Читать книгу: «Повесть о Сером Лисе: семейные ценности», страница 4

Глава 9.

Чуть позже, той же ночью, когда они, утомленные ласками, лежали в объятиях друг друга, Бьерн снова заговорил:

– Эсперанса, вы можете рассказать мне, как стали Серым Лисом?

– Боюсь, история получится долгой и довольно грустной, – вздохнула она, устраиваясь поудобнее у него под боком.

– Я не против долгих историй, – тут же откликнулся инквизитор, – мне хочется побольше о вас знать.

– Тогда извольте, – начала она рассказ спокойным голосом. – Как я и говорила, все началось с моего брата Диего. Мне было шестнадцать, а ему двадцать один год, когда он вернулся из метрополии после обучения в университете. И он очень изменился за время учебы. Знаете, многие замшелые консерваторы сетуют, что образование портит молодежь, забивая им головы вредными идеями? Вспоминая моего брата, не могу не признать, что некоторая правда в их словах есть.

Бьерн только хмыкнул в ответ, вспоминая университетские проделки своих приятелей. А Эсперанса все также спокойно продолжала:

– Вернувшись домой, мой брат больше не верил в беззаботность нашей жизни. Он отчетливо видел, что наше богатство и процветание куплено ценой эксплуатации наших крестьян, украдено у бесправных аборигенов, загнанных в резервации, а порой, и выковано трудом рабов. Даже на нашей собственной земле, где наш отец был заботливым и рачительным хозяином, люди умирали от голода, пока я перебирала десятки бальных платьев. И каждое стоило больше, чем крестьянская семья могла заработать за год изнурительного труда. Да и все галантные доны, ухаживающие за мной на балах, были не лучше. А их представления о чести нередко приводили к кровавым последствиям. Диего щедро делился со мной своим видением мира и этой несправедливости. А еще своим планом. В университете он неплохо овладел фехтованием, чем не спешил хвастаться дома. Напротив, в обществе он изображал скучающего всезнайку, вынужденного сопровождать сестру в свет. А сам решил в образе Серого Лиса, народного мстителя из сказок аборигенов, тайно бороться с несправедливостью, которую видел.

– Юношеский максимализм? – Понимающе откликнулся Бьерн.

– Он самый, – согласилась Эсперанса, – поэтому закономерно, что однажды мой брат столкнулся с врагом, которого не смог одолеть, Доном Рамоном Пьетро. Он был страшным, беспринципным человеком, готовым на все ради власти и богатства. Диего узнал о незаконных золотых приисках, которые тот обрабатывал силами множества похищенных по всей провинции людей. Но дон Рамон не даром был самым безжалостным дельцом Пуэбло Нуэсто. Он сумел раскрыть инкогнито моего брата. С этого момента разоблачение одного означало разоблачение другого. Тогда брат и вызвал его на дуэль.

Вновь, как и при первом ее рассказе о тех событиях, инквизитор почувствовал, что от этих воспоминаний она сжалась в комок. Он тут же крепче обнял ее, утешая и согревая.

– И тогда вы сбежали? – Бьерн ласково убрал прядь волос, упавшую ей на лицо.

– Да, – холодным бесцветным голосом откликнулась певица, – я была посвящена в слишком многие секреты Диего. Мне помогла его возлюбленная, Роза. Она была простой циркачкой, и я присоединилась к их труппе. Меня не нашли. Честно говоря, – женщина рассеянно скользила рукой по груди Бьерна, но ее взгляд был устремлен в прошлое, – я плохо помню тот период своей жизни. Для меня все это было скрыто, как туманом, скорбью о брате. Вскоре наша труппа прибыла в Мария-де-ла-Плата, столицу Колоний. И один из театральных патронов предложил нам на зиму свой театр. Для артистов такого уровня это неслыханная, невероятная удача. Но у этой удачи была своя цена. Патрон затребовал в качестве платы меня. Роза, которая могла заступиться за меня, незадолго до этого умерла от лихорадки, а остальные не слишком долго думали и согласились.

Теперь уже руки Бьерна сжались на ее плечах от плохо скрываемых эмоций.

– Сколько вам было лет? – глухо спросил он.

– Семнадцать.

Она грустно улыбнулась, прежде чем возобновить свой рассказ:

– В известном смысле мне повезло. Мой первый любовник хотя и увлекался растлением невинных, но хотя бы, в отличие от многих ему подобных не любил калечить свои игрушки. Он предпочитал более утонченные моральные издевательства. Но знаете, оказалось, женское тело может ко многому приспособится, – еще одна странная, почти обреченная улыбка, – к тому же, за эти месяцы расцвел мой артистический талант. Страх – хороший учитель, и я быстро научилась показывать панику, покорность, ужас и другие эмоции там, где уже их не чувствовала, чтобы оградить себя от его новых фантазий.

