Каждый новый день – правда

Вити? Дёмина?

Точно! – обрадовался Алексей Алексеевич.

Ну, так, а были те, что старше тебя-то? – не унимался Дмитрий.

Была одна… – он задумался. – Маринка, точно! Я тогда чуть младше тебя был. Мне девятнадцать должно было исполниться через полгода, а Маринка меня на свой день рождение позвала.

И?

Ну, так Маринке тогда 19 уже и исполнялось, а мне только через полгода!

Подумаешь полгода, – рассмеялся Дмитрий.

Вот ты подумаешь, а я уже через два дня с ней расстался. Мне нужна была та, что младше меня, – заключил он.

Они докурили и потушили сигареты в куче пепла и бычков. Алексей Алексеевич поднял со стола несколько окурков и встал вместе с пепельницей, чтобы выбросить их в мусорное ведро.

А ты зачем вообще спрашиваешь? – спросил он, возвращаясь на своё место.

Не бери в голову, – отмахнулся Дмитрий. – Одногруппник встречается с девушкой, а она его лет на пять старше.

А… – Алексей Алексеевич посмотрел на сына. – Ну, если ему это нормально, то и пусть встречается. Каждому своё, – затем задумался, – Как там говорят? Любви все возрасты покорны.

Дмитрий Кошкин ещё на какое-то время задержался у отца, но ближе к середине дня засобирался прочь.

И всё-таки ты какой-то печальный, Димка, – сказал отец, когда Дмитрий уже обувался в коридоре. – Точно ничего не случилось?

Нет, пап, серьёзно, – он криво улыбнулся. – У меня всё замечательно.

Может, всё-таки на учёбе проблемы?

И на учёбе всё в порядке.

А может тот одногруппник с девушкой – это и есть ты? – заулыбался Алексей Алексеевич.

Пап, чё ты привязался, а? – вдруг закричал Дмитрий. – Сказал же, что всё отлично!

Но тут же Дмитрий почувствовал себя скотиной. Он посмотрел на бедного, одинокого старика, у которого ничего не осталось в жизни, кроме стакана и сына, которого он видит несколько раз в месяц.

Прости, пап, – тихо проговорил Дмитрий. – Сорвалось…

И тут же распахнул входную дверь и побрёл прочь из родительского дома.

Глава 8

Дёмин держал в одной руке свой серебристый складной нож, а в другой мятый кусок фольги. Сделав несколько дырочек в фольге, он отложил нож в сторону и полез за пыльное, старое кресло и вытащил оттуда красное пластмассовое ведро, на три четверти заполненное водой. На поверхности воды плавала верхняя половина обрезанной пятилитровой бутылки. Дёмин взялся за горлышко и надел на неё кусочек дырявой фольги. Затем он достал из кармана белый бумажный свёрток и положил его рядом с ведром. Кошкин сидел на диване рядом с Шеиным и поправлял воротник своей красной клетчатой рубашки.

Витя, и куда мы потом пойдём? – спросил Шеин. Он уже был полупьян, и язык его начал было заплетаться.

К Толику.

К какому Толику?

Ты, смотрю, много Толиков знаешь? Чё за идиотские вопросы, а? – раздражённо закричал Дёмин.

Ты заткнись! Чё спросить уже нельзя?

Господи, Шея, – Дёмин приложил свою ладонь к глазам. – Просто закрой свою жидовскую пасть.

Как ты достал, – огрызнулся Шеин.

Да заткнитесь вы оба, – вмешался Кошкин. – Витя, делай эти свои дела, и пойдём к твоему корешу.

О, я с радостью сделаю всё быстро и красиво, если всякие жиды не будут меня отвлекать, – злобно ответил Дёмин.

Он развернул бумажный свёрток и высыпал содержимое на фольгу.

Шея, дай зажигалку, – сказал он без малейшего намёка на недавнюю ссору.

Дёмин поднёс огонь к зелёным комочкам, ютившиеся на фольге, и беспощадно поджёг их.

Вот! Это называется «водный»! – гордо заявил он. – Шея, хватай за горлышко, и опускай потихоньку вниз.

Шеин выполнил приказ друга и стал опускать обрезанную бутылку в тазик с водой, получая в ответ порцию густого дыма, который полностью охватил его лицо и, поднимаясь выше, отправился гулять под потолком комнаты.

