Универсариум

– Я ведь не претендую на твою свободу, – попытался я обойти ее защиту. – Я просто хочу… общаться. Я же сказал, ты мне нравишься. Давай увидимся как-нибудь и…

– Хочешь увидеться, – перебила она, – приходи к профессору через неделю, в следующую пятницу. Буду рада.

Полина потянулась ко мне и поцеловала в щеку. Я не выдержал, дернул головой и поймал ее губы своими. Она не стала отмахиваться и подарила мне несколько секунд вкусного прощального поцелуя. Это вернуло в меня сумасшедшую радость.

Она ушла.

Поездка домой вновь проходила с открытыми окнами. Я чувствовал себя счастливым. Впервые за долгое время. Раньше я думал, что могу купить всё что хочу. Но теперь я знал, что могу получить что хочу, только подумав об этом. Причем всё. Даже то, чего нельзя купить за деньги.

Это открытие нового мира.

Сравнимо с приятным погружением в глубину. Без мыслей о запасе воздуха на всплытие. Потому что я не хотел всплывать.

10

Снова утро встречало меня тепло. И без надоевшей музыки будильника. А это значит, что сегодня не сраный вторник и даже не, мать его, четверг. А суббота. Вроде как выходной.

Как правило, в субботу я просыпаюсь ближе к вечеру, поскольку пятница проходит в красочных зажиганиях в ночных клубах, со всем присущим этим действам антуражем.

А сегодня даже не знаю, чем себя занять.

Но настроение было превосходное. И виной этому в какой-то степени вчерашняя лекция профессора и его Универсариум. Как ни странно, но я чувствовал себя обладателем тайного знания. Которое переходит из поколения в поколение тысячи лет внутри закрытого древнего ордена. Оказывающего своей невидимой рукой могущественное влияние на важные мировые процессы.

Но не это было главным источником полета моей души. А, конечно, Полина.

Я всё еще смаковал послевкусие проведенной с ней ночи. Всё еще ощущал в руках плотность ее бедер, ее ягодиц, ее грудей. Чувствовал тепло на губах. Я всё еще ментально блуждал в номере «33» бывшей гостиницы «Магнолия».

Естественно, я примчу туда снова в следующую пятницу, и выслушаю любые мировые тайны, которые раскроет босоногий профессор, и вникну в любые метафоры, изображаемые им хоть с аквариумом, хоть с ведром селедки, хоть с живым конем посреди зала. Лишь бы снова раздеть Полину, впиться в ее шикарное тело и в безумной эйфории вдыхать ее чарующий запах. Пфффф.

Я включил музыку и заказал еду с доставкой из «Скарабея». Тамошний шеф-повар готовит лучше всех, он знает мои вкусовые предпочтения и поэтому старается мне угодить, орудуя у плиты наверняка на пределе своего мастерства.

Сегодня проведу день, напевая любимые песни, не забивая голову ничем, способным вывести меня из этого приятного состояния.

* * *

Вечером на звонящем мобильнике высветились цифры без имени.

Я ответил: «алле?», и услышал незнакомый женский голос:

– Долг платежом красен.

Хмм, интересно. Сейчас, сейчас, сейчас, погоди, погоди… А, вот!

– Не всё то золото, что блестит, – пропыхтел я в трубку.

– Что? Это к чему?

– А разве мы не в русские пословицы играем? Твоя очередь. Тебе на «т».

Задорный смешок донесся из динамика.

– Нет, это была не игра. Эдуард, привет. Это Мальвина. Не забыл меня, надеюсь?

Это девушка, постоянно сексуально облизывающая свои губы, не умеющая определять время по часам, но глубоко компетентная в мире автомобилей.

– Не, не припоминаю. Богатой будешь.

Насосешь.

И откуда у нее мой номер? Заморочилась же.

– Мы познакомились позавчера в «Сан-Марко».

– Привет, Мальвина. Удивительно, что ты смогла достучаться до меня в субботу. Обычно в это время меня нет.

– Я и не такое могу, – кокетливо пропела она.

– Зачитаешь мне весь список своих талантов?

– Нет, не хочу тебя задерживать на весь день.

А она нехило подтянута в умении флиртовать. Результат окончания института неблагородных девиц.