Бьерн с каменным лицом слушал ее рассказ, пытаясь угадать, должен ли он обнять ее, чтобы прогнать эти воспоминания, или не прикасаться, чтобы не разбудить воспоминаний еще более страшных. Но Эсперанса продолжила говорить, словно ей после многих лет сдержанности и молчания необходимо было выпустить свою историю на волю.

– В общей сложности я провела у него четырнадцать месяцев, в течение которых во мне пробудилась магия. Я слышала, это случается от сильных потрясений.

– Да, – бесцветным голосом подтвердил инквизитор, – мы не знаем доподлинно, почему так происходит, но часто магические способности пробуждаются у молодых людей под воздействием эмоций. Некоторые даже считают, что характер эмоций влияет на вид открывающихся способностей.

Он постарался сосредоточиться на подробностях церковного учения о магии, чтобы не думать о том, чего Эсперансе стоили те четырнадцать месяцев.

– Не знаю, как для других, но для меня действительно похоже на то. Я страдала от боли и мечтала исчезнуть. В каком-то смысле так и получилось. Мне сразу же пришлось научиться прятать еще и магию, ведь он, не задумываясь, убил бы меня, если бы узнал о ней.

На этот раз Бьерн не смог сдержаться. Он обнял Эсперансу, словно бы закрывая своим телом и пытаясь совладать с чувствами, охватившими его. Гнев на неведомого злодея. Страх за нее. Сострадание. И чувство вины.

Инквизитор поймал себя на мысли, что эта история мучительно похожа на сотни других, которые ему приходилось выслушивать по долгу службы. Если скрывающегося мага удалось задержать живым, перед казнью его обязательно допрашивали. И во всех этих историях повторялось одно и то же: жизненные неурядицы, часто какая-то трагедия, сильные страшные эмоции, пробуждение магии и бесконечные изнуряющие игры в прятки с инквизицией и всем миром. А заканчивалось все всегда одинаково: взрывом или костром. И хуже всего было осознание, что Эсперанса была права в своих страхах. Если бы к нему самому пришел человек, пусть даже отпетый негодяй, и донес на незарегистрированного мага, он бы не сомневался, как должен поступить. И сколько среди молоденьких магичек, пойманных им за годы службы, было таких же жертв чужой жестокости? Не была ли одной из них убитая сегодня девушка? Он не хотел об этом думать и не мог не думать.

После сражения с вампиром, после разговора с Тифусом о чудовищах, после того как инквизитор решился не арестовывать Эсперансу, его привычная картина мира дала трещину. Он все еще понимал опасность магии и магического безумия как для самих магов, так и для других людей. Но он больше не мог признавать справедливым порядок вещей, при котором они подлежали отлову и безоговорочному уничтожению. И дело было не только в его растущей привязанности к женщине, оказавшейся магом. Он прекрасно понимал, что она стала лишь проводником идеи, через призму которой он увидел всю порочность системы, которой служил.

Эсперанса, угадав его состояние, осторожно потерлась щекой об его щеку:

– Не стоит думать об этом сейчас. Мир несправедлив и жесток, но знаете, чему меня научил Серый Лис? Мы всегда можем сделать что-нибудь, чтобы он стал лучше.

Ее мимолетная ласка, ее теплый искрящийся взгляд, само ее присутствие обладали для Бьерна удивительной силой, способной прогнать самые хмурые тучи. И, чуть погодя, он снова заговорил:

– И как в вашу жизнь вернулся Серый Лис?

– Порой мне кажется, что моя жизнь была доказательством того, что у судьбы очень странное чувство юмора, – продолжила она свой рассказ, – моим очередным везением стало то, что мой хозяин нашел себе новую игрушку. А меня просто вышвырнул на улицу. Я оказалась одна в городе, где никого не знала, без каких-либо средств к существованию. Но я наконец-то была свободна.

– И что вы сделали? Вам же не пришлось? – очередная догадка о ее дальнейшей судьбе обрушилась на инквизитора.