Чёрт! – закричал Дёмин. – Сколько же ты дыма зря тратишь! – он выхватил у него бутылку и, матерясь, начал хватать губами витающие в воздухе клубы дыма.

Кхе-кхе.., – Шея упал на диван и разошёлся кашлем. – Как будто… кхе-кхе…! Как будто наждачной бумагой по горлу!

Ну как? Торкает? – спросил Дёмин.

Жесть! – только и ответил Шея. Он продолжал задыхаться и кашлять. – Блин! Я ща сдохну, пацаны!

Дима, ты «водный» будешь? – Дёмин, не обращая внимания на мучения Шеина, посмотрел на Кошкина.

Не, Витя, я пас!

А я буду, – сказал сам себе Дёмин и полез за ещё одним свёртком.

Боже, у меня перед глазами всё плывёт, пацаны! – хрепел Эдик. И внезапно разразился неудержимым хохотом. Он смеялся истерически, иногда прерываясь на кашель.

Знаешь, что? – пробубнил Кошкин. – Давай мне тоже.

И вся комната потонула в густом, сладком и дурманящем дыме.

***

Они вышли из дома, когда улица полностью погрузилось во тьму. Шёл мелкий, мерзкий весенний дождь, Кошкин слышал, как он слабо отбивал по железным крышам балконов многоэтажек. Они направлялись к Кольцу Багратиона, шли вдоль дороги, в лицо дул холодный косой ветер. На улице почти не было людей, лишь редкие прохожие встречались на пути.

Кошкин немного протрезвел под холодным дождём и ветром. Его вдруг охватило чувство уюта, которое ощущаешь, когда ты свой в своей компании. Он вспоминал, как ещё пять-шесть лет назад их компания насчитывала не три человека, а все пятнадцать или даже больше. Глупыми подростками они собирались на улице, тёплыми летними вечерами пили дешёвое пиво и разговаривали о глупостях. Беззаботное время – самое лучшее время. Но беспощадные года, словно ураган, пронеслись через их компанию, разбросав её на мелкие группы. И с теми, с кем ещё недавно, обнявшись, рассуждал о дружбе и любви, раскуривая одну на двоих сигарету, ныне при встрече опускаешь глаза, делая вид, что никогда не был знаком с этим далёким тебе человеком. А ведь ничего не произошло, и мы остались такие же, как были, и в то же время стали совершенно другими и чужими друг другу. Со временем у Кошкина осталось только два верных друга, но и этого было мало. Болезнь Вити Дёмина развивалась, и вот он пропал на целый год. А ведь друзья даже не знали, что с ним произошло. Год без малейших вестей. Но когда Витя вернулся – это был уже другой человек: что-то жуткое появилось в его поведении, голосе и особенно во взгляде. С тех пор Витя Дёмин не расставался со своим складным ножом. Он носил его в кармане даже тогда, когда был наедине с Кошкиным или Шеиным, а Дмитрия не оставляло чувство, что ничем хорошим это не закончиться. Но шло время, и чувство тревоги притупилось. Друзья привыкли к новому Вите Дёмину.

Мы почти пришли, – сказал Дёмин, доставая из кармана смартфон.

Прикрывая его ладонью, чтобы на экран не попадали капли дождя, он набрал номер, который Кошкину был неизвестен.

Так, Толик, мы уже подошли, вы где? – пробубнил он заплетающимся языком в микрофон телефона, – Я тебя понял, ща всё будет, – сказал он, помолчав несколько секунд.

Он положил телефон в карман и направился к торговому центру, что стоял около автобусной остановки, в нескольких метрах от них.

Ребята, нам сюда, – обратился он к Кошкину и Шеину.

Они обошли вокруг торгового центра и в темноте разглядели силуэты каких-то людей. Люди курили и явно что-то выпивали. Кошкин слышал их пьяные голоса, они плевались и матерились через каждые два слова, настроение у них было хорошее.

Витёк! Как сам, братуха?! – послышалось из толпы, когда друзья подошли ближе.

Нормально, Толян, – улыбаясь, ответил Дёмин. – Чёт вас тут много.

