На улице была холодина, беспрестанно лил дождь, и мы задумались, так ли прекрасна в этом году Болдинская осень? И вообще, на мой взгляд, в Болдино надо ехать тогда, когда Пушкин стал для тебя частью жизни.

Из гимназии пришла Ксения. Им тоже сообщили о поездке.

– Едем с классом на экскурсию, – сказала она, – в какое-то Балдинино.

Но самым удивительным оказалась стоимость поездки. Был бы жив Пушкин, он бы постеснялся столько брать. Мы прикинули: за такие деньги запросто можно отдохнуть на море. Это явилось последним аргументом, и дочь у нас осталась дома.

Но некоторые поехали. Когда они вернулись, мы спросили Ксению об их впечатлениях.

– Деревня, – сказала она, – им не очень понравилась, зато в поезде и кафешке – класс!

А по приезду чуть не половина группы во главе с учительницей слегли с простудой.

Но дело, видимо, в том, что на учителей села какая-то туристическая фирма. Она быстро поняла, что требуется в гуманитарной гимназии, и к каждому предлагаемому туру теперь приписывает «пушкинские места». Так в ближайших планах поездка по пушкинским местам в Санкт-Петербург, затем по Золотому Кольцу (неужели Пушкин там везде бывал?), а летом на Кипр, я так понимаю, тоже вслед за Пушкиным.

Написал письмо в сентябре, но не отправил, закрутился с работой, а сейчас на дворе уже поздний ноябрь, лежит снег. Когда он выпал, я понял, Гена, что перестал радоваться первому снегу. Во-первых, это случилось в начале октября, а последний – был ещё в июне: за четыре месяца мы как-то не успели по снегу соскучиться. Во-вторых, мне пришлось отчищать машину руками, потому что автомобильная щётка осталась дома. А в-третьих, в этот день, аккурат на начало нашего дежурства, кто-то нагадил на лестничной площадке. Впрочем, на площадке гадят и на первый снег, и на последний, и к майскому грому, и в Юрьев день, а мы никак не можем договориться с соседями насчёт уборщицы: они не хотят лишних расходов.

От вас ничего не слышно, надеюсь, что всё хорошо.

И так то да, остаюсь искренне ваш

Эдуард Сребницкий.

Глава 4

Здравствуйте, Гена, здравствуйте, Таня, здравствуйте все Григорьевы!

Очень рад, что вы нашлись и живы-здоровы, что у вас появился адрес, хоть бы и электронный. Поэтому сел за письмо. Писать буду по принципу малых народов Севера: что вижу, то и пою. А что видят малые народы Севера? Зиму. Вот и я буду петь про зиму. Ох, и длинны же у нас зимы! Это я ещё не пою, это я просто констатирую: ох, и длинны же у нас зимы! Что особенно чувствуется в середине февраля. А началась нынешняя зима, как я вам уже писал, в октябре.

Это время ознаменовалось у меня началом борьбы за открытие нового отдела. Недалеко от нашего офиса прямо на глазах вырастал красавец торговый центр, и мне нужно было позарез туда попасть. Хорошее место сейчас – вопрос жизни и смерти для розничной торговли. Народ стал привередлив, куда попало не идёт, а конкуренты сильны и агрессивны, давят ценами и шикарными магазинами: короче, каждое стоящее место на вес золота.

Ежедневно проходя мимо строящегося центра, я прикидывал, как бы мне заиметь там несколько заветных метров, и когда наконец начались отделочные работы, а Оля в очередной, сотый раз прозудела, что пора действовать, я понял, действовать, в самом деле, пора!

Выяснилось, что заказчиком нового центра выступает некое торговое предприятие «Плодоовощ». А поскольку одновременное упоминание торговли, плодов и овощей вызывает в голове совершенно определённые национальные ассоциации, а по прикидкам строительство здания вылетало в немалую сумму, я подозревал, что за данной неброской вывеской стоит сплочённая группа азербайджанских товарищей.

Но знакомый азербайджанский бизнесмен заверил, что его товарищи к строительству центра отношения не имеют. А имеет отношение, как мне удалось выяснить, некая бывшая овощебаза в одном из пригородных совхозов. «Ни фига овощебазы деньгами ворочают!» – с уважением подумал я и начал осторожно подбираться к руководителю этого загадочного золотоносного предприятия.

Оказалось, фирмой «Плодоовощ» командует женщина. «Ни фига женщины ворочают овощебазами, которые ворочают такими деньгами!» – с ещё большим уважением подумал я, а в глубине души порадовался, так как знал, что путь к сердцу женщины посредством моей косметической продукции ищется гораздо быстрее. Через какое-то время я добыл телефон этой дамы, позвонил ей, представился, насколько это возможно, приятно, и договорился о встрече.