– Стать проституткой? Нет. Не скрою, умирая от голода на улицах города, я вплотную подошла к этой грани, но мне повезло. Мне встретился человек по имени Рамиро Алваро. Он тоже был циркачом. Но не таким, как люди в моей первой труппе, – она продолжала уже более спокойным голосом, – видите ли, девять из десяти, из тех, кто оказывается на дне, в мире бродячих актеров, превращаются в скотов, жаждущих денег, простых удовольствий и потакающих своим низменным порывам. Но один из десяти оказывается носителем совсем другого духа. Рамиро был из таких, истинный служитель искусства. Он накормил меня и дал работу. Просто потому, что считал необходимым заботиться о других. Сам он был акробатом-жонглером, делал номера с метанием ножей. Я стала его ассистенткой. И действительно, я смогла под его руководством и защитой встать на ноги, даже неплохо овладела его искусством. В моей жизни все же подул добрый ветер.

– И что было дальше? – рассказ снова захватил Бьерна.

– А потом, – голос Эсперансы снова предательски дрогнул, – в Мария-де-ла-Плата приехал дон Рамон. Убийца моего брата. Я увидела его на одном из наших представлений. К счастью, он не искал меня и не узнал. Да и в город его привели собственные дела. Но я поняла, что не смогу жить, если не отомщу за Диего. Тогда я и надела впервые маску Серого Лиса, чтобы он послужил орудием моей мести.

– Бедная моя девочка, – только и смог сказать инквизитор, сам не понаслышке зная, какой разрушительной может быть бушующая в душе жажда мести.

– Но и здесь меня спас Рамиро, – продолжала певица, – он отговорил меня от убийства, убедив, что это не вернет мне брата и только погубит мою собственную душу. Вместо этого он посоветовал найти другой способ отомстить. Скоро такой способ нашелся. Дон Рамон остался собой. Он, получив должность при дворе вице-короля, задумал ни много ни мало захватить власть в Южных Колониях и провозгласить себя их полновластным королем. В образе Лиса я смогла выкрасть доказательства его измены и подробности плана заговорщиков, а потом тайно передать их вице-королю. Реакция властей была незамедлительной. Дон Рамон и его соратники, лишившись всего, отправились на каторгу. А мой брат был отмщен еще и тем, что тайный золотой прииск, за счет которого финансировали восстание, передали под управление моему отцу.

– Не могу не восхититься вашей решимостью, – ответил ей Бьерн.

Эсперанса лишь смущенно улыбнулась в ответ:

– Я знаю, что Лис вам не слишком нравился, но в тот момент я поняла, что, надевая маску, смогу продолжить дело брата. Смогу подарить ему еще одну жизнь, понимаете?

– Да, теперь, кажется, понимаю, – кивнул ей мужчина, – и теперь еще больше ценю то, что вы сделали той ночью.

Даже в безопасности они оба избегали вспоминать события, приведшие к пожару в приюте.

– А что случилось с вашим наставником? Как вы стали петь?

– Ну, это уже совсем просто, – тут же отозвалась она, – хотя у меня неплохо получалось метать ножи, Рамон постоянно искал, как он говорил, “мой подлинный дар”. Таковым оказалось пение. Моя карьера резко пошла в гору и однажды мне предложили гастроли в Старый Свет. Тогда мы расстались с Рамоном, и вот я здесь. Уже в Ронгарде Лис, который регулярно продолжал появляться на улицах, спас от очередных неприятностей Умку. Я взяла ее под опеку. А потом мы попали на тот бал. Остальное вы знаете.

Некоторое время они лежали молча.

– Я не мог даже представить, – нарушил тишину Бьерн, – что вы пережили все это.

Она тихонько вздохнула, пригревшись у него на груди.

– Да, но я уже говорила вам, что я не так уж и беззащитна.

– Но теперь это мой долг, защитить вас от любых несчастий, моя драгоценная.

Он убаюкивал ее, шептал нежности и обещания. А Эсперанса неожиданно для самой себя тихонько расплакалась, освобождаясь от тех слез, что годами сдерживала внутри. Теперь ей не нужно справляться с проблемами в одиночку.

Глава 10.

После долгих ночных разговоров Эсперанса проснулась, на удивление, бодрой и полной решимости взять очередной барьер, который послала ей жизнь. В конце концов, кто такие хмурая экономка и надменный дворецкий для женщины, самостоятельно поднявшейся из низов, о существовании которых они даже не подозревают? И потому, проводив Бьерна на службу, певица обосновалась в будуаре, примыкающем к ее спальне, и вызвала к себе госпожу Денверс.

Она в своем уныло-строгом, почти траурном платье появилась на грани допустимого опоздания. Блеклые рыбьи глаза уставились на певицу со смесью презрения и недоумения.