Людей и вправду было очень много, человек десять, не меньше, среди них Кошкин разглядел нескольких девушек. Затем из толпы вышел широкий, коренастый парень, это и был тот самый Толян. Волосы у него были светлые, коротко подстриженные. Глаза пьяные и дурные, непонятного из-за темноты цвета. Он не переставал улыбаться ни на секунду, а периодически срывался на нервный хохот так, что Кошкин не смог не заметить отсутствия у него нескольких передних зубов.

Димасик, ты что ли? – Вдруг обратился он к Кошкину. Дима посмотрел на него и только теперь вспомнил, что он и раньше где-то видел этого Толика.

Я, – только и ответил Кошкин. – Как сам?

Мне просто зашибись! Ха-ха! – гоготнул Толян.

И вот тут Кошкин вспомнил его. Толяна он видел пару раз где-то года три назад. Тогда они с Дёминым иногда приходили к нему пить. Толян в то время курил гашиш и очень часто напивался до потери рассудка. Несмотря на то, что родители его были очень обеспеченные люди, сам Толян общался с отбросами района. Он воровал деньги, «отжимал мобилы у лохов», поговаривали, что он торговал наркотиками, причём не всякой шмалью, а вплоть до героина. Так и протекала жизнь Толяна до одной ошибки, которая чуть было не стоила ему свободы. Так он и несколько его корешей скитались ночью по улице, пока не набрели на пьяного прохожего. Их дело было обычное, и проворачивали они такое кучу раз. Один из компании точным удалом палкой по голове уложил беднягу на холодный асфальт. Затем, как по команде, вся шайка набросилась и стала обчищать карманы. Забрали всё: деньги, мобильный, часы, кольцо. Вот только не заглянули в карман, где лежало удостоверение сотрудника полиции. Через двое суток вся шайка стояла в кабинете следователя. И лишь деньги и хорошие связи отца Толика в прокуратуре помогли ему избежать заключения.

Откуда с ним был знаком Дёмин, Кошкин не знал. Но он и не спрашивал, ведь всем известно, что Витя Дёмин в отличных отношениях даже с кончеными отморозками и гораздо реже с порядочными людьми.

Ты всё ещё дуешь, Толян? – спросил Кошкин, окончательно его вспомнив.

Не, Димасик, я завязал с этим дерьмом, – улыбаясь во весь рот, сказал Толян. – Теперь я только жёстко бухаю! – сказал он и выдавил из себя несколько фирменных смешков.

Теперь Кошкин мог разглядеть всю, встретившую их, компанию: около стены стоял Валера Косой – Косой, потому что в детстве с ребятами бил бутылки и имел неосторожность получить стекло в левый глаз. С Шеей заговорил Олег Шмыга – его бывший одноклассник. Кроме этих двух, Кошкин также знал трёх девушек – Наташу, Полину и Веронику, а вот четвёртую он видел первый раз в жизни. Остальных парней Кошкин также не знал, но Шеин и Дёмин явно были с ними в добрых отношениях. Компания пила водку из пластиковых стаканчиков, запивая апельсиновым соком.

Шаршеев? Тот, который в тюрьме сидит? – донёсся до Кошкина голос, незнакомого ему, парня.

Не! – ответил Шмыга. – Я про того, который с крыши спрыгнул.

А! – воскликнул парень. – Этот брат его, а тот Шаршеев сука! Он ту девочку молотком забил. Падла, и семье жизнь искалечил за просто так, вот сучара!

Маты, плевки, хохот и девчачьи возгласы доносились до ушей Кошкина. Толян подошёл к нему и начал что-то рассказывать, но Кошкин не мог его понять, Толян был смертельно пьян. Кто-то подсунул Диме стаканчик, с налитой водкой. После каждый опрокидывал свой стакан, запивал соком из горла и передавал его дальше по очереди.

Народ! – вдруг раздался пьяный возглас Толяна. Тот залез на перила и светил своей беззубой улыбкой. – Туса перемещается ко мне на хату!

Ну, наконец-то! – услышал Кошкин женский голос.

Давно пора! – поддержал её Шмыга.