Встреча была назначена в их деревенском офисе. Отправляясь туда, я не только надел почищенный отутюженный костюм, но и вымыл с шампунем машину, дабы её блеском произвести хорошее впечатление на избалованную роскошью миллионершу. На половине пути я понял, что сделать этого мне не удастся. Дорога к офису была такая, что я молился уже не о сохранении блеска своего автомобиля, а лишь о его сохранности: ежесекундно приходилось объезжать ямы, торчащие ребром плиты и вылезающую из бетонного полотна арматуру. А перемешанная со снегом грязь тут же облепила мою машину до самой крыши. Не иначе миллионерша ездила в офис и обратно на танке, или, что более вероятно, на тракторе.

Из приёмной, несмотря на назначенное мне время, я долго не мог попасть в кабинет: туда постоянно входили люди, о чём-то спрашивали, носили на подпись какие-то бумаги и получали указания. Похоже, это была одна из тех приёмных, где нельзя просто сидеть и ждать своей очереди, иначе существует вероятность вообще никогда не пройти дальше. Я встал, решительно всех отодвинул и, войдя в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь. Тактика сработала – никто не произнёс ни слова.

Хозяйкой кабинета оказалась полная женщина с крупными чертами лица, которая, спросив: «По какому вопросу?», показала мне на стул и при этом, беседуя по телефону, одновременно подписывала лежащие перед ней документы. Я понял, что попал к человеку дела.

Звали её, как мне удалось выяснить заранее, Таисия Петровна Плаксина. В тот момент, когда я вошёл, секретарша за стеной как раз диктовала кому-то по телефону фамилию:

– Плак-си-на! Плаксина. От слова плакать.

– Что ты такое говоришь, Валя! – крикнула ей Плаксина (она, оказывается, слушала ещё и секретаршу: ну, чисто Юлий Цезарь). – Я сроду не плакала!

И этому можно было верить. Она была решительна и деловита, она вникала в сотню вопросов сразу, и я бы назвал её бизнес-леди, если бы всё вокруг, в том числе и она сама, чем-то не напоминали мне всё-таки овощную базу. Хотя, кто знает, может быть цезари в следующей жизни становятся директорами овощных баз?

Я начал рассказывать ей о нашей фирме и нашей продукции, говорил об исследованиях российских учёных и созданных ими интереснейших косметических препаратах, поведал о биологически активных добавках и уникальных средствах для оздоровления организма, подчеркнул, что наши покупатели – наиболее культурная и образованная часть общества, к коей я, безусловно, отношу и свою очаровательную собеседницу.

– Хорошо, – кивнула она, – пока ничего обещать не могу, но я вас записала.

Для первого визита можно было считать свою задачу выполненной. Я дождался, пока она меня действительно записала, галантно попрощался и отбыл.

Спустя некоторое время я приехал вновь, как бы с уточняющим вопросом, потом приехал с тем, чтобы показать образцы товаров и оставил их в качестве презента, потом заглянул опять. И таким образом добился того, что Плаксина начала меня узнавать.

– А-а, – сказала она в очередной визит, – Вячеслав, заходи.

– Эдуард.

Я зашёл.

– Садись, где-то ты у меня записан. Ага, вот: «дешёвая косметика».

– Что?! – Так меня ещё не обзывали. – «Дешёвая косметика»?!

– А в чём дело? Тут была одна, записалась «элитная парфюмерия», а у вас, я так поняла, дешёвая косметика.

– Вы так поняли? Очень жаль… Но с другой стороны, – мне нужно было замять неуместный всплеск эмоций, – в некотором роде вы правы. Наша продукция, возможно, не такая дорогая, как известные французские марки. И всё же точнее было бы написать: «натуральная и лечебная косметика». Впрочем, как вам удобнее. Я, собственно, только заехал узнать, могу ли рассчитывать на место в вашем центре?

– Думаю – да. Но мы ещё позвоним.

Это была почти победа! Пусть с уязвлённым самолюбием, но победа, почти. Мои корыстные расчёты оправдались, усилия не пропали зря. А для достижения цели часто приходится чем-то поступаться. Главное, чтоб они позвонили. Я теперь ждал. И они позвонили.

– Это дешёвая косметика? – спросили с того конца провода.

– …Нет, – ледяным тоном ответил я. – Лечебная косметика.

– Извините, мы ошиблись.

