Теория поля

Козырева этот момент крайне заинтересовал.

– Продолжайте! – настойчиво попросил он учителя.

– Хорошо, – согласился Малахов, – давай тогда подробнее рассмотрим две этих философии – школу йоги и буддизм – и попытаемся соотнести их с нашими достижениями. «Йога есть обуздание волнений, присущих уму». Так написано еще во втором веке до нашей эры в главной книге учения, называемой «Йога-сутра». Есть и другие переводы. Например: «Йога заключается в недозволении уму принимать различные формы». Согласись, похоже на твое любимое «мыслить определенным образом». Как бы там ни было, смысл очевиден. Практики, направленные на дисциплину сознания. Каким образом это достигается и ради чего осуществляется? Вот вопрос, ответ на который позволит нам многое понять.

Цель йоги – очистить сознание настолько, чтобы ничего не хотеть. Заметь, желать, но не хотеть, если ты способен уловить тончайшую разницу между этими двумя понятиями.

– Не совсем, если честно!

– Как бы тебе это пояснить… С точки зрения восточных техник ты должен занять позицию стороннего наблюдателя, некоего властителя судеб, которому самому, по большому счету, безразличен результат исполнения собственных распоряжений. Твое внутреннее состояние получается при этом примерно следующего характера: «Я повелеваю исполнить то-то и то-то, но внутренне остаюсь при этом совершенно равнодушным к плодам моих желаний. Исполнится – хорошо, ну а нет – так и еще лучше!»

Тогда сознание, мысли, вожделения не будут создавать ничего лишнего, никаких ненужных помех для реализации твоей изначальной линии судьбы в акашапране. В противном случае многообразие наших изменчивых желаний и потребностей приводит к сумбуру, неразберихе, постоянному перепрограммированию матрицы, и разобраться в этом хаосе становится практически невозможно.

– Что-то я такое припоминаю! – вдруг встрепенулся Арсений. – Бурхан говорил: научись разделять истинное и ложное эго… Как-то так… Типа того, что есть изначальное творящее начало, душа, и есть ее суррогатный двойник, порождение мира материального… Но тогда я не мог спроецировать данные мысли на нашу сегодняшнюю теорию.

– А я и сейчас еще, если честно, все ж таки не могу в точности установить однозначные ассоциации. Но Муса ведь знает такие вещи, о которых не прочтешь в учебниках, не освоишь в многочисленных школах или на модных ныне курсах и тренингах. Учение йоги довольно разнообразно. Хотя мы не погрешим сильно против истины, если будем рассматривать лишь два основных течения. Хатха-йога объединяет в себе четыре нижних ступени познания, а Раджа-йога – четыре высших. Постепенно, от простого к сложному, посредством набора физических и духовных упражнений, человек, практикующий йогу, серьезнейшим образом изменяет свое сознание, продвигается от очищения тела к очищению ума. Вот посмотри, что пишут про йогу в Интернете: «Главное назначение Хатха-йоги – создание абсолютного единения души и сознания. Когда такой баланс достигнут, рождаются импульсы, пробуждающие центральную силу. Сила эта отвечает за реализацию возникающих мыслей. Тха – это прана, аха – ум. Таким образом, Хатха-йога означает союз пранической и ментальной сил».

Что такое прана, мы уже знаем, это и есть наша изначальная информационная матрица, носитель знаний о грядущих событиях. А воздействовать на нее возможно с помощью собственного сознания. Так что тогда йога, как не учение об управлении судьбой? Вот только в процессе достижения просветления меняются и желания. Человека в состоянии освобождения, называемом «мокша», перестают интересовать соблазны материального мира, хотя, пожалуй, он смог бы повлиять на них силой собственного разума. В этой практике сам путь к вершине проложен таким образом, что исключает наличие и желаний, и возможностей одновременно. Читаем дальше: «Когда праническая и ментальная силы объединяются, в человеке происходит великое событие. Это пробуждение высшего сознания. Прана шакти, жизненная сила, и манас шакти, ментальная сила, – вот два фундаментальных творца. Любой объект во Вселенной, от мельчайшего атома до звезд-гигантов, состоит из этих двух шакти, или энергий. Когда они взаимодействуют друг с другом, когда происходит игра этих двух шакти, тогда возникает творение. Когда эти шакти отделены друг от друга или растворяются в источнике, тогда творение исчезает».