– Я звоню по делу, – пискнула Мальвина.

– Правда? Сегодня ж суббота. Дела ждут утра понедельника.

– Долг платежом красен.

Снова-здорово.

– Я что, спер у тебя зажигалку?

– Нет, – засмеялась она. – Всё гораздо серьезнее.

– Ну? Я слушаю.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Еще одно крылатое изречение.

А не свалился ли ей на голову толстый томик с пословицами? И не росла ли она в семье собирателей народного фольклора? И не изнасиловал ли ее учитель русского языка и литературы?

– Ну показывай, если не стыдно.

– Лишь бы ты не ослеп. Где пересечемся? В «Сан-Марко»?

– Не. Я сегодня ленивый тюлень, весь день дома.

А, и ладно. Почему нет?

– Можешь привезти сюда свои претензии. Если должен – отдам.

И я назвал ей адрес.

– Ты живешь в «Авангарде»?! – ахнула Мальвина. – Только не говори, что в пентхаусе!

Похоже, сегодня у нее удачный день.

Я манерно произнес:

– Лучше один раз увидеть…

Ну что за странное напрашивание? Вроде бы такая смазливая, эффектная телочка, а, оказывается, с низкой самооценкой. Еще немного – и она начнет сразу по телефону называть цену. Сначала 300, потом 200, потом 100.

Вот и отпала необходимость сегодня звонить в «Романтиз».

* * *

В полночь я решил, что она уже не придет. Но не тут-то было.

Чуть позже она появилась перед моей дверью в белой рубашке, темно-синей юбке, шляпе на голове и с сумкой в руке. Однако примечательным было другое: голубые волосы, голубые губы и голубые глаза. Не только радужки ее ясных и страстных очей были небесного цвета, но и добротно наложенные вокруг них тени. И это делало ее именной образ прикольным, сексуальным и стильным.

Я ничего не говорил, а просто разглядывал ее. Она приняла эту молчаливую игру в гляделки и, стоя руки в боки, покручивала бедрами передо мной из стороны в сторону, давая широкий обзор на себя. Ее ногти были в той же цветовой гамме. И только хрусталик пирсинга в носу остался прозрачным и затейливо поблескивал.

– У тебя что, аллергия на что-то? – буркнул я.

– Ага, – продудела Мальвина. И тут же высунула синий язык.

Видимо, последние полчаса она посасывала красящий леденец.

С языком это она тоже здорово сообразила. Похоже, мне грозит быть им вылизанным. И кое-где, возможно, я даже посинею.

Она шагнула в мое скромное гнездышко. А я сопроводил взглядом ее обтянутую юбкой задницу. Зачет.

Мальвина с восхищенным видом озиралась вокруг.

– И не скучно тебе одному в такой большой квартире? – пропела она.

– Скучно.

– Значит, я удачно заглянула?

– Удачно.

Я указал ей рукой на диван, приглашая тем самым сесть, а сам направился к бару. Захватил оттуда золотистую бутылку и два бокала. Перенес всё это на журнальный столик и выстроил перед светящейся синевой гостьей, очарованно изучающей мою мебель и оформление стен и потолка.

Я сгонял к холодильнику за льдом и корзиной с фруктовой нарезкой, умело надробленной сегодня в «Скарабее» для моей домашней трапезы.

– Мы разбавляем с колой? – поинтересовался я ее предпочтениями. – Или у нас будет серьезный деловой разговор?

– Деловой, – нахально отозвалась Мальвина.

А она настроена нешуточно.

Поэтому шутить буду я.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тоже насинячился?

Ее голубые губки растянулись в веселую улыбку. Она сидела нога на ногу, расслабленно раскачивая ступней.

– Тогда приступим, – я наполнил бокалы, протянул один ей, сел в кресло напротив, и мы чокнулись.

Горьковатый вкус ожег мое нёбо.

Мальвина отпила немного виски и облизнула синим языком голубые губы. А это охренеть как зрелищно! Словно она какая-то мифическая химера, живущая в волшебном болоте посреди живого леса. Прячущая под юбкой пушистый длинный хвост.