– Нет, нет, не ошиблись! – закричал я. – Дешёвая косметика, дешёвая! Я – дешёвая косметика!

– А что ж вы тогда говорите?

– Я пошутил, пошутил.

– Это фирма «Плодоовощ». Мы хотели пригласить вас на подписание договора.

– На подписание договора?! Это хорошо! Просто замечательно!

– Но это точно вы?

– Конечно я! Кто же ещё? Я самая дешёвая косметика!

– Так вы приедете?

– Лечу!

С Плаксиной мы встретились, как старые друзья.

– Садись, Вячеслав, – пригласила она радушно, – читай договор. Возникнут вопросы – задавай.

Вопросы у меня возникли.

– Таисия Петровна, а что же арендная плата такая высокая?

– А как ты хотел? Центр новый, нам окупать его надо.

– Ну да, ну да, вам окупать его надо… И я смотрю, ещё отдельно коридоры оплачивать придётся?

– А как ты хотел? Куда ж коридоры девать?

– Это да, это да, коридоры девать некуда… И аренду надо внести сразу за три месяца?

– За три.

– А когда центр откроется неизвестно?

– Почему неизвестно? Через пару недель откроем.

– Через пару недель?! Так нам срочно нужно заказывать оборудование!

– Конечно, заказывайте… А тебе, вроде, что-то не нравится? У меня, ведь, смотри, желающих очередь.

– Нет-нет, что вы, всё нравится. Только скажите, Таисия Петровна, здесь кто-то ещё косметикой будет торговать?

– Вот тут я тебя, Вячеслав, могу обрадовать: с косметикой больше не будет никого, только ты, обещаю.

– Это хорошо. А то в одном универмаге вдруг появились рядом конкуренты, некая фирма «Фавор», и цены стали сбивать: не торговля, а сплошное мучение.

– Не беспокойся, никаких «Фафоров» (она так сказала, с двумя буквами «ф») здесь не будет. Так ты подписываешь или нет?

– Подписываю.

– Учти, все деньги на этой неделе надо внести.

– На этой неделе?!

– А как ты хотел? У меня, ведь, смотри, желающих очередь.

– Хорошо, что-нибудь придумаю.

Я подписал договор, поставил печать. А дома всё считал, всё прикидывал: сумма получалась немаленькая, а вдруг покупатели в новый универмаг не пойдут и затраты не окупятся?

К концу недели я набрал номер Плаксиной.

– Таисия Петровна, это Эдуард. Решил позвонить, сомненьями поделиться: сегодня, если в универмаге менее сорока торговых мест, люди идут туда с неохотой.

– Что ты… э-э-э, – она запнулась, вспоминая, какое имя я только что назвал, – …Никифор. Что ты! У нас в центре восемьдесят одно торговое место.

– Восемьдесят одно?!

– Восемьдесят одно.

– Это нормально, тогда даю команду платить.

– А ты ещё не заплатил, что ли? У меня, ведь, смотри…

– Всё, всё, плачу. А что слышно, когда центр откроется?

– Через пару недель.

– Вы, вроде, неделю назад говорили, что через пару недель.

– Ну, ты же знаешь, то да сё. Через две недели сдадим.

Через две недели, конечно, никто ничего не сдал, а ещё через две недели Плаксина пригласила нас к себе. Настроение у неё было приподнятое.

– Я только что из городской администрации, – объявила она, – там наш универмаг очень понравился. Главный архитектор сказал, что лично даст указание, какое оборудование вам ставить и как.

– Он что специфику нашего товара знает? – возмутился я. – Знает особенности выкладки? У меня уже своё оборудование в работе!

– Ну, Вячеслав, не лезь в бутылку, – нахмурилась она, – люди ведь со всей душой. Сейчас вам дизайнэр (она так произнесла – «дизайнэр») расскажет требования главного архитектора, и через пару недель будете въезжать.

Я уже сталкивался с главным архитектором нашего города, даже дважды. Первый раз мы хотели повесить на фасад здания щит со своей рекламой.

– Щит должен быть того же цвета, что и фасад, – сказал нам главный архитектор, – и того же цвета, что реклама рядом.

Мы пригляделись и, действительно, обнаружили поблизости два баннера того же цвета, что и фасад здания. Все попытки донести до сознания главного архитектора мысль о непременном отличии наружной рекламы от окружающего пространства привели к тому, что установить щит нам вообще запретили.

Другой раз ему принесли на подпись вывеску нашего небольшого магазина.

– Неплохо, – одобрил он, – только всё должно быть крупнее! И знаете что: на фотографии я вижу два больших окна рядом, над ними тоже сделайте вывески!