– Вы желали меня видеть, мадам? – голос резанул слух, как наждачка.

– Да, проходите и присаживайтесь, – Эсперанса улыбнулась ей холодной светской улыбкой, указав на жесткий стул рядом с бюро, у которого расположилась сама. – Как вы знаете, сеньор Лефрид поручил мне взять на себя ведение дома, и я хотела бы получить ваш развернутый отчет по хозяйству.

Вся мизансцена была заранее подготовлена для того, чтобы с ходу поставить экономку на место. Но она была женщиной не робкого десятка, и спокойно опустилась на самый краешек жесткого стула. Ее прямая спина могла соперничать с рукояткой метлы.

– Вот как? – прозвучал ее короткий ответ, – ну, что ж, ваше право.

Сказано было так, чтобы подчеркнуть всю сомнительность этого самого права. Взгляды женщин схлестнулись.

– Может быть, чаю? – все также равнодушно улыбаясь, продолжила певица, – правда, боюсь, его принесли уже изрядно холодным.

– Благодарю, не стоит, – госпожа Денверс настороженно изучала Эту Женщину, как метко окрестил ее дворецкий, пытаясь понять, что скрывается за фасадом дорогостоящей куклы.

Эсперанса подвинула к себе чашку чая, сделала глоток и вопросительно взглянула на экономку.

– Так у кого вы, подскажите, покупаете чай? Это ведь дарджилинг? Мне кажется, многовато пыли в листе.

– В бакалее Смиттерса, он наш надежный поставщик вот уже много лет, – госпожа Денверс позлорадствовала про себя недовольству Эсперансы из-за плохого чая, который ей специально заваривали из самых старых запасов, но следующие слова заставили ее напрячься.

– Я бы советовала вам покупать чай в галантерее на Хлебном проезде, у них гораздо лучшее качество листа и более приемлемые цены. И раз уж речь зашла об этом, я бы хотела ознакомиться с бухгалтерскими книгами, для начала за последний год, – продолжала Эсперанса, довольно сощурившись от того, что ее собеседница несколько занервничала.

– Как вам будет угодно, мадам.

Теперь стоило чуть притупить ее внимание.

– Теперь о доме. Я нахожу интерьеры чрезвычайно мрачными. Заброшенными. Но, чтобы не затевать сразу дорогостоящих перепланировок, предлагаю добавить живых цветов. В конце концов, вокруг нас изумительный сад, а в доме полным-полно пустующих ваз.

– Могу я предложить незабудки и садовые розы? Ранний розовый сорт как раз расцвел, – скривив губы, все же предложила экономка.

– Нет, нарциссы и тюльпаны. Преимущественно красные и оранжевые будут гораздо более уместны и лучше сочетаются с остальной отделкой, – решительно возразила Эсперанса, четко обозначая свою позицию, – Хозяйские спальни и комната сеньориты Снипкин, семейная гостиная, мой будуар, кабинет сеньора Лефрида, холл, парадная гостиная и столовая – это, в первую очередь, остальные комнаты по мере необходимости. И передайте садовнику, что я хотела бы обсудить с ним перепланировку некоторых клумб перед началом сезона летнего цветения.

– Как скажете, – вынуждена была признать поражение в этом раунде госпожа Денверс.

Но ничего, цветы – это мелочи. Тем более, букеты еще нужно было уметь составлять. Вряд ли Эта Женщина обладает нужными знаниями. Ну, а если она поручит это дело ей, кто знает, что наделают эти глупышки-горничные. А у самой экономки слишком много по-настоящему важных дел, чтобы следить за такой ерундой.

– Теперь камины, – певица стремилась закрепить эффект от своих слов, – я, конечно, проверю ведомость по расходу угля, но я заметила, что весь день топят во второй спальне, а вечером – в библиотеке и музыкальном салоне. Зачем?

Поджатые губы экономки подсказали ответ прежде, чем он был произнесен.

– Так распорядилась госпожа Лефрид. Она любила, чтобы ее спальня была хорошо протоплена, а по вечерам проводила время именно в этих комнатах, считая их самыми удобными.

– Это лишнее. Распорядитесь топить в библиотеке в первой половине дня, это лучше для сохранности книг. В спальне также достаточно топить утром, и вечером – в гардеробной. Тем более, на улице уже становится довольно тепло. А вот музыкальную гостиную отапливать не нужно до специальных указаний. В отличие от будуара. И, кстати, в отсутствие гостей семья будет не только завтракать, но и обедать, и ужинать в семейной гостиной. С минимальным присутствием прислуги. Если же я дома одна, ланч прошу подавать сюда, так же, как и накрывать чай.