Шумной компанией они двинулись в сторону квартиры Толяна, Кошкин глазами отыскал Шеина и решил идти ближе к другу. Дёмин о чём-то шумно беседовал с Косым, но ни одного слова невозможно было разобрать из-за гула шумной компании. Они минули Кольцо Багратиона и направились в сторону одиноких девятиэтажных домов, которые находились рядом с лесом. Кошкин и не заметил, как закончился дождь. Холодный ветер продолжал дуть в лицо, но Дмитрий был уже достаточно пьян, чтобы не обращать на него никакого внимания. Компания с криками и смехом шла по ночному портовому городу, тревожа спокойный сон его жителей. Супермаркеты и торговые центры остались позади, и они шли по пустой дороге, по обеим сторонам которой были лишь кусты и деревья, одиноко покачивающиеся под холодным, дальневосточным ветром. Где-то вдалеке Кошкин услышал рёв мотора японских машин, что наперегонки гнали по ночному городу, и в этот момент Дмитрий забыл обо всём на свете. Друзья, дым и алкоголь хоть на один вечер притупили тоску в его груди по этой желанной девушке. Её образ не терзал его сердца, пряди волос не падали ей на лицо так, что их приходилось поправлять, и она больше не называла его «прогульщиком», лукаво улыбаясь своей пленительной улыбкой. Теперь был только ночной и холодный Владивосток, было пойло и дурь, была шумная и пьяная компания, был матерящийся Толян, были глупо улыбающиеся и пьяные девушки, был Витя Дёмин и Эдик Шеин, был Дмитрий Кошкин.

Так! – прозвучал крик Толяна, когда они подошли к кирпичной девятиэтажки. – А теперь всем, нахер, заткнуться, пока не дойдём до квартиры. – Не дай бог, соседи потом будут на меня базарить.

Да заткни хавло уже, мужик, – прокричал то ли Косой, то ли Шмыга.

Спустя несколько минут вся компания уже разувалась и скидывала тёплые куртки в коридоре квартиры Толяна. Кошкин повесил свою парку на вешалку и поправил рукава на рубашке. Гости разместились в самой большой комнате, рядом с кухней. Дёмин, словно хозяин, сразу занял большое кожаное кресло белого цвета. Остальные, по большей части, разместилось на диване, который стоял напротив этого кресла, их разделял лишь небольшой, стеклянный, журнальный столик. Те, кому не хватило место на диване, сели прямо на белый, мягкий ковёр и облокотились на книжный шкаф. Квартира была весьма небедная. Кроме комнаты, где расположилась шумная компания, в квартире так же была небольшая комната самого Толяна и спальня его родителей. Кошкин обратил внимание на новую и, по всей видимости, дорогую мебель, на натяжные потолки и на целую коллекцию дорогих алкогольных напитков, которые заполняли собой целый шкаф. Последний в комнату вошёл Толян, и сразу стрельнул глазами на Дёмина, который по-королевски расположился на столь удобном кресле.

Э-э! – притворно грозно закричал Толян. – Слыш, борзый! Чё расселся на моём кресле?

То, что тут место для элиты, – насмехаясь, ответил Дёмин.

Сиди, братуха, для тебя ничего не жалко, – гогоча, сказал хозяин квартиры.

Толян вместе с каким-то парнем на несколько минут ушёл на кухню и принес три бутылки дорогого виски (наверное, из запасов его родителей) и несколько бутылок «кока-колы». Компания продолжала гулять. Дёмин достал ещё один бумажный свёрток и отправился с Толяном на кухню забивать «косяки». Несколько раз парни выходили на балкон травиться сладким дымом, который нёс за собой смех и радость для пустых, пьяных голов. Люди разбежались по всей квартире. Кошкин познакомился со всеми, кого не знал при встрече у торгового центра. Сначала он распивал виски и разговаривал о чём-то с Эдиком в комнате Толяна, но потом Шея отвлёкся на заигрывания с одной из девушек, и Кошкин решил пойти в общий зал, чтобы найти Дёмина. Однако он был занят – о чем-то спорил с Толяном, поэтому Кошкин сел на диван и решил налить себе ещё виски.

А мне не нальёшь? – прозвучал мягкий, женский голос. Кошкин поднял голову и увидел девушку в чёрно-белой кофточке, с большими чёрными буквами «NY» посередине. Это была Настя, её Кошкин узнал только сегодня и до этого момента не перекинулся с ней и парой фраз.

Налью, – улыбнулся ей Кошкин. – Давай стакан.

