Планеты

– Я не могу идти, – со слезами на глазах всхлипывала она, сидя на камне. – Хоть режьте, а я не спущусь отсюда. Может у меня вообще перелом?

Тут Юл-Кан со всей силы дернул ногу девушки так, что она зашлась диким криком, вперемешку с рыданиями.

– Теперь он мне точно ногу сломал! – выла Дели, обхватив лодыжку. – Кто его просил? У меня же ноги не деревянные, а живые, а он со всей дури! Чуть с корнем не оторвал! – и она снова разрыдалась.

– Хватит сырость разводить, империта! – жестко рубанул трайд, злясь из-за очередной задержки. – До гор рукой подать, а вы вздумали вдруг сделать отдых!

– Я же не нарочно!

– Тогда терпите, нам некогда возиться.

– А вас никто не просит возиться! Бегите к своим ненаглядным горам, я вас не держу! Вам хоть умри, а вы будете требовать идти! По-вашему, я должна прыгать за вами на одной ноге или идти на руках?

– Да будьте же вы хоть немного сильнее своих слабостей! – в бешенстве выкрикнул офицер.

От обиды девушка снова заплакала.

– Вы – бесчувственный чурбан, трайд! – сверкая слезами, выпалила она. – Я весь путь ни о чем вас не просила, ничего не требовала, неслась за вами, как сумасшедшая, падая от усталости и голода, а вы все недовольны!

– Мне некогда пререкаться с вами, империта, – мрачно ответил тот, – и некогда утирать вам слезы, но вот насчет бесчувственного чурбана у нас будет отдельный разговор.

Все же он попросил Юл-Кана помочь девушке спуститься. Тот молча, словно пушинку, подхватил ее на руки, и они продолжили спуск.

Снова началась изнуряющая жара, облепившая их толстой паутиной. Вскоре перед ними лежала пустошь. Соблюдая крайнюю осторожность, они почти бесшумно продвигались от одного великана к другому.

Дели, почувствовав себя немного лучше, слезла с сильных рук ихлака и теперь хромала позади отряда.

– Кричит зага, – неожиданно сказал Юл-Кан и нахмурился: на переносице появилась суровая морщинка.

– Ты уверен? – не останавливаясь, спросил трайд.

– Идет Большая Вода, – уверенно кивнул тот.

«Что за череда невезений, словно какое-то проклятие! – в отчаянии подумал Марион. – Одни марганы чего стоят, теперь еще и Большая Вода! Может, успеем добраться до пещер?»

Он взглянул на небо, но оно было безоблачно и, по-прежнему, полно покоя.

Но чаша несчастий еще не переполнилась. Их ожидало очередное испытание. Снова появились марганы, как страшный бесконечный сон. И снова Джанулория спас их.

К концу дня на горизонте появились первые признаки надвигающейся грозы. С запада наползали бесформенные громады фиолетово-черных туч. Как чья-то жадная злобная рука, они медленно разбухали, росли, тянулись все дальше и дальше, пожирая своими телами беззащитное небо. Грозные, безмолвные, устрашающие, неминуемые и безжалостные, несущие за собой мрачный полог тени, словно гигантские крылья. Один лишь взгляд на них наводил уныние, тоску и какой-то безотчетный, почти животный страх.

Стараясь не смотреть на небо, они упорно двигались к своей цели. До подножия добрались, когда уже все небо затянуло мглой. На землю, словно опустилась ночь – беззвездная, тихая, полная непонятной угрозы, подернутая глухой дымкой, плотная, как толстое одеяло, под которым трудно дышать, и это угнетало.

А перед ними, словно смеясь и бросая вызов низким мрачным тучам, гордо возвышались горы Ялтхари, окутанные призрачным туманом. Их вершины растворялись в необозримой вышине среди фиолетово-черного мрака.

Острые хищные скалы многочисленными ножами щерились на непрошеных гостей. А в нескольких фионах от подножия глубоким провалом зияла пещера.

– Скорее туда! – крикнул Юл-Кан и начал карабкаться вверх, ловко цепляясь за камни. Рядом прыгал лонг, держа в зубах своего детеныша. Джанулория помогал империте, которая с трудом взбиралась.

