И теперь, наверное, вам становится понятным, какую гамму чувств я испытывал перед надвигающимся вновь ремонтом, памятуя обо всём, что пережил пять лет назад. Но отступать было некуда, ибо если бы мы не сделали ремонт в нынешнем году, то… то можно было бы его, конечно, сделать в следующем… Господи, как всё-таки хорошо, что это уже позади! А было время, когда оно только начиналось…

Здесь я прерываюсь, ибо чувствую, что дошёл где-то до середины повествования.

Сейчас мы живём заботами первых дней первого класса: Полина пошла в школу. И тихонечко фонареем: в день задают по нескольку страниц прописей, математики, родной речи и английского. При этом, например, на второй неделе учёбы они занимаются фонетическим разбором слова, письменно и устно: звуки гласные-согласные, согласные твердые-мягкие, глухие-звонкие, ударения, слоги. В наше время под фонетический разбор слова в пионеры принимали (или уже выгоняли?). Самое удивительное, что Полину этот разбор нисколько не смущает, она с ним вполне справляется. Гораздо труднее ей даются крючки в прописях.

– Пап, – спрашивает она меня задумчиво, – что наш президент делает, вот чем он занимается?

– Разными государственными делами.

– Какими, например?

– Ну, например, встречается с другими президентами.

– Это легко. Легче, чем крючки писать. Его, наверное, их и писать никто не заставляет. И кроме того, представляешь, сколько подарков на день рождения?!

А по английскому они учат диалоги, а перевода в учебнике нет! Вроде как дети должны это уже знать. Моего английского на первые две недели учёбы хватило. Что будет дальше, сказать затрудняюсь.

Но это особенности гуманитарной гимназии. Ксения «Войну и мир», если не ошибаюсь, в шестом классе проходили. А в этом году у них – восьмой класс! – по зарубежной литературе «Гаргантюа и Пантагрюэль», а также «Декамерон». М-да.

Грибы. В Бродинске нынче грибов – море. Бабки собирают их в черте города и тут же, отойдя пару шагов, продают. А уж из леса грибов везут кто сколько может. Причём попадаются гигантские. Два пацана нашли гриб весом пять килограмм, и съедобный! Но у нас с Олей получилось съездить только один раз. Зато по грузди. Зато набрали. И никого не встретили, хе-хе.

Дед с бородой и в плаще, который всегда торгует грибами у магазина и у которого мы в прошлом году купили опят, неожиданно сменил плащ на новый. Не знаем, чего от этого ждать, худа или добра. Думаем, что добра.

Вот и всё пока. Желаю вам добра также, не болейте. А я как соберусь, сяду за продолжение.

С тем остаюсь искренне ваш

Эдуард Сребницкий.

P.S. Встретил знакомого, он рассказал, что ремонтировал машину у механика Степана, и тот забыл закрутить колесо, которое в дороге чуть не отпало. Хорошо всё-таки, что мы не полетели в космос на две недели раньше!

Глава 9

Здравствуйте, Гена, здравствуйте, Таня, здравствуйте потомственные Григорьевы!

Итак, мы готовились к новому ремонту. Вначале, как уже сообщалось, нужно было найти тех, кто будет его делать.

Перво-наперво я стал названивать проверенному плиточнику Саше. Но его телефон не отвечал. Через третьих лиц удалось узнать, что Саша теперь не просто Саша, а предприниматель-бригадир! Что бригада Сашина занимается отделкой элитных квартир, что очередь к нему на несколько месяцев вперёд, что Саша сам переехал в новую квартиру, и номер телефона у него сменился. А какой сейчас номер, третьи лица не знали. Это было досадно. Честно говоря, я рассчитывал на Сашу. Но ведь не сошёлся же на нём свет клином!

Я полистал записную книжку и обнаружил в ней Аллу Михайловну. Алла Михайловна работала в строительном управлении и организовала нам несколько лет назад ремонт офиса. Я позвонил и предложил ей организовать теперь ремонт нашей квартиры.

Алла Михайловна встретила моё предложение без энтузиазма: то да сё, времени мало, на садовый участок приходится ездить, да и… объём, честно говоря, маловат. Но у неё есть на примете одна хорошая семейная пара, работают в управлении внутренних дел, в милиции, отделочниками.