Настя была хороша собой, красивое лицо сочеталось со стройной фигурой. Её щёки покрывал лёгкий румянец то ли от алкоголя, то ли от смущения. Улыбаясь уголками розовых губ, она поднесла свою руку к лицу, чтобы убрать прядь прямых, чёрных, как сама ночь, волос. Карие глаза Насти смотрели в глаза Кошкину из-под чёрных, длинных ресниц.

Чего скучаешь? – она села рядом с Кошкиным и взяла стакан с виски.

С чего ты решила, что я скучаю? – спросил он

Дима, верно?

Верно.

Чего скучаешь, Дима? – повторила она, смеясь.

Они разговорились, и остальное время в гостях у Толяна провели вместе. Вдвоём они выпили ещё по три стакана виски с колой, Кошкин чувствовал, что становится совершенно пьян. Язык развязался, и он делился с Настей всеми своими сокровенными чувствами и мыслями, на это она отвечала своими искренностями. Через пару часов он узнал, что она студентка медицинского университета. Она, так же, как и Кошкин, многих в этой квартире видит в первый раз.

Не очень ты себе компанию подобрала, – говорил Кошкин, заплетающимся языком.

Нормальная, – ответила Настя. – Ты же сам в этой компании.

Я тут проездом…

Так и я тоже, – она улыбнулась ему. – За сестрой присматриваю. Полиной.

А… – протянул Дмитрий.

Родители боятся её одну здесь оставлять.

Правильно делают.

Жила она недалеко от торгового центра, где они начинали этот вечер. Вскоре они вовсе перестали замечать остальных. Они не замечали Шеина, который в пьяном угаре начал петь какую-то старую еврейскую песню, с присущим ему отсутствием голоса и слуха. Опрометчиво не замечали пьяного Дёмина, который на повышенных тонах начал что-то объяснять Толяну. А ведь кому, как не Кошкину должно быть известно, что страшнее Вити Дёмина, может быть только пьяный Витя Дёмин. Дмитрий совершенно и думать забыл о своих страданиях по Марии. Перед ним сидела симпатичная девушка, с которой он хорошо проводил время здесь и сейчас. В этот момент он снова был свободен. Однако ненадолго. Кошкин потянулся за стаканом виски, и взгляд его невольно упал на книжную полку, которая стояла у Насти за спиной. На красном корешке книги отчётливо виднелись золотистые буквы: «Солярис» Станислава Лема. Одно слово вытащило его из собственного панциря и вернуло в ту уютную аудиторию, где он провёл лучшие минуты за всё свою жизнь, общаясь с Марией.

Чего завис, глупый? – улыбнулась Настя, заметив изменение в лице Кошкина.

Прости, – сказал он почти шёпотом. – Вспомнил о… вспомнил об одном деле.

Что за дело? – не унималась Настя.

Я соврал, – криво улыбнулся Кошкин. – Вспомнил не о деле, а об одной девушке.

Настя поставила полупустой стакан на журнальный столик, поправила прядь чёрных волос и села совсем близко к Кошкину так, что их колени соприкоснулись.

Скорее рассказывай! – улыбнулась она. – Я буду твоим психологом!

Знаешь, – сказал он, отводя взгляд в сторону. – Есть одна девушка…

И в чём проблема? – нетерпеливо перебила его Настя.

Она меня лет на пять старше, – идиотски улыбнулся Кошкин.

Ха, – вздохнула она. – Подумаешь великая проблема. Ты с ней разговаривал?

Она моя преподавательница по английскому языку, – сказал он.

Ага, – Настя скорчила гримасу, будто только что сильно провинилась. – Тогда сложнее.

Это ещё не всё.

Что там ещё с ней не так? – она потянулась за своим стаканом, и сделала несколько глотков.

Она замужем.

Ты… – она с трудом проглотила последний глоток виски. – Умеешь выбирать себе подружек.

Сзади них раздался громкий смех, а справа Дёмин с шумом что-то доказывал Толяну. Кошкин молча смотрел в карие глаза Насти.

Извини, – виновато проговорила она.

Ничего, – улыбнулся Кошкин. – Я уж испугался, что не смогу тебя удивить.

Это весьма… – она задумалась. – Весьма необычная ситуация.

Как думаешь, что мне делать?

А на свободных девушек смотреть не пробовал? – она кокетливо улыбнулась уголками губ.

Сейчас смотрю, – ответил он на её флирт. – Но та поразила меня в самое сердце.