– Ну? Как тебе? Я не искал специально, читаю первое, что выдала поисковая система. Давай-ка посмотрим, что там еще? «Что происходит внутри, когда вы начинаете думать? Что есть мысль? Что происходит внутри нас, когда мысль формируется, когда она исчезает, когда одна мысль сменяет другую, или когда они мешают друг другу? Это называется игрой шакти. Современная физика подтверждает эту теорию». – Ладно, пожалуй, хватит. Мы с тобой и сами знаем не понаслышке, что там подтверждает современная физика. Домыслы нас не интересуют. Но в целом, согласись, очень близко к нашим идеям.

– Да, согласен, – Козырев пребывал в легком шоке.

Что касается остальных направлений, видишь ли, даже буддизм, несмотря на то, что отрицает ведические знания, довольно близок по своей философии к идеям ортодоксальных школ. Необходимо также учитывать тот факт, что буддизм, в отличие от остальных основных мировых религиозных конфессий, возник в результате философских размышлений конкретного человека, а не явился эзотерическим путем через видения или откровения. Если мы хотим опираться на его доктрины, идеи или учения в своих научных изысканиях, нам следует проявлять дополнительную осторожность. Но тем не менее.

Согласно буддизму, все беды и страдания человека проистекают из-за его стремления к земным, мирским наслаждениям. Хотя лично я предпочел бы вместо слов «беды» и «страдания» применять более точные, на мой взгляд, определения: недостаточная интенсивность наслаждения по сравнению с ожидаемой, его быстротечность, боль его утраты, мучительное стремление к его повторению. В основе всех этих ощущений лежит одно основное чувство – неудовлетворенность. Человеку всегда свойственно хотеть большего, что бы он ни имел. Он быстро привыкает к хорошему, насыщается, перестает ценить данное ему и требует от жизни все новых и новых стимулов.

В этом и заключается суть «страданий» – в неудовлетворенности. Только этот, полученный в прежних воплощениях опыт, вынуждает бессмертную человеческую душу вновь и вновь появляться на этом свете в бесконечной череде циклов перерождения. И разорвать этот круг можно только здесь, на Земле, полностью абстрагировавшись от собственных желаний. Только тогда душа поймет, что ей незачем более возрождаться, и найдет свое успокоение в лучшем мире. В соответствии с учением буддизма достигнуть этого возможно еще при текущей жизни. Такое состояние называется нирваной. Нирвана являет собой уход от обычных человеческих ценностей и от цели вообще. Она устанавливает свои ценности: изнутри – это ощущение покоя, неподвижности, а снаружи – состояние абсолютной независимости, свободы. В буддизме это означает не преодоление препятствий, а их полное исчезновение. Снимается само противопоставление жизни и смерти, поэтому споры о том, является нирвана вечной жизнью или уничтожением, оказываются лишенными смысла.

Несмотря на то что все эти объяснения достаточно нечеткие, понять, наверное, это нельзя, можно только постичь, но и тут мы легко можем уловить прямые указания на наши результаты. На первый взгляд буддизм полностью опровергает известные нам положения, ведь он отрицает существование личности как таковой. Догмат о несуществовании души, Анатман, один из трех основных составляющих буддизма, утверждает: все то, что воспринимается индивидуумом как собственное «Я», – всего лишь убедительная иллюзия. Эта иллюзия навязывается нам «скандхами», или «явлениями существования». Мир воспринимается через них и только через них. Их всего пять: форма, чувства, восприятия, воля и разум. Все это достаточно сложно, постигается, как и йога, посредством специальных, длительных практик, на которые может уйти вся жизнь.