– В милиции, отделочниками? – насторожился я. – Кого они там отделывают?

– Не «кого», а «что», – засмеялась Алла Михайловна. – Строительные объекты. Самому начальнику управления генералу Потапову дачу отделывали. Устроит качество дачи Потапова?

– Не знаю, не видел. Наверное, устроит. Такой человек!

– Тогда я поговорю, – сказала Алла Михайловна, – а вы им позвоните.

Я позвонил. Хорошая семейная пара оказалась в предпенсионном возрасте. Я разговаривал с женой. Она всё время охала и называла мужа «он».

– Звонила вам Алла Михайловна? – спросил я.

– О-ох, звонила.

– Ну и что, возьмётесь?

– О-ох, а что нужно делать-то?

– Косметический ремонт в квартире.

– Не знаю, возьмёмся, наверное.

Я засомневался. Ремонт мне нужен был энергичный, в сжатые сроки.

– А вы сможете? – стараясь быть деликатным, поинтересовался я. – Извините, конечно… сил достаточно?

– О-ох, достаточно.

– Ага… Вдвоём предполагаете работать или кого-то ещё возьмёте?

– Вдвоём, я и он.

– А когда думаете приступать? У меня дети на каникулы через неделю уезжают, неплохо бы и начать.

– О-ох, через неделю не получится, мы на объекте, дней через десять только я освобожусь, а он там ещё неделю будет.

Я подумал.

– Хорошо. Всё-таки Алла Михайловна рекомендовала. Десять дней и неделя – это семнадцать дней. Потом сможете приступить?

– Наверное, сможем. Надо с ним поговорить. Давайте завтра позвоните.

Я позвонил завтра.

– Ну, и что сказал «он»?

– Он сказал – сможем.

– Очень хорошо! А не подведёте?

– Не-ет, раз он сказал – то нет, о-ох.

Это мне нравилось. Где-то там на неведомом объекте стоял в милицейском бушлате мужчина, некий «он», который решал все проблемы и давал обязательства. Это мне нравилось. Так и должно быть. На время я выкинул ремонт из головы, целиком отдавшись приезду отца, отправке с ним детей на отдых в Миасс и пьянящему чувству свободы, охватившему нас после их отбытия.

По прошествии двух недель я решил сделать контрольный звонок.

– Как наши дела? – бодрым голосом спросил я у охающей жены. – Через четыре дня приступаем?

– О-ох, – вздохнула она. – А что нужно делать-то?

– Как? – растерялся я. – Мы ведь уже всё обсуждали, косметический ремонт в квартире.

– О-ох, надо с ним поговорить.

– …А вы не разговаривали?!

– Разговаривали, но столько времени прошло. Давайте завтра позвоните.

Я встревожился и не напрасно.

– Он сказал, что не будем делать, – сообщила на следующий день она.

– Как, не будем? – опешил я. – Вы ведь обещали, я ждал.

– О-ох, некогда нам.

– Но может, вы ещё раз поговорите с мужем, может, выберете время? Я заплачу.

– Не-ет, раз он сказал – то нет, о-ох…

В общем, всё начиналось, как пять лет назад. И положа руку на сердце, я этому не очень удивился.

И всё же отделочники нашлись. Сам не думал – по объявлению в газете. И, понятное дело, не сразу. Потому что в газете все предлагают сделать не просто ремонт, а «евроремонт», и желательно метрах так на двухстах. А евроремонт – это не значит очень хорошо, это значит очень дорого. У нас вообще «хорошо» и «дорого» – не всегда совпадающие характеристики.

Тут по телевизору показывали шоу-звезду Бориса Моисеева. Живёт Борис Моисеев в элитном районе в супердорогой квартире с невероятно дорогой отделкой. И, беседуя с корреспондентом, жалуется, что в этой супердорогой квартире то тут отпадает, то там отклеивается. А у его соседа сверху – мужика, по-видимому, тоже не самого бедного – постоянно лопаются трубы и заливают красного дерева паркет, а заодно и квартиру Бориса Моисеева. Мужик делает ремонт у себя, делает ремонт у Бориса Моисеева, меняет паркет и трубы, а те спустя время всё равно лопаются: кто-то что-то там в своё время неправильно рассчитал, или не там провёл. Но, в общем, есть в этом и свои преимущества: Борису Моисееву самому ремонт делать не надо.