Всё в ней прекрасно, только грудь маленькая – но и она, я уверен, прекрасна. Ох, Мальвина.

Я ее захотел. Снова.

– Ты недопиваешь, – бросил я. – Делового разговора не получится.

Она взглянула на меня озадаченно.

– Хочешь, чтобы я напилась до беспамятства?

– А ты боишься, что я воспользуюсь твоей беспомощностью и изнасилую тебя?

Она взглянула на меня настороженно.

– Ага, размечталась! – пыхнул я.

По ее лицу пронеслись синие волны смущения, заинтригованности и возбуждения.

– Просто хочу, чтоб мы быстрее стали друзьями и могли говорить откровенно. Без понтов. Ты готова не врать и не выпендриваться?

Она задумалась на мгновение. А потом демонстративно допила виски до дна. Поставила бокал на столик. И сказала:

– Готова. Но и ты не ври.

– Идет, – я тоже осушил свой бокал, пристроил рядом с ее и стал их наполнять снова.

– Главное, не обманывать не только друг друга, но и себя.

Она моргнула с задержкой в знак согласия.

А я добавил:

– Потому что меня ты всё равно не проведешь.

Мы звенькнули бокалами и, искоса глядя друг на друга, проверяя соблюдение честности, выпили всю дозу.

Мальвина сняла ногу с ноги и прижала ко рту тыльную сторону ладони, пережидая огненный проход алкоголя по пищеводу. Ее глаза сверкнули еще жарче.

– Я так не бухала со школы, – прокряхтела она сквозь горечь.

– Вспоминаем выпускной!

Я налил еще.

– Или это было в прошлом году? Сколько тебе?

– Двадцать три. А тебе?

– Тридцать. За молодость!

– Ну подожди, подожди, – взмолилась девушка с синими чертами. – Это быстро слишком. Дай отдышаться хоть.

– Дыши.

Она действительно вздохнула. Шумно и с облегчением.

– Откуда в тебе вся эта синева? – поинтересовался я, откинувшись назад.

Мальвина же, наоборот, наклонилась немного вперед, скрестив руки на сведенных вместе и свешенных с дивана в сторону бедрах.

– С той же школы, – трогательно произнесла она. – Помню, с мамой мы еще так ругались из-за этого. А мне по фигу было. Выделяться хотела. Красиво потому что. Разве нет?

Она провела руками по волосам, закрутив их у кончиков, и с неподдельной надеждой взглянула на меня.

А я просто снисходительно кивнул, источая легкую улыбку. Затем придвинул к ней ее бокал. И поднял свой.

– За молодость!

Она послушно чокнулась со мной и, морщась, преодолевая забористую крепость, неспешно выпила всё, прозвенев в конце оставшимися на дне льдинками.

Я повторил за ней, но без страдальческого гримасничанья.

И, взглянув на ее порозовевшее голубое лицо, спросил:

– А отец? У тебя есть отец?

Ее светящиеся глаза остекленели. Да она, в общем-то, вся замерла.

– А к чему этот вопрос? Какая разница?

Кольнуло, видать. Я чувствовал, что кольнет.

– Развелись? – бросил догадку я.

Она резко опустила голову, будто поймала в лицо удар мячом, что-то там быстро обдумала, затем так же резко вернула глаза на меня и с еле поддерживаемой суровостью на лице и в голосе сказала:

– Да, а что?

– Обижена на него? – не успокаивался я.

Снова она медлила, осмысливая мой вопрос и ища на него уместный ответ.

– Зачем… зачем ты всё это спрашиваешь? – жалостно протянула Мальвина, состроив удивленное и встревоженное личико.

– Обижена? – Я будто не слышал ее попыток отразить мои поползновения в душу.

Она нырнула в сумку, выудила пачку сигарет, вскочила с дивана и, отвернувшись от меня, подошла к окну. Должно быть, чтобы я не мог видеть ее лица.

Я снова наполнил бокалы, взял их и тоже встал. И после щелчка зажигалки услышал ее охрипший голос:

– Я на них обоих обижена. С тех пор как мне исполнилось пятнадцать, мама… а папа уже ушел тогда к другой, молодой… мама стала вести себя, будто я ей не дочь… а подруга, будто я соседка по квартире.