Марион, сжав зубы, упрямо повторяя: «Еще немного, еще совсем чуть-чуть», заставлял себя подниматься, хотя боль пульсировала все настойчивее и настойчивее.

И тут, словно решив в последний раз испытать их на прочность, на них обрушился ливень. Громадный поток, под стать тучам, ревущей волной хлынул с неба, – сметающий, безумный, в котором можно было захлебнуться. И сразу же бурлящие, исходящие пеной воды метнулись с вершин гор вниз, в пустошь, а оттуда – в равнины, вымывая землю, валя деревья, затапливая поля и луга.

Юл-Кан, успевший добраться до спасительной пещеры, что-то кричал, но шум ливня заглушал его слова.

Дели, задыхаясь, приникла к камням, оглушенная, парализованная страхом, такая маленькая и беззащитная в этой безумствующей стихии, не в силах шевельнуться и хотела лишь одного – удержаться в неистовых потоках.

– Империта, дайте мне руку! – Донесся до нее далекий голос Джанулории.

– Я не могу! – крикнула она, захлебываясь бившей в лицо водой.

– Хватайтесь! – офицер тянул ей руку, и девушка, переборов страх, схватила ее, начала с трудом карабкаться. Но вода оказалась сильнее. Новый бешеный поток вырвал ее руку из ладони энод-арона и понес вниз, не давая шанса на спасение.

Марион, державшийся из последних сил, видел, как унесло империту и, ни секунды не думая, разжал пальцы. Это моментально сработал, выработанный годами службы в КС, и уже въевшийся в плоть и кровь, инстинкт спасения. К тому же он взял ответственность за девушку на себя, и теперь был в ответе за ее жизнь.

Дели задыхалась. Ее больно протащило по острым камням, но это были пустяки по сравнению с тем ужасом, который она испытывала, отчаянно барахтаясь в бурлящем потоке, несущем ее неизвестно куда в этом мрачном царстве сумрака и хаоса ливня. Казалось, что весь мир превратился в сплошной бесконечный океан – пенящийся, крутящийся, сумасшедший. А наверху все те же тяжелые фиолетово-черные невозможные тучи, словно извещающие о конце этого мира. А может это и был конец Камарлена – бесславный и ужасный.

Сколько ее швыряло, как щепку в шторм? Час? День? Или тысячу лет?

Вконец обессиленная, империта вцепилась в худосочное деревце, которое гнулось и пригибалось под силой ливня, чудом держась за землю. Вода продолжала хлестать мощным ревущим занавесом и, казалось, это будет длиться вечно. Дели плакала – горько и безнадежно, и ее слезы тут же смывались безжалостным потоком, лишая возможности даже порыдать от души.

Пришла ночь. Сгустившийся кромешный мрак, вдвойне кромешный из-за плотного покрова туч, закрывших и луну, и звезды, давил на глаза почти физически. Это было невыносимо – стоять неизвестно где, посреди безумства воды, в абсолютной темноте, все равно, что с завязанными глазами, в полном одиночестве, оглушенной беспрестанным шумом, с ноющими ссадинами и пустым желудком, на чужой планете, находящейся черт знает в какой дали от дома, умирая от ужаса. Вдобавок ко всему вспомнились марганы, и империта, почти теряя сознание, желала, если уж и умереть, то побыстрее, чтобы не мучить так зверски свое чуть живое сердечко. Это был предел страха, от которого либо умирают, либо, поборов его, становятся сильнее. Девушка была уже близка к первому, даже обнажила меч, но тут что-то переменилось. Также буйствовал ливень, та же тьма колола глаза, и ссадины ныли сильнее, но сердце ее начало биться ровнее и спокойнее. Вдруг разгорелась уверенность, что этот дождь не вечен, что тучи уйдут, снова засияет солнце и все будет хорошо. И стало отчего-то легче. Дели даже тихо засмеялась и подумала: «Без боя я не сдамся!». Она победила страх.