Я стал объяснять, что соседние окна не наши, что множество световых коробов ни к чему, да и слишком дорого для маленького магазина.

– Хорошо, – сказал он, – над окнами убираем. И знаете… центральную тоже переделайте, чтоб не отличалась от фасада!

Поэтому, имея скромный, но показательный опыт творческого общения с главным архитектором, я подавленно ждал очереди к «дизайнэру», чтобы посредством него узнать определённую мне главным городским эстетом судьбу.

Судьба эта, как и следовало ожидать, представлялась безрадостной. Архитектор видел в торговом зале мало торгового оборудования, но много света и воздуха. За мой, разумеется, счёт. По полной, разумеется, ставке. И я бы не согласился с теми, кто выказывал недовольство проектом. Что-то в нём было по-настоящему творческое. Какая-то, понимаешь, печаль о несбывшемся и одновременно, понимаешь, радость от свершённого. Так архитектор видел мир.

Когда Ксюша была маленькой, она рисовала на бумаге человечков. Вот ручки, вот ножки, вот тело, вот голова. Но голова размещалась сразу на туловище.

– Ксюшенька, а где же шея? – спросила Оля.

Ксюша подумала и рядом с человечком нарисовала палочку:

– Вот она.

Подумав ещё, Ксюша нарисовала в стороне и кружочки.

– Ксюшенька, а это что такое?

– Это его коленки.

Марк Шагал бы обзавидовался.

Главный архитектор тоже видел окружающую действительность по-своему. Другое дело, что не все смогли его творчество оценить. Включая и меня.

– Что же это такое, товарищи? – возмутился я. – Платить за полные метры, а использовать только половину?! Как в таких условиях аренду окупать?

– О! Вячеслав! – окликнула меня Плаксина. – Хорошо что ты заговорил, а то я бы забыла. – Она взяла меня интимно за локоть и отвела в сторону. – Слушай, – она перешла на доверительный полушёпот, – сейчас после совещания в администрации подошёл ко мне заместитель мэра, говорит, надо бы разместить у вас одну фирму. Я, сам понимаешь, отказать не могу. Называется фирма – «Фафор». Ты что-то, вроде, про неё говорил: конкуренты, и всё такое. Но я думаю, ничего, подружитесь.

– Конечно, подружимся, – стены вокруг меня поплыли. – А скажите, Таисия Петровна, – я вдруг захотел выяснить все мучившие меня вопросы разом, – что-то мало на собрании присутствовало арендаторов, у нас в универмаге точно будет восемьдесят одно торговое место?

– Сколько?! – удивилась она.

– Восемьдесят одно.

– От кого ты такое услышал?

– От вас.

– От меня?! Когда?

– Я звонил вам по телефону шестого ноября, после обеда.

– Шестого, после обеда? – она покатилась со смеху. – Ну ты даёшь, Вячеслав. Мы уже вовсю праздновали Октябрьскую революцию! Ты бы ещё в День работника сельского хозяйства позвонил, честное слово.

По всему было видно, что я доставил ей несколько радостных минут.

– У нас будет где-то мест двадцать четыре-двадцать пять. Остальное – другие помещения.

– Караул, – одними губами произнёс я.

– Что?

– Таисия Петровна, как мне забрать свои деньги?

– Какие деньги?

– За аренду, за три месяца.

– А что такое, вставать не хочешь?

– Не хочу.

– У меня ведь, смотри, желающих очередь.

– Пусть, а я не хочу.

Похоже, мои слова она восприняла как оскорбление. Края её губ сверху переползли вниз, щёки опустились следом, глаза приобрели холодный блеск. Но мне было всё равно.

– Пиши бумагу о расторжении, в тот же день вернём, – она отвернулась и зашагала прочь.

А я тут же сел писать бумагу о расторжении договора.

Конечно, я не получил денег ни в тот день, ни в следующий. Разумеется, я не получил их ни через неделю, ни через месяц. Я названивал бухгалтеру и ругался, а та в свою очередь ругалась на меня.

– Верните мне мои деньги! – требовал я.

– Ваших денег уже давно нет!

– Верните мне другие!

– Как я вам верну другие, если они не ваши?!

– А где мои?

– Ваших уже давно нет!

Но наконец деньги мне вернули, признаться, даже раньше, чем я ожидал. Можно даже сказать, в разумный срок. Чего никак нельзя сказать о сдаче нового торгового центра. Проходили дни, недели, месяцы, а он так ещё и не был построен.