Я стал рядом и поставил бокалы на подоконник. Голубые глаза Мальвины сверкали накатившей пеленой слез. В этот момент ее лицо, с этими в тон глазам яркими тенями и накрашенными губами, выглядело еще красивее, чем когда она натягивала на себя натренированную светскую улыбку.

– Она стала жить своей жизнью, думать о себе и тратить только на себя, правда, продолжала меня кормить. А одежду, косметику и всё такое, говорила, пусть тебе твой папаша покупает… А мне ведь мама нужна была, а не подруга. Мама! Мне, может, хотелось иногда калачиком свернуться у нее на коленках и жаловаться на что-нибудь.

Мальвина курила, поддерживая правую руку за локоть левой и нервно подергивая коленом – будто пыталась опередить дрожь.

Я поднес пепельницу. И мы продолжили разглядывать ночные блики города.

– Девчонки красились уже все, а я долго… – она затянулась. – А потом… стала краситься вот так.

Она ехидно оскалилась. Пряча за этой ядовитой улыбкой вновь закровоточившие старые раны. Закровоточившие от наглого ковыряния в них моих скучающих пальцев.

– Тебе ведь я нравлюсь такая?

Она продолжала демонстрировать гримасу, подавляющую боль и выпячивающую наружу весь контролируемый сейчас потенциал ее сексуальности.

А я видел перед собой маленькую обиженную девочку. В теле созревшей красивой пьяненькой телки. Чрезмерно окрашенной в голубой цвет.

– Давай обнимемся, – шепнул я.

Забрал у нее сигарету, затушил в пепельнице, аккуратно снял с нее шляпу и раскинул свои руки. Мальвина, как показалось, с непониманием и недоверием, но всё же с легкостью нырнула в мои объятия. И я сжал ее тепло и крепко. Ее лицо утонуло в моем плече.

– Даже если тебя отмыть от всего этого добела и постричь наголо, ты всё равно будешь красавица.

Я мягко поцеловал ее в синюю макушку.

В это же мгновение ее руки сдавили меня сильнее.

Мы стояли так минуты полторы – две. Я слышал местами взрывающийся шум ее дыхания. Поглаживал нежно по голове, словно жалел и успокаивал. Может быть, так и было.

– Ты чудесная девочка из сказки.

Я разжал руки, чтобы разъединиться, но она тут же обхватила меня еще крепче. И громче втянула воздух.

Ну ладно, давай еще чуток постоим, повздыхаем.

Через полминуты Мальвина сама от меня оторвалась со скрежещущим пением:

– Нельзя, мне нельзя плакать!

Она помахала ладошкой перед лицом. Но пара слезинок всё же оставила следы своих ручейков, пересекших синий макияж. Хмм, так очень круто.

– Довел, – стыдливо улыбалась она.

Я протянул ей бокал.

– Давай. Теперь можно не до дна.

Мы прозвенели хрусталем. И освежили ощущения во рту.

– Теперь ты, – заявила Мальвина. – Теперь ты что-нибудь секретное расскажи о себе.

Я двинулся в сторону кресла, она пошла следом и вновь устроилась на диване.

– Что ты хочешь знать? Спрашивай.

Она подняла глаза вверх, будто искала в воздухе уязвимую для меня тему. И задала, очевидно, важнейший для нее вопрос, касающийся моей таинственной личности:

– Как тебе удается быть таким успешным инвестором? В чем твой секрет?

Я сделал еще глоток.

– Только правду, – напомнила она. – Не говори, что у тебя есть волшебный дар делать заведение популярным из любого состояния.

– Хорошо. Правду так правду. Так будет справедливо.

Она сосредоточила свое внимание, всверлив в меня опьяневшие голубые глаза.

– Мой бизнес – это не рестораны, мой бизнес – это недвижимость.

Краткий курс грамотного размещения инвестиций.

– Мне плевать, если ресторан или ночной клуб не будут наполняться посетителями. Моя доля участия в их капиталах и, стало быть, в прибыли не всегда высокая. Это не главное. Важно, что я единоличный собственник всех зданий и помещений, в которых находятся заведения. И стабильно получаю за это арендную плату. Это мои условия инвестирования.