Ночь была бесконечно долгой, но она все же уходила. И вместе с ней прекратился и ливень, так же внезапно, как и начался. Кромешная мгла сменилась серым сумраком. Вода объяла землю сплошным мутным покрывалом, но кое-где на возвышенностях проглядывала раскисшая почва. Несколько деревец печально согнулись под тяжестью своих насквозь мокрых листьев. Горы Ялтхари, к несказанной радости Дели, находились недалеко. Не теряя времени, она пустилась в путь. Лодыжка распухла и болела, но девушка, пересилив боль, хромала дальше, сжимая в руке меч. Идти было трудно. Вода порой доходила выше колен, а по раскисшей земле скользили ноги. Несколько раз попадались трупики каких-то небольших зверушек, не переживших Большую Воду, а однажды встретился мертвый марган, но империта поспешила обойти его, надеясь, что и все остальные чудища кончили так же.

Нога безобразно болела, и она вынуждена была остановиться.

– Сама виновата, – корила Дели себя вслух, снова хромая к горам. – Кто тебя просил лететь сюда? А раз заварила такую кашу, то теперь расхлебывай ее и не ной.

Кое-как доковыляв до подножия, блаженно села на большой камень, вытянув ноющие ноги, думая, где ей искать офицеров. Лазать по горам с больной лодыжкой было невозможно, но и ходить по воде – тоже непросто, но Дели выбрала последнее. Но уже после нескольких фионов мучительного пути, она бессильно опустилась на землю.

«Такими темпами я буду ползать здесь миллион лет!» – злясь на себя, думала она, осознавая всю свою беспомощность. Но врожденное упрямство взяло вверх над немощью, и империта снова поднялась. Теперь меч служил ей опорой. Вскоре до ее слуха донесся то ли слабый стон, то ли приглушенный вздох, похожий на тихое дуновение ветра. Но ветра не было. Дели остановилась, как вкопанная, напрягая слух и озираясь вокруг, но тишина ничем больше не нарушалась. Девушка двинулась в сторону, откуда, как ей показалось, шел звук. Любопытство, смешанное с тревогой, переполняли ее, заставляли двигаться быстрее. Империту ждали немалое удивление и радость. На небольшом пригорке, мокром и склизком, она увидела трайда Мариона.

– Трайд! – позвала она, всматриваясь в его бледное, как мел лицо. – Очнитесь!

Тот с трудом приподнял веки, обнажая затуманенные глаза, чуть дрогнули губы.

– Не слабый дождь, не правда ли, империта? – тихо пошутил он.

– Да, дождик был, что надо, – легко согласилась та, радуясь обществу хоть и несносного трайда. – Вы целы? Вид у вас не лучший для офицера, честно говоря.

– Немного потрепало, покрутило, но все закончилось вполне терпимо, – Марион, собравшись с силами, медленно поднялся, но не сдержал стона, прикусил до боли губу. Дели быстро взглянула на него, спросила:

– Вы уверенны, что сможете идти?

Тот лишь молча кивнул в ответ.

– Давайте, я помогу вам, а то мне сдается, что вы вот-вот упадете, – империта протянула ему руку.

– Да вы сами еле идете, – отказался офицер, посмотрев на ее ногу.

– Ну, как хотите, – И Дели заковыляла вперед.

Добравшись до гор, Марион в изнеможении прислонился к камням. Идти больше не было сил. Сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди, кровь гудела в висках горячим водопадом, и острая боль заполняла все его существо.

– Мне нужно отдохнуть, империта, – проклиная свою слабость, прошептал он, – совсем немного.

Но привал затянулся надолго: трайд впал в забытье. Лицо его горело: начался жар. Выступили пятна крови, что очень напугало девушку. Она не знала, что делать и сидела рядом, беспокойно поглядывая на офицера. Наконец, сообразив, оторвала от лохмотьев своей одежды длинные полосы, намочила одну в воде, положила на горячий лоб Мариона. Потом осторожно расстегнула его мокрую куртку, увидела сочащиеся кровью, открывшиеся раны на боку, и, как могла, туго перевязала их. Несколько часов она провела в томительном ожидании, глядя на тоскливо-пасмурное небо, мечтая о солнышке и сытной еде, но тучи не собирались уходить, а пустой желудок пел свою заунывную голодную песню. Незаметно девушка заснула, измученная долгим бездействием. Из объятий сна ее вырвал подозрительный плеск. Моментально проснувшись, она дико заорала: в нескольких шагах от них, хищно пригнувшись, стояли четверо марганов, кровожадно приоткрыв зубастые пасти.