Я расскажу тебе одну историю: «Однажды Джек Корнфилд, европеец, психолог и исследователь буддизма, описал свое первое знакомство с понятием «анатман» во время встречи с тибетским гуру Калу Ринпоче. Пытаясь извлечь из встречи с замечательным человеком как можно больше, Джек с энтузиазмом новичка обратился к Учителю с просьбой: «Не могли бы вы мне в нескольких фразах изложить самую суть буддийских учений?» Ринпоче ответил: «Я бы мог это сделать, но вы не поверите мне, и, чтобы понять, о чем я говорю, вам потребуется вся жизнь». Тем не менее, ученый продолжал настаивать: «Все равно объясните, пожалуйста. Я так хочу это знать!» Ответ мудреца был предельно краток: «Вас реально не существует».

– Да-а-а, – протяжно произнес Арсений, обалдевший от непонятных терминов и сложных философских измышлений, – это все, конечно, интересно, но уж слишком запутано. Нельзя ли вернуться поближе к нашей теме.

– Я к тому и веду, – согласно кивнул головой Евгений Михайлович. Среди всего многообразия сложных буддистских учений существует так называемая «Кшаникавада», или «Теория мгновенности». Давай почитаем в энциклопедиях, в чем же она заключается.

Малахов несколько минут стучал пальцами по клавиатуре, отыскивая в интернете интересующий материал. Вскоре он удовлетворенно произнес:

– Вот, нашел. «Кшана» означает мгновение – время, за которое можно щелкнуть пальцами. Согласно буддийскому учению, кшана составляет продолжительность вспышки одной дхармы (элемента бытия). Ежемгновенно дхармы вспыхивают и исчезают, образуя новый «узор», новую комбинацию, обусловленную законом взаимозависимого возникновения и кармой. Не существует ни материи, ни иной субстанции, есть лишь поток последовательных психических элементов – дхарм. Восприятие мира живыми существами подобно восприятию кадров на движущейся кинопленке. Дхармы так быстро сменяют друг друга, что у наблюдателя создается полная иллюзия стабильной и длящейся реальности». Ну, что скажешь?

– Скажу лишь то, что я давно об этом думал. Рано или поздно нам, пожалуй, потребуется признать дискретность бытия.

– Погоди, это еще не все. Если мы внимательнее взглянем на закон взаимозависимого возникновения, который на санскрите звучит как «пратиться-самутпада», то увидим, что он не предполагает отношения причины и следствия как первичного и вторичного, содержащего и содержимого. В силу абсолютной дискретности элементов существования – дхарм – не может быть и речи о том, что причина предшествует следствию, и уж тем более о прямом порождении следствия причиной, перенесении на следствие каких-то своих характеристик. Мы с тобой считаем точно так же. События происходят так и только так, как записано в акашапране. У нас, конечно же, есть масса расхождений во взглядах на устройство мира с буддизмом. Но, на мой взгляд, эта философия поможет нам ответить на один общий вопрос. Если дхармы, постоянно возникающие и исчезающие, дискретны и изолированы, то почему мир не только изменчив, но и устойчив? Как объяснить неизменность с течением времени восприятия вещей и состояний? Буддисты утверждают, что процессы в мире упорядочены именно потому, что отношения между дхармами в пространстве и времени подчиняются закону пратитья-самутпады.

– Точно! – воскликнул Козырев. – Так и есть. В соответствии с нашей теорией абсолютно любая материя может быть рождена в пространстве. Нужная струна с упрямой безысходностью неотвратимо начнет колебаться в нужной моде, лишь бы только информация об этом содержалась в акашапране. И устойчивость нашей схемы тоже управляется неким законом – законом минимальной затраты энергии.