Мальвина посидела неподвижно еще несколько секунд, видимо, усваивая услышанный материал. И выдохнула:

– Уу, понятно.

Я наклонился вперед и приказным тоном проворчал:

– Допивай до дна. Щас будет мой вопрос.

– Мне хватит уже, – простонала она. – Ну правда, Эдик!

– Я скажу, когда хватит.

Я легонько ударил по ее бокалу своим, и мы все-таки выпили.

Она со стуком возвратила пустую тару на столик.

– Мальвина…

– А? – устало промычала она.

И я медленно, но напористо произнес:

– Зачем ты пришла ко мне?

– Как зачем! – тут же отозвалась она. – Я же сказала, я пришла за своими полцарства. Ты мне обещал. Видишь, у меня теперь волосы синие…

Обещанного три года ждут – вот тебе еще одна пословица в твою коллекцию.

– Мы ведь договорились не врать.

– А я и не вру, – с придыханием пролепетала она, словно чистосердечно призналась в преступлении. – Знаешь, я ведь не такая, как они. Не такая, как Китти и Лиза. Я из совсем не богатой семьи, да и семьей это назвать… говорила уже. А у них всё всегда было. Особенно у Китти. Отец ее судья большой. Поэтому она с Серегой и закружила, он тоже из этих. А мама… а у мамы салоны ювелирные по городу. С детства в золоте купается. Звездой хочет стать, только и думает о своей популярности в интернете, о лайках, о подписчиках, дура. А Лиза… дойки выкатит свои – и первая самка на деревне. Трахается с одним там, с женатым, при бабках. Кормит ее, одевает, задаривает. Всё для нее делает. Ей и думать ни о чем не надо, живет себе…

Мальвина замолкла, отрешенно уставившись в стену.

Мне удалось вскрыть ее тайнички, замки которых разъело от высокоградусной обработки алкоголем. Мне и самому-то в голову ударило, но мне всё нравилось. И ее исповедь. И ее слезинка. И ее яркий голубой прикид.

– А ты что? – разрушил я образовавшееся безмолвие.

Если бы не играющая музыка, здесь сейчас была бы совсем печальная атмосфера.

– А я тоже хочу жить нормально, – болезненно ляпнула Мальвина. – А не прикидываться, что я им ровня, чтобы тусоваться вместе, надеясь, что и меня кто-нибудь подберет, такую кошку драную. Деньги последние трачу вот на это, – показала руками на свое лицо, – чтобы заметили, чтобы понравилась. Понимаешь? Я тоже хочу жить по-настоящему.

Я дал ей немного времени успокоиться. И снова спросил:

– А что такое настоящая жизнь?

Может, девочка с голубыми глазами, голубыми волосами и губами, но не голубой крови знает ответ на интересующий меня последние дни вопрос.

– Настоящая жизнь, – завыла она, – это когда тебе не надо искать, где ты будешь сегодня ночевать, потому что тебе больше негде жить и ты уже надоела всем своим знакомым с просьбой перекантоваться у них какое-то время, пока не найдешь что-нибудь. Это когда тебе не надо думать, что ты будешь есть завтра или уже сегодня. Это когда ты одеваешься и выглядишь как кинозвезда, потому что ты и есть кинозвезда, а не притворяющаяся ею официантка в засратом кафе…

Она всхлипнула. И ее таланта удерживать слезы в глазах снова не хватило. Они выпрыгнули и понеслись по ее щекам голубыми змейками.

Я подсел рядом, взял ее за руку и погладил кисть.

Мальвина немного поутихла.

– Хочешь знать, зачем я к тебе пришла? – проговорила она слабым голосом. – Хотела… сблизиться и потихоньку напроситься к тебе типа как… домработница, что ли. Убирала бы тут, в твоих хоромах, готовила бы тебе, стирала… в постели грела бы, само собой. Вот такие полцарства хотела. Думала, мало ли, вдруг понравлюсь, вдруг согласишься. Ты ведь один живешь, как я узнала. Да и сам такой…

– Какой?

– Хороший, – мяукнула Мальвина, сверкнув улыбающимися глазками.

Отличный у нее бизнес-план, не без огрехов, но в целом вполне понятный.