«Это конец, – мелькнула ужасная мысль. – Я одна, совсем одна, и трайд не поможет. Нас разорвут на мелкие кусочки!».

Но безумное решение пришло внезапно, как озарение, и рука ее нащупала рукоять андора. Вспыхнула зеленая молния энергохлыста – яркая, словно разрезающая гнетущий сумрак своим нереальным светом.

Марион очнулся от сильного чувства тревоги и опасности. Открыв глаза, не поверил в то, что видит, даже несколько раз моргнул, думая, что это ему мерещится. Четверо марганов бросались на империту с неистовой яростью по-настоящему голодных существ, а сама девушка стояла в этом смертоносном кольце, непривычно величественная и прекрасная, с разметавшейся волной длинных волос. Андор в ее маленькой руке извивался, как змея, взмывая ввысь ослепительным лучом, чертя в грозовом небе изумрудные дуги, обрушивался на рычащих тварей, впиваясь в ненавистную плоть, обвивая смертельными кольцами, и быстрой молнией летел в небо, чтобы снова захлестнуть врагов своей неудержимой яростью.

Осталось двое марганов. Они боялись яркой змеи, что кусалась и жгла так страшно, но голод не давал им отступать, заставляя наседать на жертву с удвоенной злобой.

Марион потянулся к бластеру, чуть приподнялся, прицеливаясь, и выстрелил – марган упал замертво. Четвертый рухнул, сраженный хлыстом андора.

Дели не верила, что в одиночку расправилась с чудовищами и теперь, с широко раскрытыми глазами смотрела на их бездыханные тела.

– Судя по всему, теперь вы спасаете мне жизнь, империта.

Она обернулась: офицер ободряюще улыбался ей.

– Я чуть не умерла от страха, – призналась Дели, унимая дрожь в руках.

– Вы были великолепны.

Краска залила ее лицо, но она и в самом деле ощущала себя настоящей героиней и была счастлива.

Трайд посерьезнел.

– Нужно поскорее убраться отсюда до наступления ночи. Я чувствую себя уже лучше, – он взглянул на повязки на теле, добавил: – Должно быть, благодаря вашей заботе. Видите, с моего языка могут соскакивать не только гадости.

– Вы такой добренький просто потому, что больны, – махнула рукой девушка. – А, как только выздоровеете, так снова начнете обливать меня своими гадостями.

– Что ж, посмотрим, – усмехнулся Марион.

И снова они лезли в горы, как маленькие настойчивые пауки, которых, сколько ни сбрасывай, а они все равно будут карабкаться на понравившийся предмет. А Ялтхари смеялись над ними со своей высоты, как великан над лилипутами, щекочущими его крошечными пальчиками.

Часто останавливаясь, чтобы перевести дух и угомонить растревоженную боль, ползли, как черепахи, помогая друг другу.

– Пещера! – радостно воскликнула Дели, указывая куда-то в сторону. И в самом деле, недалеко чернело большое око гор, окруженное острыми пиками камней.

– Слава космосу! – выдохнула империта, когда они, наконец, ввалились в широкий проем.

Отойдя подальше от входа, с наслаждением привалились к прохладным шероховатым стенам. Долго молчали, слишком усталые для разговоров. Рассеянный тусклый свет, идущий снаружи, слабо обозначал своды пещеры, ведущие куда-то вглубь гор, но там царил мрак, и глазу было нечего рассматривать.

– Вы уверены, что в этой пещере нет марганов, трайд? – беспокойно вглядываясь в темноту, спросила девушка.

– Я ни в чем не уверен, империта, – отозвался тот. – Может, есть, а, может, нет. Но, во всяком случае, здесь лучше, чем снаружи. – Марион бросил немного рассеянный от усталости взгляд в мрачное нутро их убежища, словно в надежде что-то или кого-то разглядеть, всматривался несколько секунд, потом перевел взор на свою руку, охваченную браслетом данкара. Из груди его вырвался вздох, полный досады и глубокого разочарования. – Разбит, черт бы его побрал, – сокрушенно пробормотал он.