– Именно! – согласился Малахов. – Ну и еще. Буддисты, как и мы с тобой, все же допускают возможность влияния человека на свою судьбу. Несмотря даже на то, что отрицают само существование личности. Но ведь кто-то должен был решить однажды избавиться от неведенья, пройти путь освобождения и достичь нирваны? Ведь что-то остается, после того, как путь пройден, ведь кто-то же должен насладиться освобождением! Так и мы отрицаем возможность влиять на события своими действиями и в то же время пытаемся добиться изменения бытия через мысленное, а возможно, и какое-то другое прямое и непосредственное воздействие на информационную матрицу.

Козырев потом часто вспоминал это разговор, размышлял, сопоставлял известные факты, рылся в энциклопедиях в поисках новых, рассуждал и прикидывал. Позже он считал, что именно эта беседа, плюс, конечно, полупрозрачные намеки Мусы Бурхана привели его в итоге к тому самому грандиозному прорыву.

* * *

Боль утраты постепенно, чрезвычайно медленно, но тем не менее затихала. Время шло, жизнь продолжалась. Новые события, проблемы и впечатления все больше перетягивали на себя внимание живых. До отца и сына, находящихся в состоянии тихого конфликта, постепенно начала доходить вся бессмысленность произошедшей ссоры, и хотя яркого примирения как такового так и не случилось, оба, сами того не замечая, мало-помалу возобновили нормальное общение. Сперва перекинулись парой незначительных фраз, потом снова, потом еще раз. Диалоги становились длиннее, интонации доброжелательнее, а негативные эмоции менее яркими. Натянутость в отношениях отступала.

Через несколько месяцев после трагедии Арсений уже спокойно приезжал в дом к своим родителям, снова, как и прежде, чувствовал тепло родных стен, ощущение спокойствия и комфорта вернулось. Он частенько наведывался сюда, старался появляться хотя бы раз в неделю, что бы лишний раз поддержать стариков, да и самому сменить обстановку, окунуться в приятную атмосферу давно минувшего детства.

Вот и на этот раз он заскочил по пути домой буквально на несколько минут, когда отец вручил ему увесистый пакет внушительного вида, только что доставленный почтальоном. Арсений с немалым удивлением взял посылку, внимательно осмотрел со всех сторон и уважительно взвесил в руках:

– Ого, солидное послание. А что это?

– Ты меня спрашиваешь? На конверте твое имя, тебе и разбираться с содержимым.

Адресат неожиданного послания с нетерпением и плохо скрываемым любопытством разорвал плотную картонную упаковку. Внутри находилось множество различных печатных материалов и письмо, красиво и важно оформленное на типографском бланке:

Уважаемый Арсений Павлович!

Департамент внешних связей Института прикладной физики высоких энергий при Международном ядерном научно-исследовательском Центре в Женеве, Швейцария, ознакомившись с Вашими научными работами, опубликованными в ряде известных физических изданий, приглашает Вас принять участие в конкурсе на соискание стипендии молодым ученым имени Макса Планка, учрежденной в рамках двустороннего Соглашения между Российской Федерацией и Швейцарской Конфедерацией по взаимовыгодному взаимодействию в области перспективных ядерных программ.

Стипендиату предоставляется возможность присоединиться к одному из коллективов Института, принять участие в работах по одному из современных направлений научных исследований на срок до трех лет.

Стипендиат обеспечивается бесплатной комфортабельной квартирой на весь период пребывания в Швейцарии, а также авиабилетами Москва – Женева и обратно один раз в течение каждого календарного года. Размер стипендии составляет 4000 евро в месяц.

Если Вас заинтересовало наше предложение, просим внимательно и аккуратно, четкими печатными буквами на английском языке заполнить прилагаемые к письму анкеты в соответствии с инструкциями и образцами. Заполненные анкеты следует вложить в прилагаемый желтый конверт и заказным письмом направить по адресу, указанному на конверте.

Соискатели, успешно преодолевшие первый тур отбора на основании анализа представленных анкет, будут приглашены на собеседование, по результатам которого специальная двусторонняя Комиссия определит итоговый список стипендиатов.