Я неспешно отпустил ее руку. И сказал:

– К сожалению, это не для меня.

Она, словно сонная, закивала головой, как бы говоря, что она это и так понимает. Но на самом деле мы оба знали, что она сделала предложение, а я его отверг.

– Прости меня, – прошептала Мальвина.

– Мне не за что тебя прощать.

Она быстро достала из сумки зеркальце и платочек, кончиком которого принялась аккуратно подтирать на лице следы своих эмоций.

– Я пойду. Щас такси вызову. Уже ночь глубокая. Даже вон светает уже, – указала подбородком в окно.

Она встала, схватила сумочку и неторопливо затопала в сторону выхода.

Да, пожалуй, так будет лучше. Так будет правильнее.

Я двинулся провожать.

Тем не менее ей удалось встрясти мою жалость, которая во мне и заговорила.

– Послушай.

Мальвина, не замедляя шаг, слегка повернула голову.

– Я сниму тебе квартиру на полгода… да и так дам тебе… чтобы было что тратить.

– Зачем? – проныла она и наконец остановилась.

– Это ведь правда, тебе ведь действительно негде жить… и не на что. За полгода, я уверен, ты сможешь решить свои вопросы.

– А тебе это зачем?

– Ну, ты же сама сказала, что я хороший. – Улыбнулся.

И она улыбнулась. Так жалостно и благодарственно, что мне захотелось сразу купить ей дом.

– Спасибо тебе, – обняла меня за плечи, прижавшись головой к моей груди.

– Не переживай. Завтра я всё устрою.

Мы отпустили друг друга, и я зашагал дальше.

А она – нет.

Я обернулся. Она стояла как вкопанная. Мы поиграли в гляделки несколько мгновений, после чего она наконец подошла ко мне и произнесла:

– Я хочу остаться сегодня.

Неужели ей уже сейчас негде ночевать? Или у меня тут слишком уютно? Или все-таки это потому, что я такой красивый?

– Это необязательно. Я же сказал, я всё устрою. Даже не сомневайся, не переживай.

– Я верю, верю. Но я всё равно хочу остаться с тобой. Сегодня, только сегодня, – пояснила она, конкретизируя короткие сроки, чтобы я не подумал чего лишнего и неприемлемого для меня.

Обретенное за двадцать три года чувство долга не позволяло ей уйти, не отплатив чем-то. Видимо, боялась, что завтра я откажусь от своих слов. Она привыкла, что ничего не бывает бесплатно. И могла дать взамен только то, чем она богата, – свое прекрасное тело.

Или все-таки это потому, что я такой красивый?

Не в моих правилах выпускать из дома неудовлетворенных женщин. Поэтому и не буду. Простите меня, ангелы, но я уж слишком хочу эту прелестную химеру.

Видимо, сегодня я приобрел еще одну персональную жрицу любви. А этого ли я искал? Пока не знаю.

– На что ты готова, чтобы остаться?

Мальвина бросила на меня смелый взгляд заплаканных глаз.

– Думаешь, испугаешь меня, если скажешь, как тогда Лизе, снимай трусы? – почти огрызнулась она.

Поставила на пол сумку, нырнула руками под юбку и стянула с себя трусики. Конечно, голубые.

– На, вот они.

И предъявила мне их на ладошке как доказательство своего безграничного бесстрашия к любым немыслимым испытаниям.

– Ладно, пойдем, – многозначительно проговорил я. И коснулся ее талии, подталкивая идти вперед – на лестницу.

Я следовал за ней по ступеням, глядя на скрывающуюся под юбкой хорошенькую попку, которая уже была благополучно и предусмотрительно обнажена. Отчего аура вокруг нее сияла ярче.

Мы вошли в спальню.

– Ой, какие здесь огромные окна! – явно повеселев, воскликнула Мальвина. – Обожаю такие. Отсюда сейчас будет виден восход. Можно я открою жалюзи?

И, не дожидаясь моего ответа, она удалила всю занавешенность со стены, распахнув великолепный обзор на город до самого горизонта, порозовевшего от всплывающего из недр земли солнца.