– Что? – отозвалась девушка, знобко поеживалась от окружающей их тишины и неизвестности.

– Мой данкар вышел из строя, – повторил офицер. – Должно быть, не выдержал натиска Большой Воды или приложился к какому-нибудь камню, пока я барахтался в потоке. И случилось это, как всегда, очень не вовремя.

– Может, можно его починить? – с надеждой спросила Дели. – Это ведь боевой данкар, а не какая-то тренировочная пустышка, которая ломается от одного прикосновения.

–Даже боевые данкары не вечны, империта, – заметил Марион, но, все же, сняв браслет с запястья, принялся сосредоточенно колдовать над ним в надежде «починить», как выразилась его спутница.

Стремительно темнело, и вместе с темнотой подступал и сгущался страх. И уже, когда Дели с трудом различала бледное лицо трайда, хотя он сидел всего в паре шагов от нее, и темнота вокруг становилась почти осязаемой, рисуя в ее воображении подкрадывающихся марганов и еще более жутких монстров, вдруг зажегся неяркий желтоватый свет, разогнавший мрак и вместе с ним – страх.

– Вы его починили! – радостно воскликнула Дели, едва не захлопав в ладоши. – Я же говорила, что боевые данкары так просто не ломаются!

Марион вновь надел браслет на руку.

– Удалось восстановить лишь световую функцию, да и то всего на треть. А что касается остального, включая связь и оружие, то придется нам как-то обходиться без него: на скорую руку и без необходимого оборудования восстановить данкар в полном объеме невозможно.

– Но ведь у вас есть бластер, а у меня – андор, значит не все так плохо, – не стала унывать девушка. – И к тому же у нас есть свет, а друзей, я думаю, мы обязательно найдем.

Офицер одобрительно посмотрел на нее, причем взгляд его был таким, словно он узнал в империте нечто новое, скрытое раньше, но не стал ничего говорить вслух.

Следующие несколько минут сидели молча, оглядывая настороженными глазами пещеру в свете данкара и, думая каждый о своем. Дели думала о нестерпимо ноющей ноге, что не давала покоя. Нет, она не ныла, она ужасно, просто кошмарно болела после долгой, трудной ходьбы по камням. Посмотреть же на покалеченную конечность было боязно. Наконец, решившись, завернула штанину некогда брюк. Нога распухла почти в два раза и напоминала теперь вовсе не ногу юной девушки, а скорее какой-то уродливый толстый хобот неизвестного животного противного розовато-красного цвета.

– Сильно болит? – спросил Марион.

– Да, очень, – не стала она скрывать и корчить железную волю. – Наверное, не скоро пройдет?

– Позвольте взглянуть? – трайд подсел поближе, внимательно осмотрел ее лодыжку, сказал: – Вывих. Все бы ничего, но вы слишком долго ходили на больной ноге. Тут теперь нужна регенерационная камера. Но попробую облегчить боль, – с этими словами он вдруг взял ее ногу, положил себе на колено и принялся осторожно массировать.

Дели вздрогнула от прикосновения его рук и уже хотела остановить, ведь это было сверхнаглостью, сверхдерзостью – лапать ее, империту! Узнай об этом на Деллафии, и трайду было бы не миновать распыления. Но его ладони оказались на удивление нежными, ласковыми и бережными, что девушка, к своему страшному стыду, призналась себе, что это ей нравится. А чуткие пальцы продолжали растирать, поглаживать, снимая острую боль, успокаивая ее, словно трайд был заправским лекарем.

Вдруг Марион отнял руки и поднял на нее глаза – темные, почти черные в неярком свете – и в этих глазах сейчас не было ни обычного холода, ни жесткости, ни раздражения, в них появилось нечто другое: усталость, напряжение, страх, боль и что-то еще – трогательное и беззащитное. Дели увидела бледное, осунувшееся, измученное, но все равно такое красивое лицо трайда, но это был другой трайд – полный непонятной печали, чувствительный и очень уязвимый.

– Простите, империта, – сказал он, опуская глаза. – Похоже, распыление я уже заслужил.