Эх, – вздохнула она. – Я бы тоже хотела замутить с преподом, – она задумалась, поднеся пустой стакан к губам. – Знаешь, у нас в универе есть такой симпатичный препод. Вот с ним бы я замутила, но он тоже женат.

Как думаешь, я безнадёжен?

Не жалей себя, – ответила она. – Если она замужем, то быть может у тебя гораздо больше шансов, чем будь она свободна.

Это ещё почему?

А ты женщин не знаешь? Попробуй её взять. Ты ничего не потеряешь. Тебе только надо бы побольше веры в себя.

Кошкин потянулся за почти пустой бутылкой виски.

Подожди, – Настя взяла его за руку. – Иди за мной.

Они встали и вышли из комнаты в тёмный коридор. Настя шла впереди, держа Кошкина за руку. Тепло её ладони передалось Дмитрию, и кровь забурлила в его жилах так, что Кошкин стал ловить воздух ртом. Настя на секунду повернулась к нему и подмигнула длинными, чёрными ресницами, словно птица взмахнула своими крыльями. Они дошли до конца коридора и повернули налево, в спальню родителей Толяна. Настя пустила вперёд Кошкина и закрыла за собой дверь.

Настя… – шепнул Кошкин.

Тихо, глупый, – мяукнула она и повалила его на большую деревянную кровать. Их губы соприкоснулись, и Дмитрий почувствовал, как её обжигающие пальцы расстёгивают по очереди каждую пуговицу на его рубашке.

***

Стеклянные глаза Толяна иронично смотрели на Витю Дёмина. Он был так пьян, что едва ли смог встать со стула, если бы его об этом попросили. Бритую голову Дёмина покрывали испарины. Дрожащими руками он тянулся за полупустым стаканом виски. Дёмин не видел и не слышал ничего вокруг. Он едва мог разглядеть Толяна, сидящего напротив, который, в отличии от него, был в относительном здравом уме.

Понимаешь? – хрипел пьяным голосом Дёмин. – Сейчас я абсолютно свободен от всего. Ничего в этом мире не может на меня повлиять. Моя цель попытаться теперь полностью абстрагироваться от общества. Найти укромный уголок. Где-нибудь, где нет этого городского шума, где нет человеческого зловония и их бесконечного нытья о проблемах, которые они сами себе придумывали.

И где же ты найдёшь такое место? – улыбался во весь рот Толян.

Явно не здесь, не в этом уродливом улье! Мне нужно подальше от людей. Я бы хотел стать отшельником, и не видеть никого вокруг, даже своё отражение.

И куда ты собираешься бежать? Будешь жить в лесу? – смеялся Толян над пьяным собеседником. – Ты там от скуки не помрёшь?

Я и сам себе отличная компания! Это я здесь быстрее от скуки помру! – брызжа слюной, закричал Дёмин. – Ты посмотри на людей! На их самодовольные рожи. Я ненавижу каждого из них. Они живут в коконах своих собственных страхов и переживаний. Вечно торгуют перед друг другом мордами, чтобы все видели, какие они якобы особенные.

Ты просто набухался, Витя, – подмигнул ему Толик.

Нет! Это ты набухался! Весь мир пьян, а я один трезвый, так что мне даже поговорить тут не с кем! Ты посмотри на людей! Да сейчас даже самое незначительное событие в жизни они спешат скорее заснять на свои херовы телефоны и выложить в соцсети! Всё скатилось к тому, что если тебя нет в интернете – то ты не существуешь! Да они из дома выходят только за тем, чтоб светануть лишний раз хлебальником. Весть мир засрали своим селфи! Но я знаю этих тварей. Они дохнут от собственного одиночества и от собственной убогости! Все их попытки показать другим людям, какие они необычные, интересные и какая у них увлекательная жизнь – это лишь жалкие потуги скрыть своё собственное несчастье. И сдохни они завтра, то послезавтра о них никто уже не вспомнит! Ведь если они признаются сами себе, что на самом деле ничего не значат, то осознав это будут блевать собственным эго так долго, пока кровь не польётся из их собачьих глоток. Вот и красуются друг перед другом, пытаясь обмануть и обмануться, что они важны в этом мире! Но дело в том, что неважно, беден ты или богат, популярен ли ты или не популярен, неважно кто ты и чем занимаешься! Все люди – это тупые животные. Они живут по инстинктам, которые сформировались в тринадцать лет и дальше не продвинулись. А если ты, сука, не хочешь жить, как тупое стадо, то тебя заклюют, как предателя этого устава для идиотов!