А мне надо, у меня такого соседа нет. Хотя сверху, бывает, нас тоже топят. Уже после окончания работ я со слезами наблюдал, как по нашим свежим стенам тонкой струйкой побежала вода. И я побежал к соседям наверх и бегал потом туда через каждые пятнадцать минут, надеясь, что кто-то из них вернётся домой. Но они всё не возвращались. Поэтому я позвонил в жилищно-эксплуатационную контору и попросил что-нибудь предпринять. Пришла мастер.

– Это у них течёт? – недоверчиво спросила она. – А может, это у вас течёт. У вас нигде не течёт?

– У меня нигде не течёт, – заверил я её.

– А точно течёт? – спросила она. – М-да, течёт. И давно течёт? Так сходите наверх к соседям.

Выяснив, что меня и самого уже посещала такая мысль, она задумалась.

– Мы, конечно, можем перекрыть воду, – сказала она, – но только во всём доме! До следующего дня!

И пристально посмотрела на меня, словно проверяя, способен ли я совершить такое? Можно ли со мной идти в разведку?

Разумеется, на такое я был не способен.

– Вот и хорошо, – сказала она и ушла.

А я побежал наверх. И суждено мне было сбегать ещё несколько раз, прежде чем соседи наконец пришли.

Признаться, знакомства с соседями сверху я ожидал с любопытством и некоторым волнением. Потому что мы с ними, даже не зная друг друга, являемся на самом деле людьми не чужими, и можно даже сказать, близкими, будучи давно и крепко связаны одной общей страстью: встречать каждую утреннюю зорьку. Ровно в пять часов пятьдесят минут. И нам с Олей, например, для того, чтобы зорьку не проспать, совсем не нужен будильник. Потому что у нас с соседями сверху один будильник на две семьи.

Их проклятый будильник!!!! Чего бы только я не отдал, чтобы лично его уничтожить! Чтобы разбить, растоптать, рассыпать на мелкие пружины! Во сколько бы мы ни легли и как бы ни хотели выспаться, каждый день ровно в пять часов пятьдесят минут это исчадие часовой промышленности начинает оглашать окружающее пространство нечеловеческими монотонными звуками побудки.

Скажите, где выпускают такие будильники, чья воспалённая ненавистью к ближнему голова наделяет их столь страшными способностями?! Такие звуки невозможно не услышать сквозь самый крепкий сон, от них нельзя спрятаться ни под одну подушку. Они в мгновение ока поднимают на ноги всё живое и, я подозреваю, неживое вокруг. За исключением наших соседей сверху. Иначе чем объяснить, что их адская конструкция звонит не переставая две-три минуты кряду? А затем, спустя время, ещё раз. И если вам вдруг удалось забыться тревожным сном после первого светопреставления, то следующее настигает вас уже наверняка.

И вот встреча с соседями состоялась. Выяснилось, что соседи у меня не такие, как у Бориса Моисеева.

– Чё? – уперев руки в боки, воинственно начала наступать на меня худая маленькая женщина в застиранном халате. – Где у нас протекает? Нигде у нас не протекает!

А её муж, такой же невысокий мужичок в несвежей вытянутой майке, засуетился и заверил меня, что сейчас всё ликвидирует.

Разочарованный увиденным я спустился к себе и, поскольку Оля ещё не пришла с работы, принялся сам вытирать с пола воду, слушая через вентиляционную трубу голос соседки, которая, также собирая воду, зло говорила мужу:

– Щас эти богатые снизу захотят предъявить нам за ремонт!

Предъявлять мы не стали, благо ущерб оказался минимальным, но интересно было узнать, что в подъезде о нас, оказывается, существует определённое мнение, и оно достаточно лестное, ибо ставит меня даже выше Бориса Моисеева, несмотря на его деньги. У них ведь в подъезде у всех деньги. О нём ведь сосед сверху не скажет: «Этот богатый снизу». А о нас говорят!