С надеждой на будущее плодотворное сотрудничество,

руководитель департамента, Вольфганг Паули.

Козырев еще раз внимательно перечитал послание. Предложение было в высшей степени неожиданным. Он тут же набрал номер Малахова:

– Евгений Михайлович, здравствуйте! Мне, конечно, очень приятно, спасибо, но почему же вы мне ничего не говорили?

На том конце провода недоуменно молчали.

– Я про приглашение из Швейцарии!

– Приглашение? Из Швейцарии? – Малахов явно не понимал, о чем идет речь.

– Как, так это не ваших рук дело? – в свою очередь, изумился Арсений. – Хм, странно, но тогда кто же?

– Может быть, ты сначала объяснишь мне, что там у тебя случилось. Тогда, возможно, я тоже что-то смогу понять из твоей бессвязной речи.

– Так это… – Козырев еще не успел толком прийти в себя. – Мне тут конверт пришел на почту, на адрес родителей. Я же у них прописан…

Он снова замолк и на несколько мгновений застыл в немом раздумье, растерянно разглядывая конверт. Так и не дождавшись окончания фразы, Малахов не выдержал:

– Поздравляю! Подозреваю даже, что там находится нечто интересное. Но если ты мне так и не скажешь, я не смогу разделить с тобой всей радости от столь замечательного события.

– Там приглашение, судя по всему в ЦЕРН^[57], в Швейцарию.

– Вот оно как! – воскликнул профессор, никак не ожидавший такого поворота событий. Он и в самом деле был ни при чем и удивился совершенно искренне. Обычно подобные предложения просто так не поступают.

Нонна Алексеевна, которая прямо из своей комнаты сумела уловить намечающиеся интересные события, уже успела пошуровать в присланных бумагах и теперь с неподдельным интересом и любопытством штудировала письмо.

– Мама! – Арсений на секунду оторвался от трубки. – Ну как тебе не стыдно!

Но сейчас женщине было не до возражений сына, слишком уж увлеклась она текстом необычного послания. Тот обреченно махнул рукой и вернулся к разговору с профессором. Вдруг его осенило:

– Ибрагимов! – чуть ли не крикнул он в трубку. – Ну конечно же, кто же еще! Ах, Георгий Александрович, не забыл-таки скромного бывшего руководителя группы. Сумел найти возможность, порекомендовал, замолвил словечко. Ай, спасибо!

В трубке довольно хихикал Евгений Михайлович.

– Ну ладно, не буду отвлекать. – сквозь смех сообщил он ученику. – Изучай пока, завтра расскажешь в подробностях.

А изучать было что. Анкета состояла из двадцати шести листов и содержала вопросы, охватывающие весь спектр научной жизни соискателя. Кроме стандартных формальных пунктов об образовании, трудовой деятельности и личной жизни комплект документов содержал таблицу для списка научных трудов, а также пустографки для двух развернутых рекомендаций известных ученых.

Козырев задумался. Ну одну рекомендацию, понятно, напишет Малахов. А вот вторая… Громкая история с секретной группой «Вихрь» серьезно подмочила репутацию молодого ученого. Сначала она была стараниями Жидкова раскрыта, потом ее деятельность подверглась расследованию комиссии по научной этике, темные подозрения, обвинения в лженаучной деятельности и, наконец, ликвидация. Все это дурно пахло, вызывало нездоровый интерес и авторитета не прибавляло. Далеко не каждый решится в таких условиях официально, в письменной форме расхваливать бывшего руководителя группы. Конечно, при родительских связях в научных кругах найти второго поручителя труда не составляло, но Арсению не хотелось использовать чье-либо влияние, будто он незрелый, прыщавый студентишка. Несмотря на свой достаточно юный возраст, он успел заявиться в науке и считал себя достойным кандидатом на престижную, да и что там говорить, внушительную стипендию.

