнией на пределе своих сил. Так же летели и остальные, выжимая из бедных животных всю возможную скорость.

Мрак не успевал расступиться перед такой сумасшедшей скачкой, и они разбивали его, как выпущенные из лука стрелы, разрезали его грудью, как ножом, задыхаясь в потоках воздуха. Сама ночь уступала им дорогу, раздвигая деревья, ярче зажигая луну и звезды.

Огненный лес кончился неожиданно, и разгоряченные харубы выскочили на открытое пространство, словно космический корабль, оторвавшись от оков планеты, вырывается в объятья вселенной. Далеко-далеко впереди смутно чернели очертания чего-то большого и бесформенного. Это высилась гряда Ортах. Призрачный свет Халара играл на лицах всадников, превращая их в восковые маски, рисуя на них какое-то зловещее хищное выражение.

Юл-Кан сейчас, как никогда, походил на великолепного вождя, ведущего свое племя навстречу безумным подвигам, – так величаво и уверенно он несся впереди их маленького отряда, пригнувшись к самой шее скакуна.

Они оторвались от преследователей, их топот остался где-то позади в лесу, но бешеная скачка продолжалась, и земля под ногами испуганно убегала прочь и удивленно смотрела им вслед потревоженной травой.

И вот, наконец, перед ними гряда Ортах. Эти бесконечные нагромождения огромных камней, похожие в темноте на гигантское спящее существо, производили неизгладимо-мощное впечатление, приводили в трепет своей громадностью и несокрушимостью.

– Что делать с харубами? – спросил Тасури. – Тащить их наверх?

– Придется. Они нам еще пригодятся, – устало отозвался трайд.

Подъем был нетрудным. Дели забиралась почти бегом – благо, Халар светил ярко. Истан лежал спокойно и совсем не мешал. Юл-Кан, Тасури и Марион вели под уздцы харубов. Это было непростое дело: их ноги были не приспособлены к лазанью по камням, приходилось тянуть их, заставляя идти дальше.

Марион совсем выдохся. Нестерпимо болели раны, в голове тяжело пульсировала кровь, на лбу выступила испарина, а упирающийся харуб приводил его в бешенство. Он благодарил ночь за то, что она скрывает его ужасное состояние от посторонних глаз. Несколько раз офицер оглядывался назад на темную равнину, убегающую вдаль от подножия гряды, всматриваясь, но внизу все было тихо и спокойно.

Они остановились в укромном месте, защищенном со всех сторон большими выступами камней, торчащими, словно зубы.

– Думаете, они отстали? – негромко спросил Джанулория.

– Я ничего не слышу, – ихлак изо всех сил вслушивался в тишину.

– Они учуяли нас, значит идут по нашему следу, – как-то равнодушно отозвался Марион. Он сидел, прислонившись спиной к камню, закрыв глаза, боясь пошевелиться.

– Вам плохо? – т, ахьянец давно подозревал, что трайду нездоровится, но сейчас лицо его особенно побледнело.

– Я просто устал, ничего страшного, – слукавил тот, не желая признаваться в своей слабости.

Никто не ложился спать, лишь одна Дели тихо посапывала, прижавшись щекой к маленькому лонгу.

Дальнейшие события развернулись кошмарной каруселью.

Вдруг яростно угрожающе зарычала Эвиро, уставившись в дрожащую ночь. Подскочили задремавшие Юл-Кан с Марионом. Потом, словно куски ожившей тьмы, появились марганы. Разом ударили вспышки бластеров и данкаров. Марганы исчезли. Марион крикнул:

– Уходим! – и они понеслись по камням.

Но нхасские чудовища начали окружать их слева, справа, сзади, прячась меж глыбами от смертоносных лучей.

– Встаньте все вместе! – гаркнул Джанулория, вдруг останавливаясь. Он вытянул свои тонкие руки и через секунду из его ладоней вырвались струи огня, которые, ударившись о землю в фионе от них, взметнулись вверх огромной волной сияющего пламени. Эта сокрушительная волна все ширилась, расползалась, пока не сомкнулась кольцом.

Дели так и ахнула. Огонь погас, растаял, потух так же внезапно, как и появился.

– Будем надеяться, что они сгорели все до единого, – бросил энод-арон.

До конца ночи никто не нападал, и они благополучно достигли вершины гряды. И только здесь Дели увидела и осознала всю красоту Камарлена. В свете занимающейся зари ее взгляду открылись бескрайние просторы красноватых равнин, пересеченные полосками рек, убегающих куда-то в незримые дали. Таинственные массивы девственных лесов, не знающих стука топора. Длинная гряда Ортах, на вершине которой они стояли, тянулась далеко на запад, извиваясь, подобно каменной змее. Но она казалась игрушечной по сравнению с колоссом, что раскинулся на севере от Ортаха. То были горы Ялтхари – огромные, почти необъятные, взмывающие высоко в небо остроконечными недоступными пиками. Горы, похожие на фантастическую величественную крепость – одно из хранилищ священных для ихлаков алиманов.

И над всем этим великолепием властвовало безмятежно-спокойное рассветное небо и, словно говорило: «Все временно и непостоянно, лишь я – вечно».

Все смотрели на горы – то, к чему они так спешили, ощущая невольный восторг от их грозного неприступного вида. Им предстояло спуститься с гряды и пересечь немалую пустошь, где, как мрачные неведомые статуи, возвышались кривые каменные великаны.

Теперь, потеряв харубов, этот путь обещал занять целый день и то, если все будет спокойно.

Спуск был долгий, вдобавок ко всему Дели умудрилась подвернуть ногу и теперь замучила всех своими жалобами и нытьем.