Дели убрала ногу с его колена, произнесла:

– Я никому не скажу об этом, обещаю. Ведь вы же поступали без злого умысла. И спасибо, боль, действительно, утихла.

Тот взглянул на нее, но ничего не сказал.

– Трайд, скажите, что означают ваши имена, которыми ихлаки называют вас? – спросила она после длительного молчания.

Офицер сидел, закрыв глаза, и, казалось, спал, но он ответил, не открывая глаз:

– Их дали нам давно в луйхаре Юл-Кана, и они крепко прилипли к нам. Имбис – это Тасури – означает по-камарленски «покой, тишина». Дентр – это Джанулория – «сила», а Эрадорх – это я, – значит, «стихия». Не знаю, почему они назвали нас именно так. Наверное, ихлаки видят нас такими. У них другой взгляд на вещи, более простой и естественный.

– А что означает «шалкай»?

Марион тихо улыбнулся.

– Шалкай – это очень редкий цветок Камарлена. Я видел его лишь однажды очень давно. Он невероятно красивый, хотя почти незаметен в траве, – такой он маленький. Его лепестки цвета ваших глаз. Ихлаки думают, что шалкай приносит удачу, если увидишь его.

– И у вас была удача, когда вы увидели его? – заинтересовалась Дели.

– Была.

– Какая же, если не секрет?

– В этот день Юл-Кан спас мне жизнь.

– Не может быть! Расскажите, пожалуйста!

– Не сейчас, империта, в другой раз.

– Другого раза может и не представится.

– То есть? – удивился Марион.

– А то и есть, что, возможно, сегодня нас уже сожрут марганы, а вы говорите, в другой раз.

По лицу трайда пробежала тень тяжелых воспоминаний. Ясно, словно это было вчера, перед глазами мелькнул Нхасс, полчища марганов, кровавая резня, смерть, боль, граничащая с сумасшествием, и бесконечный, как сама Вселенная, слепой, нечеловеческий ужас. Тот ужас и та боль до сих пор жили где-то в уголке его сердца, словно засевший навечно осколок.

– Неужели в вашу прелестную головку приходят такие мрачные мысли? – спросил он, прогоняя наваждение.

– Да, приходят. А я поражаюсь вашему спокойствию, даже равнодушию. Нас преследуют несчастье за несчастьем, мы едва не утонули в этом проклятом ливне, нас окружают злобные твари, мечтающие нас сожрать, а вы горите лишь одним желанием – найти кого-то в этих горах, а все остальное вас, словно, не волнует!

– По-вашему, я должен кататься по земле с горестными воплями «мы все погибнем» и рвать на себе волосы? Сожалею, но на это у меня нет ни сил, ни желания.

– Кататься по земле и рвать волосы вовсе незачем, трайд. Нужно действовать!

– Разве мы не действуем?

– Нет, мы ничего не делаем! Мы только носимся по всему Камарлену, убегаем, догоняем, а результата – ноль! Перед нами горы Ялтхари, но как мы найдем в этих громадинах кого-то? Как? Ведь невозможно облазить их и за сто лет! А, если здесь вообще никого нет, тогда что? – наступала Дели.

Трайд думал о том же. Как они найдут пиратов в этих необъятных горах, если даже потеряли друг друга? И живы ли остальные? Продержатся ли они хотя бы до завтрашнего дня? Скоро ли будет подмога или им так и придется самим противостоять неведомому врагу, даже, не зная ни его численности, ни его планов, не зная даже точно здесь ли он?

– Я не знаю, империта, что тогда, – вздохнул Марион, чувствуя на своих плечах непосильный груз.

– Как так? – изумилась девушка. – У вас даже нет никаких планов? Вы поступили просто подло, втянув доверяющих вам людей в это безнадежное предприятие! Вы не имели на это никакого права!

– Джанулория и Тасури такие же офицеры, как и я. Они прекрасно осознавали, на что идут. Мы выполняем нашу работу, – устало отвечал тот на выпады империты.

– Я говорю не о них, а о бедном ихлаке и о себе!

– Юл-Кана ничто не остановит, если дело касается камней, а вы… Разве не вы упросили меня взять вас в это безнадежное предприятие?