«А ведь это выход! – воодушевленно рассуждал он. – Нет, в самом деле! Три года в Швейцарии! Такая сумма! Можно успеть рассчитаться с долгами. Да плюс еще сдать свою квартиру! Конечно, шиковать там не придется, но зато какие перспективы в научном плане! Да любой молодой ученый сочтет за счастье!»

И все же он не был обычным молодым ученым. В свои двадцать восемь лет он успел испытать и успех, и разочарование. К радости от новых перспектив примешивалась немалая доля грусти – за потерянный дружный и способный коллектив, за незаслуженно закрытую и преданную забвению собственную научную тему. Даже столь шикарное предложение, которое, вообще-то говоря, еще нужно было получить, заработать в борьбе с вполне достойными конкурентами, было для него компромиссом, шагом назад, сделать который его вынуждала суровая и строгая женщина по имени Судьба.

«Завтра же пойду к Акименко! – после недолгих размышлений решил Арсений. – Он принципиальный и честный ученый. Уверен, что его рекомендация будет объективной. Если уж и он откажется, то тогда…»

Козырев не стал думать, что будет «тогда». После гибели сына он как-то привык не переживать прежде времени о гипотетических событиях, которые могут и не случиться. Во-первых, так было спокойнее. А во-вторых, однажды он заметил, что чем меньше он думает о худшем варианте, тем реже этот вариант реализуется. Все как-то вдруг поворачивалось неожиданным образом, и те тревоги, которые собирались было возникнуть в его голове, по факту оказывались совершенно безосновательными.

Его родители очень обрадовались внезапно открывшимся новым возможностям. Он так и не рассказал им про крупный проигрыш, но проблемы с работой скрыть было невозможно. Мама настояла, чтобы он переночевал у них, и поспешила на кухню собрать что-нибудь к ужину. Отец побежал в магазин, хотя Арсений сопротивлялся из последних сил, приводя массу убедительных аргументов. Больше всего, конечно же, ему не хотелось оставлять Вику одну. После тех трех дней, когда он ездил на охоту, а ей пришлось впервые ночевать в пустой квартире, у нее возникли странные фобии. В темноте молодой женщине начинали чудиться кошмарные видения, и он не хотел лишний раз понапрасну подвергать ее психику ненужному испытанию.

Но он хотел заполнить анкеты как можно быстрее, а помощь родителей в этом деле оказалась поистине неоценимой. Вместе с отцом, изредка привлекая Нонну Алексеевну в качестве советчика и консультанта, они просидели до середины ночи. Анкета содержала большое количество вопросов психологического плана, отражающих тип личности соискателя, его характер. В такие моменты им приходилось подолгу спорить, потому что и мама, и отец искренне рекомендовали не выпячивать некоторые наиболее яркие черты личности Арсения. В конце концов ему надоедало, он соглашался и старательно вписывал в ровные типографские графы красивых бланков надиктованные родителями фразы.

Около двух часов ночи, вконец измученный, он добрался до своей старой кровати и завалился на нее прямо в одежде. Уже лежа, стаскивая с себя вещи, строил четкие планы на завтрашний день. С утра нужно было заскочить к Малахову, рассказать подробности и оставить ему один из листков для рекомендации. Ну а потом в институт, к Акименко. Как там нынче, на его первом месте работы? Кто еще остался в лаборатории? Помнят ли его, как встретят? Завтра он все это узнает, а сейчас поскорее спать! Организму необходим отдых!

* * *

Он шел по знакомым коридорам института и с любопытством озирался по сторонам. Да, внешне многое изменилось. Очевидно, здание подверглось основательному ремонту, но под свежей краской и современными отделочными материалами угадывались все те же обшарпанные стены. Преданный интерьерам внешний лоск лишь подчеркивал общую бедность. Конечно, стало чище, опрятнее. Администрация сделала все, что смогла, но восстановить былое величие некогда знаменитого института одними косметическими средствами невозможно.