…Тут как-то Полина пришла из школы и рассказала стихотворение, которое они выучили по учебнику «Основы безопасности жизнедеятельности»:

Если папа твой богат,

Ты не хвастай всем подряд –

Все богатства из квартиры

Вмиг утащат рэкетиры!

Очевидно, авторы учебника полагают, что богатства держат исключительно в квартирах, а рэкетиры – это люди, которые лазают по домам. Да и вообще, спасибо на добром слове.

И всё-таки я его нашёл, своего отделочника, вы это уже поняли. Женя. Он стоял шестым в графе «Ремонт и обустройство жилья». И когда я ему позвонил, на все вопросы отвечал: «Конечно».

– Вы делаете ремонт?

– Конечно.

– А в обычных трёхкомнатных квартирах?

– Конечно.

– Обои, потолки, пол?

– Конечно.

– Завтра сможете прийти посмотреть?

– Конечно.

Женя был молод, улыбчив, скуласт. Ходил уверенно, но в то же время почтительно, говорил по делу и слушал со вниманием. Расценки его мне понравились. Хотя полного доверия пока не было.

– Для начала, – сказал я, – сделаете одну комнату, а там видно будет.

– Конечно, – кивнул он. – Когда приступать?

Приступать Женя пришёл не один, приступать Женя пришёл с Катей. Катя была молода, флегматична, круглолица. Они вместе работали в душной комнате среди испарений краски и клея и вместе ходили курить на лестничную клетку, чтобы, как они говорили, «проветриться на свежем воздухе». Вскоре мы прониклись к ним доверием и оставляли дома одних. А если вдруг неожиданно возвращались, Катя растрёпанная и красная бежала в ванную комнату.

Но дело шло и шло даже неплохо. Женя умел работать. Правда, это был не Саша-плиточник и не Степан-механик. Те, если спросишь: «Какой материал нужно купить?», отвечали: «Вот такой. Обрати внимание: не этот, не тот, а именно вот такой. Потому что…» А Женя отвечал: «Да любой, сейчас много всяких». Но мы, в общем-то, на подобное и рассчитывали. Нам не нужен был ремонт на отлично. Если прошлый мы делали на четвёрочку с минусом, то нынешний должен был тянуть не твёрдую четвёрку. А выше не стоило. Вы не забыли? Мы ведь отсюда собираемся переезжать!

Глава 10

В прошлом письме я заговорил по поводу ремонта на отлично. Одна фирма у нас в городе, торгующая отделочными материалами, крутит по радио рекламные строки, подкупающие оригинальностью стихотворного размера:

Хочешь сделать ремонт «на пять» –

Надо линолеум только в магазине «Мир линолеума» покупать!

Поэты лет нынешних и давно минувших, предполагаю, переворачиваются при каждом озвучивании этого произведения. А народ, ничего, линолеум покупает. Горжусь, что лично знаком с автором строк – Игорем Завьяловым, возглавляющим рекламный отдел в вышеупомянутой фирме.

Когда-то с Игорем мы вместе работали. Несмотря на серьёзность своего образования (он выпускник и бывший аспирант технического университета имени Баумана), Игорь был известен тягой к розыгрышам и способностью шутки ради подделать любые документы или печатную продукцию. Эти качества оказались для него роковыми.

Как-то раз Завьялов решил разыграть нас и немного подправил страницу деловой газеты «Коммерсант» с перечнем лидеров мирового и российского бизнеса, филигранно вписав в их число компанию «Альтон» (г. Сбоков), то бишь нашу компанию. Все посмотрели, посмеялись, и дело, вроде бы, совсем уже было кончено, как вдруг неожиданно появился наш генеральный директор.

– Ну-ка, ну-ка, что это? – заинтересовался он.

И все оцепенели. Директор пробежал глазами заметку, посмотрел название газеты и на несколько секунд замер, пока до него доходил смысл увиденного. Затем он прочитал материал более внимательно, рывком опять перевернул страницу на титульный лист, и присутствующие стали свидетелями того, как их генеральный изменился в лице. Он побледнел, сжал кулаки и, подняв голову, устремил вспыхнувший нездешним огнём взгляд куда-то вдаль.