– Да, но вы не говорили, что оно настолько безнадежное!

– Насколько же оно безнадежное, по вашему мнению?

– Да уж, пожалуй, безнадежней не бывает. Как ни крути, а живыми выбраться отсюда нам не грозит. Либо умрем от голода, либо в лапах марганов, либо, блуждая бесконечно в горах.

– А, если бы вы знали, что вас ожидает, неужели вы бы остались в луйхаре Мира-Лора? Думаю, нет. Не так ли, империта?

– Все равно это подло, – упрямо повторила Дели, обидевшись. – Вы – трайд, и у вас должен быть хоть какой-нибудь план! Вы в ответе за всех нас!

Она даже не подозревала, как сильно била офицера своими словами. Марион прикрыл глаза, молча проглотив все пощечины.

Служба в КС была далеко нелегким делом: полная стрессов, неожиданностей, большей частью неприятных, требующих немедленного разрешения и нешуточных опасностей. Офицеры работали на износ: высаживаясь на какой-нибудь неизвестной планете, всякий раз подвергались близкому дыханию смерти. А еще контроль космоса, дальняя и ближняя разведка, нередкие стычки с пиратами и мародерами, предотвращение планетных катастроф и ликвидация их последствий, спасение живых существ и многое другое, – все это ложилось на их плечи и требовало максимальной собранности и отдачи физических и моральных сил. Они настолько привыкли к такому жесткому ритму работы, в котором не оставалось места на себя, настолько свыкались с мыслью в любой момент быть готовым к принятию опасности и смерти, что это становилось нормой. Но, тем не менее, работа в КС была для Мариона смыслом жизни, он был одержим ею. И, несмотря на почти бесчисленные ранения, многие из которых заставляли его висеть на волоске от смерти, на все трудности, он продолжал лезть в самое пекло, не щадя себя. Почему? Потому что он был трайдом, и это обязывало его быть смелее, бесстрашнее, быстрее, безумнее и мудрее других. От него ждали многого, на него надеялись и верили в его неуязвимость, гениальность, и он не мог не оправдать этих надежд, не имел права. Но сколько раз Марион слышал эти слова: «Вы – трайд, вы в ответе за них!» И вот теперь и империта обвиняет его в подлости. Если бы они знали, что эти слова огнем жгли офицера, не давая покоя ни днем, ни ночью. Они заставляли его бросаться, сломя голову, в омут опасности, принимать на себя самые жестокие удары, упорно идти, когда уже нет сил, сохранять надежду в самых безвыходных, отчаянных, бесплановых ситуациях, то не говорили бы так опрометчиво, потому что трайд всегда ощущал груз ответственности.

Нередко за свою поистине титаническую работу он получал выговоры, жалобы, обвинения, требования, угрозы, обидные незаслуженные слова, и всякий раз они больно проникали в самую душу, выпадая горьким осадком.

И сейчас эти хлесткие пощечины девушки отозвались глухой болью в сердце трайда.

Дели обиженно молчала, негодующе поглядывая на Мариона, но тот сидел неподвижно, как статуя, откинув голову к стене.

– Почему вы не спите, империта? – наконец, тихо спросил он, открывая глаза. – Уже поздно.

– А вы?

– А я буду охранять ваш сон.

– Очень любезно, – буркнула та. – Но я могу сама о себе позаботиться.

Она легла на жесткий пол, положив рядом с собой андор и, немного покрутившись, погрузилась в дремоту.

Марион не спал всю ночь. Чутко вслушиваясь в тишину, думал, что делать дальше. Нужно было искать Тасури, Джанулорию и Юл-Кана. Он знал, что пещеры Ялтхари сообщаются между собой, и можно было переходить из одной в другую по туннелям. Двигаться им нужно было на юго-запад, как заметил Марион, и, возможно, они встретятся с ними. Но как же пираты? Или пуститься на их поиски, предоставив офицеров и ихлака самим себе? Что важнее – жизнь друзей или безопасность Камарлена? Над этими вопросами трайд мучительно ломал голову, пока его мозг не запротестовал против такого насилия.