– Арсений! – услышал он до боли знакомый женский голос. Обернувшись, увидел Лену. Она почти не изменилась. Такая же стройная, симпатичная, с дерзким, ироничным взглядом. Девушка смотрела на него и радостно улыбалась. Он подошел. Тепло, но с некоторым смущением обнял ее. Они не виделись с самого его увольнения. Правда, регулярно общались в сети и в целом были в курсе дел друг друга. Лена за прошедшие пять с лишним лет успела выйти замуж и развестись, но по-прежнему продолжала совмещать обязанности программиста и системного администратора в лаборатории.

Она взяла его руку в свои маленькие ладошки и крепко сжала, выражая тем самым одновременно соболезнование, сочувствие и поддержку. Несколько мгновений молча смотрела ему в глаза, и взгляд этот выражал нечто гораздо большее, нежели можно было передать словами.

– Как ты теперь? Что думаешь делать?

Он лукаво улыбнулся, заговорщически приложил указательный палец к губам и, склонившись, прошептал в самое ухо:

– Уезжаю работать в Швейцарию. Только тс-с-с! Пока это секрет!

Лена уважительно хмыкнула.

– Пойдем, проводишь меня, – Арсений взял девушку под руку. – Расскажешь заодно, что у вас тут и как. Кто из старых еще остался, ну кроме тебя и Акименко, конечно же. Олег, например, как он, где?

– Где, не знаю, отсюда ушел уже года два как. Ушел и пропал, ни слуху ни духу.

– А дядя Лева?

– Дядя Лева здесь, куда ж он от своего ускорителя денется!

– Понятно, а остальные?

– Остальные? Ну кто еще там у нас? Виталика Матвеева и Яшу Никельбурга помнишь? Оба сейчас в одном из крупных банков работают. Сначала Яша ушел, а потом и Виталика за собой утащил. Они ж по жизни вместе, еще со школы.

– Ну а как мой друг сердечный Цыпкин?

– Здесь… – протяжно произнесла Лена с плохо скрываемой неприязнью. – Вот ведь как любопытно получается, хорошие люди уходят, а от этого фиг, не дождешься! Хотя нет, пожалуй, все остальные еще тут. Крутятся потихоньку кто как может.

Незаметно они добрались до кабинета Акименко.

– Ну ладно, ты потом загляни хоть к нам, поболтаем!

Козырев утвердительно кивнул и открыл дверь руководителя лаборатории. Они были рады видеть друг друга, но теперь встретились не как учитель и ученик, не как начальник и подчиненный, а как старинные коллеги, зрелые ученые, глубоко и безусловно уважающие друг друга.

Станислав Сергеевич, увидев вошедшего, расплылся в широкой дружеской улыбке, поспешно поднялся из-за стола, вышел навстречу и долго тряс руку Арсения. Затем жестом предложил ему располагаться поудобнее.

Несколько мгновений они молчали, с удовольствием вспоминая дела пятилетней давности. Наконец Акименко произнес:

– Наслышан-наслышан, наделал ты шуму в наших кругах! Впрочем, чего от тебя еще было ожидать!

– Да ладно, – смущенно отмахнулся Козырев, – гордиться особо нечем. Расскажите лучше, как у вас тут. Я смотрю, ремонт сделали.

– Да, – подтвердил Акименко, обводя рукой обновленный кабинет, – да и вообще, знаешь, в целом неплохо. Стало получше. Гранты появились, боремся, нередко выигрываем, вот ведь как! Ускоритель немного модернизировали, продаем время. Коммерция тоже несколько оживилась, подкидывают прикладные задачки. Так, мелочевка, конечно, ширпотреб, но все-таки. В общем, направление вектора правильное, а модуль… Ничего, главное идти в нужную сторону, рано или поздно доберемся! Черт возьми, я все-таки ужасно рад тебя снова видеть!

– Я тоже, это честно! – искренне ответил растрогавшийся Арсений. После небольшой паузы, не откладывая главный вопрос в долгий ящик, продолжил. – Я ведь не просто так, Станислав Сергеевич, я ведь с просьбой.