Но всему на свете наступает свой срок, наступил срок сдачи и этого центра. Мы с Олей недавно заглянули туда из интереса. Половину всех торговых площадей, которые с таким воодушевлением проектировал главный архитектор, занимала фирма «Фавор». Презрев его проекты, она разместила оборудование в удобных для себя местах, а окна, призванные залить торговые залы светом, кощунственно уставила средствами для мытья унитазов.

Покупательская активность в торговом центре, как и ожидалось, низка, последнее время арендаторы один за другим оттуда уходят. А я, ежедневно проезжая мимо, грущу о безвозвратно потерянных здесь месяцах моей работы. Поговаривают также о закрытии другого магазина, на раскачку отдела в котором мы потратили более двух лет. И в связи с этим я задаюсь грустным вопросом: на что уходят мои – кому как, а для меня золотые – годы?

И если уж о грусти и о зиме, то расскажу вам случай, прочитанный мной намедни в одной местной газете. Если бы я писал очерки о провинциальной интеллигенции, то, безусловно, включил бы в них данную историю. Но поскольку пишу письмо, то включу данную историю в письмо.

А в ней помимо провинциальной интеллигенции фигурируют животные. Совсем недавно я смотрел по телевизору передачу: в Соединённых Штатах добровольцы спасают морских львов, которых иногда выбрасывает на берег. Морские львы, оказывается, сильные и опасные животные, и для того, чтобы поместить их в специальный контейнер, а потом перевезти в лечебницу, добровольцам приходится очень рисковать. Но что делать, животных надо спасать, без помощи человека они погибнут!

(Позже я прочитал про подвижников и у нас в Сбокове. Один из них, например, собирая с миру по нитке, организовал первый в области собачий приют, где сам бесплатно лечит животных).

Но не только в Соединённых Штатах (и Сбокове) животные нуждаются в помощи. Вот, например, в городе Свободском Сбоковской области пришёл зимой на дачу местный художник Лыжин (как сказано в газете: «широко известный в Свободском художник Лыжин») и увидел у себя на участке двух лежащих рысей!

Лыжин рассказал газете: «…Та, что побольше, свернулась полукольцом, а поменьше лежала поперёк неё, видимо, грея теплом своего тела. Они были обессилены. Снег нынче высокий, вот они и перешли через реку, выйдя к людям в поисках пищи».

Подивился «широко известный в Свободском художник Лыжин» и, придя домой, поведал об увиденном жене, которая, к слову, работает заведующей Свободским музейно-выставочным комплексом. Выслушала заведующая Свободским музейно-выставочным комплексом своего мужа, широко известного в Свободском художника, тоже подивилась, а и усомнилась.

– Может, – спросила, – это не рыси, а собаки?

– Нет, – ответил художник Лыжин, – не собаки это, а рыси.

И на утро отправился вновь на дачу. Видит: лежат его рыси на прежнем месте. Что делать прикажете? Рассудил широко известный в Свободском художник идти за помощниками. И правильно рассудил, именно так должно поступать в подобных случаях. И направился он прямиком в милицию.

Здесь наш рассказ исключительно про интеллигентных людей заканчивается, ибо, как известно, милиционеры никаким боком к этой сомнительной прослойке не относятся, более того, по знаку ей противоположны, на подобные сравнения могут обидеться и даже запросто съездить обидчику резиновой палкой промеж лопаток. Но само повествование продолжается, потому что приняли в милиции художника хорошо, выслушали внимательно и пособить в этом необычном деле согласились.

Пришли милиционеры с хозяином на дачу, видят: так и есть, лежат рыси! Не соврал заявитель! Попробовали хищниц согнать, а одна из них уже не шевелится: замёрзла, значит, за ночь. Но ведь есть ещё и вторая, та что первую теплом своим грела. Ей-то как пособить? Проблема! Посоветовались помощники с художником, да и расстреляли её на фиг из автомата: нет рыси – нет проблемы. А то нужно ловить, куда-то везти, да и вообще, рядом детская площадка.

– Оставить их вам? – спросили художника помощники.

– Нет-нет, – замахал руками художник. – У меня натура чувствительная, я буду переживать.

– А мы не будем, – сказали помощники и увезли трофеи с собой.

Приехав в отделение, они рысей чуток на улице подморозили, порубили на куски и скормили собакам: не пропадать же добру.

А широко известный в Свободском художник Лыжин рассказал об этом занимательном происшествии журналисту областной газеты, а та в свою очередь (надо же – рыси на садовом участке!) – читателям. И, согласитесь, происшествие в самом деле занимательное.

Что-то расхотелось мне пока петь про зиму, продолжу в следующем письме.

Всего вам доброго.

Э. Сребницкий.