– Я очень люблю восход. И закат люблю. Это так красиво. А тебе нравится рассвет? – тараторила она без тени настроения, которым была отравлена на первом этаже несколько минут назад. И плавными, но быстрыми движениями смахивала с себя одежду: рубашку, лифчик, юбку.

Дорогая, ты сильно торопишься.

Голенькая и миленькая она стала у кровати.

Мой похотливый взгляд невольно скользнул от ее плеч к бедрам. На лобке выкрашивать в необычный цвет было нечего.

– Я думал, что у тебя будут голубые соски, – иронично заметил я.

Но они были розовые. Обыкновенные, человеческие, розовые соски, венчающие небольшие, но красивые остренькие сисечки. Нет, я не разочарован – я возбужден.

Я шагнул к комоду.

Мальвина, опустив голову, бросила взгляд на свое тело.

– Тебе нравится моя грудь? – пропищала она. – Знаю, маленькая. Что выросло, то выросло. Может, мне их увеличить? – она сдавила сиськи ладонями друг к другу. – Чтоб как у Лизы были дыни, а?

Она подняла глаза.

…И увидела, что я стою перед ней и держу в руках ножницы.

Даже сквозь алкогольное опьянение и бурлящую эйфорию в ее голубых глазах возгорелась тревога. Вот-вот: пришла сама, добровольно, на своих длинных тощих ногах, в самое логово маньяка-психопата, где он ее и сцапал. Дуреха.

Я взялся за острие и протянул ножницы ей:

– Я хочу, чтобы ты подарила мне прядь своих волос.

Несколько мгновений распознавания моей речи через внезапно возникший приступ страха, приглушенный приличной порцией виски, – и приятное настроение вернулось в ее волшебные светлые очи.

Она, не говоря ни слова, взяла у меня ножницы, не косясь вверх, на ощупь, оттянула тоненький локон своих волос и резким щелчком отсекла его.

– На, вот они, – она беззаветно протянула мне прядь блестящих голубых струек.

Я забрал у нее свой трофей. И ножницы. И перенес всё на комод.

– Ну ладно, – снова снизошел я до ее простых желаний, – полезай в постель.

Я стал раздеваться.

А Мальвина улеглась на спину поперек моей широкой кровати – головой к окнам.

Она хороша. Бесспорно, она сказочно хороша.

Что я могу сделать для нее? Для этой заблудшей синеволосой девочки, кроме того, что я уже ей пообещал? Не замуж же ее брать, лишь бы она не ревела. Она хочет богатой, гламурной жизни. Хочет роскоши и тусовок. А не просто есть хлеб с колбасой. Она так и сказала, что ей нужна такая же «настоящая» жизнь, как у ее более успешных подруг. Ей тоже хочется получать все дорогостоящие радости, расплачиваясь только своей дыркой. Ох, простите еще раз, ангелы, я не могу сейчас отказать себе в удовольствии заполнить ее собой. Именно так я и поступлю. Бесповоротно.

Но завтра я сделаю еще кое-что, кроме аренды для нее квартиры и вручения банковской карты с приличной суммой. Пусть это будет оскорбительно. Пусть это будет цинично. Пусть это будет вульгарно, пошло и бессовестно. Но я сделаю это. Возможно, именно это ей и нужно. Не судите, ангелы, строго. Я дам ей координаты «Романтиза».

Я подошел к поигрывающим друг с другом ступням Мальвины, аккуратно раскинул их по разные стороны и залез на ее аппетитное тело.

Прелюдия будет – но недолго.

– Ах! – выдохнула она, обозначив начало сладострастного ритуала.

Голубые волосы расползались по постели, голубые губы кромсали мои, голубые ногти впивались в мою спину.

Я всё глубже погружался в ее цветную ауру, в ее волшебное болото.

Вдруг она потянулась глазами кверху и свесила голову с кровати, вглядываясь в перевернутый пейзаж за стеклами. Моих стараний это не остановило, но я тоже поднял глаза.

В окно вспышкой влетел первый луч солнца.

Оно медленно всплывало из-за горизонта, освещая меня и стонущую подо мной женщину с синими волосами на верхнем этаже каменной высотки.

Солнце величаво восходило, ознаменовывая наступление первого дня остатка моей жизни.