– Но верхние комнаты находятся слишком далеко от кухни, еда будет холодной, – попыталась отстоять привычный порядок вещей экономка. К тому же, война войной, но ей не хотелось обратить на себя гнев хозяина, который не вникал в ведение домашнего хозяйства, но, наверняка, заметит, если качество подаваемой ему еды пострадает.

– Нет, если вы начнете пользоваться кухонным лифтом. Я проверила, он исправно работает, – Эсперанса позволила себе легкую победную улыбку, понимая, что настояла на своем, – и последнее, я не хотела бы чрезмерно утомлять вас заботами о моих вещах, поэтому решила назначить камеристку. Она также будет помогать сеньорите Снипкин в случае необходимости. Будьте добры, пришлите ко мне имеющихся в доме служанок, я выберу, кто из них мне подойдет.

А вот это был серьезный удар. За бухгалтерские книги экономка не слишком волновалась. Вряд ли Эта Женщина сможет что-то в них понять. Другие распоряжения были мелочными придирками, в них можно было уступить. Но назначение камеристки было хитрым ходом. Хитрым и опасным. Камеристка, по сути, выходила из подчинения экономки и создавала среди прислуги еще один центр силы, приближенный к хозяйке. Как будто госпоже Денверс мало было постоянных стычек с кухаркой. Но теперь главное, чтобы Эта Женщина не пронюхала еще и про это, а то проблем не оберешься.

В итоге, недовольные друг другом, женщины расстались, скрывая вражду под вежливыми улыбками.

Позже госпожа Денверс была вынуждена все же пригласить в будуар обеих, имеющихся в наличии горничных, Джейн и Мэгги, и не забыла прихватить с собой помощницу кухарки Энн, не без умысла рассчитывая пропихнуть в камеристки именно ее. По всему это было прекрасной идеей. Помощница кухарки слишком глупа, чтобы оспаривать власть экономки, ее обучение надолго займет проклятую выскочку, и неизбежно будет стоить нескольких испорченных платьев, а то и волос. К тому же, это посеяло бы вражду между Этой Женщиной и кухаркой, которая пока только радовалась появлению в доме новых лиц, и не понимала, как все эти многочисленные скандальные нарушения приличий портили престиж дома.

Но надеждам госпожи Денверс не суждено было сбыться. Хотя, Эсперанса и провела всю первую половину дня за изучением бухгалтерских книг, в которых разбиралась гораздо лучше, чем могла надеяться экономка, она отнюдь не потеряла хватку, и когда кандидатки в камеристки предстали перед ее очами, устроила им строгий допрос и экзамен прежде, чем принять решение.

Девушки, настращенные дворецким и госпожой Денверс, которую привыкли боятся и уважать, не знали, куда деть себя от строгих вопросов Этой Женщины. Устройство хозяйства в доме, количество выходных за последние несколько лет, навыки и подробности выполнения ими домашних обязанностей. Даже скользкие вопросы о некоторых недавних происшествиях. Ее интересовало, казалось, все. Приехавшая из деревни всего в прошлом году Мэгги совсем запуталась в той дуэли, которая разворачивалась между Эсперансой и госпожой Денверс. Джейн же, более опытная в подобных делах и обладающая более решительным характером, быстро прикинула, что даже если господин Лефрид передумает и избавиться от этой дамочки, она явно всегда будет располагать средствами, чтобы сохранить личную горничную. А перспектива прислуживать даме, пусть даже она не была настоящей леди, привлекала служанку гораздо больше, чем более тяжелая работа по дому.

От певицы душевные порывы обеих представших перед ней горничных, как и испуганной и потерянной помощницы кухарки, не укрылись. И это была маленькая, но победа. Потому что теперь Эсперанса отлично знала, как ей следует поступить. Хотя, решение было принято довольно быстро, она заявила, что объявит его только завтра утром, а пока девушкам предстоял сложный вечер. Они провели его в сомнениях, находясь в служебных помещениях дома. И только для Энн она нашла ласковые слова, похвалив приготовленный накануне кекс и, дав понять, что не собирается отрывать ее от полюбившейся кухни.

Сражение было начато, и первый раунд остался за ней. Но все же, вечером, убирая в секретер бухгалтерские книги, Эсперанса не могла не признать, что достигнутый успех отнюдь не скрасил ее в целом тусклый день.