Дело в том, что наш генеральный директор ставил перед собой и нами высочайшие цели. Он мечтал построить крупный бизнес и предпринимал конкретные шаги в этом направлении. Поэтому подделка в газете, которая для всех нас явилась лишь причиной минутного веселья, была воспринята им самым серьёзным образом. Он ни на секунду не усомнился в её правдоподобии, ибо считал, что фирма уже достигла немалых успехов, и ждал только случая, когда это заметят окружающие.

«Признали-таки, признали!» – можно было прочесть в его горящих глазах.

Тут бы им, и Завьялову в первую очередь, повиниться, сказать, что это не настоящая газета, а просто шутка, розыгрыш. Но наш директор внушал такой панический страх своим сотрудникам, и столько эмоций в этот момент читалось на его лице, что никто из присутствующих не осмелился даже рта раскрыть.

– Ты видел?! – ткнул в заметку пальцем директор, проходя мимо меня (у нас с ним были неплохие отношения), и я понял, что дело кончится скандалом.

Директор сел в своём кабинете и, аккуратно расправив на столе газету, взялся за телефон. Его многочисленные собеседники на линии, включая и деловых партнёров, бежали искать нужный номер «Коммерсанта», но ничего про сбоковскую компанию «Альтон» в нём не находили. Постепенно директор стал понимать, что здесь что-то не так. Он положил трубку и, пристально разглядывая сенсационную страницу, начал вспоминать ту минуту, когда впервые её увидел. Напрягаясь, он перебирал в уме всех, кто находился тогда рядом, и вдруг ясно, как при вспышке стробоскопа, увидел среди них кроткое, ангельски чистое лицо Игоря Завьялова. Вмиг директору стало душно.

– Завьялова …ко мне! – прохрипел он секретарше.

И Завьялов утверждал потом, что ничего в жизни более не боится, ибо самое страшное, что может быть, он уже перенёс.

С того момента директор Завьялова невзлюбил и в результате уволил – как утверждает Игорь, не заплатив за три месяца работы.

Совсем недавно Завьялов оказался в центре новой истории, которую с удовольствием обсуждали все средства массовой информации. На одной из улиц возле жилого района он поместил рекламный щит со слоганом «Совершенство образа», или что-то в этом роде. Изображение представляло собой действительно близкую к совершенству фигуру обнажённой женщины, сидящей к зрителю спиной. Это изображение я видел. Женщина сидела в высшей степени прилично, скромно, и я бы даже сказал, целомудренно.

Но у ветеранов выбранного Завьяловым в качестве целевой аудитории района на этот счёт оказалось иное мнение. Ветераны оперативно устроили собрание, накатали жалобу и лично доставили её руководству городской администрации. В жалобе обращалось внимание на вопиющий пример разврата на улицах родного города, на страх за подрастающее поколение, который в связи с этим испытывают они, ветераны, и на необходимость срочно положить конец аморальным, антиобщественным и даже опасным действиям распоясавшихся богатеев. А на словах ветераны добавили, что им, заслуженным людям, просто оскорбительно видеть перед своим носом обнажённую задницу.

На мой взгляд, в этой фразе содержалось целых две ошибки. Первая – задница всё же находилась у них не перед носом, – давайте, товарищи, быть точными! – а над головой. И вторая – ветераны в порыве эмоций допустили смешение языковых стилей. Ибо если уж они употребили высокое слово «обнажённая», то должны были добавить к нему нечто столь же пристойное и благородное, скажем, «натура», или «фигура». И выражение «обнажённая фигура» явилось бы весьма приятным слуху и правильным со стилистической точки зрения.

Ну, а если уж у них появилась «задница» (я имею здесь ввиду языковой аспект) (хотя, возможно, кто-то спросит, что за языковой аспект может быть у задницы? ан может, и не редко!) – так вот, если появилась «задница», то она должна присовокупить к себе (господи, что я говорю?) слово из того же стилистического ряда, например, «голая».

То есть, резюмируя: «обнажённая фигура» – стилистически правильная фраза; «голая задница» – тоже правильная фраза; а «обнажённая задница» – фраза неправильная.

Хотя, я думаю, на самом деле ветераны сказали даже не «задница», а, извините за выражение, «жопа». «Обнажённая жопа» это ещё смешнее. А применительно к слогану «Совершенство образа» и подавно.