Ну а ты чем от нас, убогих, отличаешься? – Толян сидел с самодовольной гримасой, он не воспринимал всерьёз слова Дёмина, а лишь давал выпустить пар пьяному другу.

Они живут лишь удовлетворением своих низких потребностей, – продолжал Дёмин, не обращая внимание на слова Толика. – Думают только о том, как вкусно пожрать и хорошо поспать. Им бы только побольше шлюх, чтобы бесконечно совокупляться. Эти кроличьи жизни ненавижу! Вот так и со всем миром. Люди рождаются, им объясняют эти идиотские правила жизни, и они, не задавая лишних вопросов, живут по этим правилам. Ты должен получить образование, чтобы потом работать всю жизнь и платить налоги государству, ты должен служить в армии, ты должен жениться, ты должен завести детей, должен взять кредит! Больше кредитов! Каждый год выходит новый телефон – нужно купить этот телефон! Нужны новые шмотки, чтобы не быть неудачником. Нужно постоянно себя фотографировать, как идиот, и выкладывать в социальные сети, как будто, мать твою, кому-то есть до тебя дело! Всем людям плевать на всех, кроме себя. И они только и делают, что чешут своё самолюбие, пытаясь казаться круче среди людей, которые их даже не замечают. Я хочу быть подальше от этого мира, – Дёмин замолк на несколько секунд, затем посмотрел в глаза своему собеседнику.

Ты слишком много думаешь, – отмахнулся Толян. – В жизни нет ничего плохого. И в новых телефонах тоже.

Дело же не в телефонах! Дело в том, что люди тупые уроды, разменявшие жизнь на дерьмо. Да и что ты мне говоришь? Ты же сам часть этого общества.

А в моей жизни что тебя не устраивает?

Дёмин злобно посмотрел ему в глаза.

Вот мы жируем тут сегодня. Баб привёл к себе домой! А о пацанах своих ты вспоминаешь?

Каких пацанах? – серьёзно спросил Толян, понимая к чему идёт разговор.

Тех, кто на зоне за тебя сидит!

Толян напрягся, но снова довольно улыбнулся, пытаясь скрыть раздражение. Такое поведение было обычным для Вити Дёмина. Никогда нельзя было предугадать, когда он в порыве страсти превратит тебя из собеседника во врага. После этого начнёт воевать именно с тобой.

Пацаны сидят не за меня, а за то, что крутиться не умеют, – улыбаясь, проговорил он.

Ах, крутиться они не умеют. А тебе повезло! Ты-то умел крутиться! Толик, кто твои родители?

На этом моменте довольную гримасу Толяна, как ветром сдуло.

А какая разница? – ответил он настороженно.

Какая разница? Ты же такой же ущерб, как и все те, о ком я говорил, – глаза Дёмина налились кровью.

Ты за базаром своим следи, дружище! – уже совсем недружелюбно заскрипел зубами Толян. – Ну и что? А как ты хотел? Все так живут.

Все так живут? Отлично! Неплохая отговорка – ссылаться на «всех»! – плевался Дёмин. – Но если «все так живут», то значит ли это, что и я так жить должен? Это ты, Толян, живи, как опарыш, копошась в своём мусоре. Ты же с детства имел всё, что тебе нужно! Дорогие шмотки, телефоны. Тебе отец дважды машину дарил! Даже после того, как ты первую разбил! Но тебе нужно больше. Ты людей запросто так калечил, воровал у тех, кто беднее тебя просто «чтоб поржать»! И даже сейчас, пока твои друзья за разбой сидят, ты спокойно отдыхаешь у себя в квартире!

И Дёмин, запрокинув голову, рассмеялся безумным смехом. Он смеялся несколько минут, на глазах появились слёзы. Толян заглянул в глаза Дёмину. Эти безумные, страшные, налитые кровью глаза. Дёмин улыбнулся ему, оголяя свои пожелтевшие от никотина зубы. В этот момент Толян сидел напротив абсолютного безумия.

Ну да, – выругался Толян. Он был взбешён словами Дёмина. – Куда мне до психов, вроде тебя?