– Да я уж догадался. Но я тебе не осуждаю, не мы такие, жизнь такая! Не стесняйся, давай, выкладывай, что там у тебя.

– Меня пригласили принять участие в конкурсе на место в ЦЕРНе, в Швейцарии. В рамках программы по обмену молодыми специалистами. Они к нам, мы к ним. Они нам свои достижения, мы им наши наработки. Предложение очень хорошее и в научном плане, и в финансовом. Но нужно две рекомендации. Лучше вас меня никто не знает, разве что Малахов.

Козырев протянул ему письмо и листок анкеты, в который требовалось вписать текст. Акименко бегло взглянул на бумаги, положил на стол, снял очки и пристально посмотрел на коллегу.

– Конечно, Арсений, какие вопросы. Я напишу… Только вот… – Он запнулся, будто подбирая слова. Несколько мгновений сомневался, но потом решился. – Только у меня к тебе будет ответная просьба, вот ведь как.

Козырев удивился, но с готовностью согласился выслушать.

– Ты там, в ЦЕРНе, не забывай про своих бывших коллег. У нас сейчас много возможностей появилось, мы можем вам оказаться полезными. Ну а коллектив наш ты знаешь. Нам бы только задачи, а материальная база есть, люди есть, отличные люди!

– Хорошо, – заверил Арсений, – если только будет хотя бы малейшая возможность привлечь вас к совместной работе, сделаю все, что в моих силах, обещаю!

– Я знал, что мы найдем общий язык, – обрадовался Станислав Сергеевич. Потом посмотрел на бумаги. – Тебе это срочно?

– Хотелось бы сегодня отправить, я слишком поздно получил предложение, осталось совсем мало времени. Боюсь не успеть, не хотелось бы рисковать. Сами понимаете, такой шанс.

– Хорошо-хорошо. Иди пока, погуляй немного, посмотри, как у нас стало, пообщайся со старыми друзьями. Мне нужно собраться с мыслями. Заходи через часик-полтора. Я напишу.

Козырев вышел из кабинета и направился в лабораторию. Первый, кого он встретил, войдя в помещение, оказался Цыпкин. Арсений протянул ему руку:

– Сергей Львович, здравствуйте!

Тот несколько опешил от неожиданности, злобно хмыкнул, что-то пробурчал в ответ и поспешно удалился. Рука, протянутая в знак отказа от прошлых обид, так и осталась висеть в воздухе. Козырев недоуменно пожал плечами, но долго думать на эту тему ему не дали. Со всех сторон к нему уже спешили бывшие сослуживцы. Каждый был наслышан о нашумевшей истории, и всем не терпелось поскорее узнать подробности из первых уст главного участника событий. Да и просто пообщаться со старым коллегой и приятелем. Арсений никак не ожидал такого теплого и радушного приема.

Лена тоже была среди прочих, но вперед не лезла и эксклюзивных прав на Козырева не предъявляла. Они тихонько сидела в сторонке, вопросов не задавала, просто смотрела и слушала. Когда первый поток любопытства был удовлетворен и основная масса людей потянулась обратно по своим рабочим местам, он подошел к ней и положил руку на плечо:

– Ну, а что там наша столовая? Пойдем-ка, вспомним былые годы. Я так соскучился, если честно.

– Соскучился по мне или по еде?

Арсений рассмеялся.

– Ты нисколечко не изменилась! Все так же искрометно-иронична. Скучал по тебе, конечно же, но и покушать сейчас тоже бы не отказался.

– Ты тоже не изменился. Тебе непременно все и всегда нужно оптимизировать. По-прежнему стремишься сочетать приятное с полезным?

– Лен, ты что, обижаешься?

– Нет, просто мне казалось, я заслуживаю большего внимания с твоей стороны. Впрочем, ладно, пойдем поедим. Если, конечно, в этой твоей формуле я – все же приятное.