Тяжело вздохнув, посмотрел на империту. Густые волосы укрывали ее шелковистой волной, ладони снова сложены под щекой, лицо спокойное и безмятежное, как у ребенка, ресницы, как длинные крылья, чуть трепещут, губы слегка улыбаются во сне.

Но вот сон изменился. По лицу девушки пробежала тень, она нахмурилась, напряглась, забормотала что-то, из чего Марион разобрал только два слова – «древнейшие времена», потом вдруг вскрикнув, она проснулась, широко раскрыв глаза, в которых плескался страх.

– О Деллафия, я вспомнила! – воскликнула Дели. – Трайд, я вспомнила!

Марион взглянул в ее глаза, спросил:

– Что вспомнили?

– Те огненные слова, что говорил мне Звездный Призрак!

– Огненные слова? – не понимал ее офицер.

– Да! Когда он напал на «Эндор», у меня в мозгу появились огненные слова, но я их забыла, а теперь я увидела их во сне и вспомнила!

– Какие же это слова, империта? – мягко поинтересовался тот.

– Они страшные, меня до сих пор в дрожь бросает от них. Вы хотите их услышать?

– Да.

И Дели негромко заговорила:

Ты одна из тех,

Что должны спасти

Бесконечное число галактик,

Созданных в Древнейшие Времена,

Поэтому ты должна умереть сейчас,

Пока остаешься в неведении.

Ты сильна, но еще не знаешь об этом.

Когда начнется хаос,

Для меня будет много пищи.

Но ты несешь свет,

А свет противен мне.

С твоей смертью не будет всех.

И хаос будет не остановить!

Воцарится смерть, смерть, смерть! –

Последние слова она произнесла совсем тихо, будто боясь, что их может услышать кто-то посторонний.

– Вы уверенны, что были именно такие слова? – после некоторого молчания спросил Марион, нахмурившись.

– Да, но я не понимаю их смысла.

– Я тоже не понимаю, но они полны чего-то зловещего, пророческого, и это тем более все запутывает. Наверняка Джанулория сказал бы что-нибудь стоящее. Я же не силен в отгадывании загадок.

– Почему он говорил эти страшные вещи именно мне?

Марион видел, что империта боится, и ему стало жаль ее.

– Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, давайте помучаем себя ходьбой, – предложил он. – Все равно мы больше не заснем, да и скоро рассвет.

Шли вглубь пещеры. Идти было гораздо легче. Лодыжка болела не так сильно. Трайда, похоже, тоже отпустило: шаг его стал более уверенным и твердым. Темный туннель уводил их все дальше и дальше. Тонкий луч фонаря выхватывал сухие шершавые стены, высокие неровные своды, пыльный, но ровный пол. Они прошли довольно много, когда впереди вдруг показалось неясное белое свечение, словно откуда-то проникал солнечный свет. Дели забеспокоилась, но трайд, напротив, ускорил шаг.

– Что это? – спросила девушка, с тревогой вглядываясь в бледное сияние. – Очередная напасть?

– Нет, этого как раз не нужно бояться, – заверил ее тот.

Неожиданно туннель кончился, и они оказались в просторном каменном зале, увенчанном большими островерхими камнями. А перед ними раскинулся кристальный лес, который переливался нежным белым светом, заполняя своды пещеры ненавязчивыми, волнующими, загадочными сполохами и бликами. Это были священные алиманы. Их мягкое сияние, играя на стенах, рисовало таинственные изображения, в которых можно было увидеть цветущее дерево, бутон цветка, бегущее животное и множество других, не менее красивых вещей.

Они не могли оторвать глаз от этого восхитительного, поистине прекрасного зрелища. Казалось, что время вдруг остановилось, исчез весь мир, вся Вселенная сосредоточилась на этих необыкновенных кристаллах и их тихом задумчивом сиянии. Они словно были живыми, словно пытались что-то сказать им, показать через причудливые рисунки, словно уносили в другой мир – непонятный и мистический – и ждали, ждали…

Марион моргнул, возвращаясь в реальность, посмотрел на девушку, но она целиком погрузилась в созерцание алиманов, и офицер ее понимал. Он сам находился в их власти несколько часов, увидев впервые.