Что? – Дёмин смотрел на Толяна. Он перестал смеяться также неожиданно, как и начал минуту назад. Лишь капли слёз у уголков глаз напоминали об истерическом хохоте безумца. – Что ты сказал?

Ну, психи, вроде тебя. Те, которые сидят в сумасшедших домах. Куда нам, опарышам, до вас? Кстати, Витя, тебя как давно оттуда выпустили? Или ты просто на публику играл? Вены себе резал, но до сих пор как-то жив остался. Уж больно ты живучий для суицидного, – Толян сказал это так громко, что все сидящие в комнате, хотели они того или нет, услышали эти слова.

Так это я псих? – завопил Дёмин. – Да ты только посмотри как ты живёшь, что считаешь важным, что волнует твою пустую башку. Да я бы таких крыс, как ты резал, как свиней!

Пошёл вон, придурок полунормальный, пока тебе по харе твоей не прописал!

В квартире вдруг наступила гробовая тишина. Все глаза устремились на Толяна и Витю Дёмина. Они сидели друг напротив друга, взгляды их были суровы и, казалось, что это лишь вопрос времени, когда и кто наброситься первым на своего оппонента. И первым был Дёмин. Он неожиданным рывком бросился на Толяна, повалил его на пол и, схватив его за футболку, начал бить его кулаком по лицу. Витя Дёмин, примерно, в полтора раза уступал в весе и силе своему противнику, но то ли алкоголь, то ли безумие придало его ударам такую мощь, что Толян несколько бесконечных секунд ничего не мог сделать, а лишь лежал и получал один за другим сокрушительные удары по лицу. Ненависть закрыла пеленой разум Дёмина и притупила слух. Он не слышал девчачий визг и крики парней позади себя. Он не слышал стонов Толяна и не видел, как тонкая струйка алой крови потекла по его подбородку из разбитого носа. Дёмин разбил ему губу и бровь, но совершенно не собирался останавливаться на достигнутом результате и продолжал наносить слепые удары по лицу. Толян чувствовал солёный вкус крови, которая затекала ему в рот по разбитым губам. И когда казалось, что Толян уже подняться не сможет, у него открылось второе дыхание. Зарычав, как медведь, он скинул худощавое тело Дёмина со своей мощной груди, тот упал на холодный пол, и вот инициатива перешла в руки озлобленного, испачканного в собственной крови Толяна. Он несколько раз пнул лежачего соперника в область солнечного сплетения так, что Дёмин начал задыхаться. Лицо Толяна пылало злобой и ненавистью, он нагнулся к несчастному Вите Дёмину и, схватив его одной рукой за лицо, другой за затылок, несколько раз ударил его головой об пол.

Хватит идиоты! Что вы делаете? – визжали девичьи голоса.

Парни боялись вмешиваться и так и не решились разнять двух безумцев. Толян поднял с пола Дёмина и с силой швырнул его на стеклянный журнальный столик. Послышался звук битого стекла. Дёмин лежал среди блестящих осколков, в ушах звенело, он всё ещё был оглушён от сильных ударов головой об пол. На лице и руках выступили капли крови, стекло сильно порезало его несчастное тело. Всё произошло за считаные секунды, и Дёмин не мог понять, как долго он уже лежит на полу. Он едва приоткрыл глаза и увидел огромное тело Толяна, стоящее над его беспомощностью. Но Дёмин был не из тех, кто сдаётся просто так. Его рука нырнула в карман джинсов и нащупала там холодную сталь складного ножа. Неожиданным рывком Дёмин поднялся с пола, в руках блеснуло лезвие. Лицо его покрывал грязный пот, смешавшийся с каплями крови. Он посмотрел на противника. Это был не просто злобный взгляд – это было безумие. Абсолютное и безграничное безумие в тот момент смотрело в глаза несчастного Толика.

Тише, тише, мужик! Успокойся! – закричал Толян. Ненависть быстро исчезла с его лица. На смену ей пришёл дикий, первобытный страх за свою жизнь.

Ну чё, сука?! – вопил Дёмин. – Назови меня психом ещё раз!

Господи, пожалуйста, отберите у него нож! – кричала одна из девушек.

Спокойно, Витя! – говорил дрожащим голосом Шеин. – Положи нож.