Но руководство городской администрации не стало вникать в филологические тонкости речи ветеранов, а наложив на жалобу резолюцию «Разобраться!», спустило её в комитет архитектуры, недвусмысленно дав понять, что разбираться с проблемой должен тот, кто её создал, когда ещё на стадии согласования утвердил эскиз.

А надо сказать, что городской комитет архитектуры и без того уже несколько месяцев жил в постоянном страхе: против их начальника – да вы его знаете, главный архитектор, тот, что требует все рекламные вывески красить под цвет фасадов! – возбудили уголовное дело по обвинению во взяточничестве. Негодяй. И они все в комитете архитектуры боялись, что заодно и их в чём-нибудь обвинят.

Стали они читать ветеранскую жалобу и увидели, что всё изложенное в ней разделяют: и про вопиющий пример разврата, и про необходимость срочно положить конец. И главное, они почувствовали, что и их охватил страх за подрастающее поколение, а заодно и за свою, в последние месяцы обнажённую… Они срочно позвонили Завьялову и компании (сиречь рекламной компании, с которой Завьялов работал) и горячо зашептали в трубку:

– Снимайте к едреней Фене своё «совершенство»!

А те в слёзы:

– За что, кормильцы?! Это же специальная банерная ткань, изготовление изображения сколько стоит!

И видимо, у рекламщиков кроме слёз нашлись ещё аргументы, потому что в комитете архитектуры, поколебавшись, сказали:

– Ладно, пусть дама висит, но надо с ней что-то делать, облагородить как-то. Знаете что? А приклейте вы ей трусы! А что? Хорошая идея! И ветераны сыты, и деньги целы.

Сказано – сделано. Рекламщики аккуратно вырезали из красной бумаги трусы и приклеили их даме на зад. Но приклеили, очевидно, некачественным клеем: трусы от погодной сырости с одной стороны отошли и стали развеваться и хлопать на ветру, шаловливо открывая части, которые им, напротив, следовало бы надёжно скрывать. И если раньше никто кроме ветеранов на эти части особого внимания не обращал, то теперь поневоле все проходящие и проезжающие мимо только туда и заглядывали.

Ветераны взвыли от такого поворота событий. С яростью покорителей Зимнего дворца они ринулись на администрацию, в результате чего Завьялов сотоварищи не только срочно приклеили трусы суперцементирующим влагоустойчивейшим ураганонепробиваемым клеем, но и перенесли «Полуобнажённую в красном» подальше от жилых районов, к седьмому хлебозаводу, чтобы не покушаться более ни на чью нравственность и ни на чей непорочный нос.

Но не тут-то было! По последним имеющимся у меня сведениям ветераны теперь уже седьмого хлебозавода направили в городскую администрацию письмо, в котором указали на «неприлично открытую спину сидящей в картине женщины», на «большое количество молодёжи, работающей на предприятии, известном своими трудовыми традициями», и на «возмутительную близость картины к одному их памятников И. М. Сбокову, в честь которого назван наш славный город».

Думаю, эту картину ждёт печальная судьба многих непонятых современниками шедевров, и остаётся только надеяться, что современники всё же успели разглядеть не только интересные места на ней, но и завьяловский текст, призывающий делать ремонт «на пять».

Разумеется, пережитые потрясения не могли пройти для Игоря Завьялова бесследно. На днях Оля разговаривала с ним по телефону.

– Видела тебя, Игорь, по телевизору. Ведь ты поседел!

– Знаю, – вздохнул Завьялов, – особенно в подмышках.

Ремарка про И.М. Сбокова, «в честь которого назван наш славный город». Однажды воспитатели в садике спросили детей, кто из них знает стихотворение про Сбоков?

– Я знаю песню, – сказал Полина. – Можно?

– Конечно! – обрадовались воспитатели. – Песня это очень хорошо. Спой Полиночка. Дети, все слушаем Полину!

Огурчики, да помидорчики,

Сталин Сбокова убил в коридорчике, -

спела Полина.

Этой частушке её научила бабушка, Олина мама.

Про нас воспитатели поняли, что мы не такие уж безобидные люди, какими прикидываемся. А история с убийством Ильи Митрофановича Сбокова, действительно, история тёмная.