Теория поля

Он достал из сумки небольшой динамометр, похожий на бытовые пружинные весы, и килограммовую гирю. Подвесил гирю на рычаг и повернул прибор к Малахову.

– Посмотрите, видите? Гравитация заметно уменьшилась. Примерно 9,3 ньютона.

Евгений Михайлович взял динамометр в руки и удивленно уставился на стрелку. Тем временем Арсений поднял с земли преобразователь и разделил половинки. Практически ничего вокруг не изменилось. Лишь стрелка прибора, слегка поколебавшись, установилась на отметке 9,8.

– Это поразительно! – воскликнул профессор, когда вновь сумел обрести дар речи.

Арсений наслаждался произведенным эффектом, с нескрываемым удовольствием наблюдая за реакцией учителя.

– Что это такое? Откуда? Неужели действительно антигравитация? Мы с тобой тоже стали легче? – Малахов попробовал подпрыгнуть, но заметной разницы не почувствовал.

– Да, наш вес тоже уменьшился. Но навряд ли вы сможете это почувствовать без специального оборудования. Вы сколько весите? Килограмм семьдесят? Теперь, значит, около шестидесяти шести. Все еще слишком много, чтобы взлететь.

Выждав некоторое время, Козырев, не дожидаясь вопросов, сам начал рассказывать:

– Поле искривления нарастает практически мгновенно. Зафиксировать, каким именно образом это происходит, пока не удается. Приборы не успевают отреагировать. Но опасности для живых существ нет. То ли мощность этого преобразователя слишком незначительная, то ли наш организм также не успевает ничего заметить, но факт остается фактом. Я, правда, на более мощных экземплярах пока экспериментировать боюсь.

Поскольку профессор продолжал хранить молчание, Арсений продолжил:

– Пространство искривляется не внутрь, а наружу. Мы с вами только что побывали в будущем. Правда, опередили всех всего лишь на несколько мгновений. Но я вот что думаю. Самый важный эффект, на мой взгляд, заключается в потенциальной возможности прямо и непосредственно влиять на грядущее путем явного программирования акашапраны. Через воду. В момент отключения преобразователя искривление исчезает, и пространство в силу присущей ему упругости восстанавливает исходную форму. А значит, движется в обратную сторону. В этот момент происходит невероятное. Прошлое и будущее трижды меняются местами!

Первый раз сразу же после отключения поля из-за изменения направления движения. Ведь будущее это то, куда движется пространство, а прошлое – где оно уже побывало.

Второй – за счет обратного движения в ходе восстановления первоначальной формы. Вот в этот-то момент информация, записанная на воду, передается через пространство прошлому. Прошлое хранит знания о минувших событиях.

А затем снова меняется направление движения, и наша с вами локальная область, которая только что «забегала вперед», а теперь восстановилась, движется вперед вместе со всеми. И реализует в реальности заданную водой программу. Евгений Михайлович, да вы вообще слушаете меня?

– А? – Малахов будто очнулся от забвения. – Да-да, Арсений, слушаю. Конечно же, я слушаю! Просто… Подожди! Не торопись. Я не успеваю так быстро переваривать. Все это так потрясающе грандиозно, необычно, неожиданно! Очень впечатляет! Но требуется время, чтобы осмыслить.

– Это ничего, это успеется! У вас еще будет такая возможность. Я же пока пытаюсь придумать, как создать собственную программу и записать ее на воду. Это вам не расшифровывать готовые кластеры! Малейшая ошибка – и последствия могут стать катастрофическими! Фатальными для всего человечества!

– Арсений, я тебя умоляю! – взмолился Евгений Михайлович, – Подожди, дай мне свыкнуться с твоими уже свершившимися достижениями! Я настолько впечатлен, что потерял способность здраво мыслить и рассуждать! Все это так потрясает воображение… У меня просто нет слов…

Козырев довольно хихикал, наслаждаясь заслуженным триумфом. Не каждому ученику удается поразить учителя собственными успехами. Тем более что похвала от Малахова являлась наиболее значимым признанием его достижений, потому что это мнение человека, способного по-настоящему оценить не только результат, но и тот непростой путь, который пришлось преодолеть ученому в поисках истины.

– Вот что, Арсений. Я беру таймаут, нужно время, чтобы как следует все это обдумать. Мы обязательно снова встретимся и подробнейшим образом обсудим ситуацию. Все ж таки я тебя прошу: пока, до нашего разговора, воздержись от любых публикаций. И вообще никому, ни единому человеку не сообщай об этом уникальном открытии! Слишком уж опасными могут быть последствия разглашения этих необычных сведений.

– Да, конечно, я и не собирался. Когда вы будете готовы?

– Давай, может, на следующей неделе?

– Отлично! А знаете, Евгений Михайлович, вы приходите ко мне в гараж! У меня там сейчас находится лаборатория, а вы еще ни разу не были. Там есть на что посмотреть! И все, до последнего винтика, принадлежит мне! К тому же там довольно удобно, можно, так сказать, воочию убедиться. И никто не сможет нам помешать. Вы будете первым гостем!

– Спасибо, непременно приду! Весьма любопытно взглянуть.

Они пожали друг другу руки. Глядя в глаза ученику, Малахов не мог сдержать восхищения:

– Ты молодец! Я, конечно, всегда в тебя верил, но все равно. Ты сумел меня удивить. Поздравляю! Действительно заслужил.

Козырев ничего не ответил, лишь благодарно кивнул. На глаза навернулись слезы гордости. Развернувшись, они быстрым шагом направились в сторону ближайшей станции метро.

Глава 18

Новый день принес неприятное известие. Серьезно заболел Линерштейн-старший, Михаил Леонтьевич. «Скорая помощь» увезла его накануне вечером прямо с работы. И прогнозы врачей были весьма неблагоприятными. В лучшем случае ему предстояло долгое время провести в больнице. Холдинг остался без верховного главнокомандующего, а его роль в управлении распределенной сетью разнородных и разнообразных компаний переоценить было чрезвычайно трудно.

Приступ не стал неожиданностью, болезнь председателя совета директоров «Меркурия» уже довольно давно вызывала опасения всего руководства. Основная сложность заключалась в том, что, управляя семейной компанией на правах главы семьи и основного учредителя, он олицетворял собой незыблемые устои власти и мог фактически единолично принимать любые, даже самые ответственные и радикальные решения. Он стоял у самых истоков, именно его прошлые связи, его неуемная энергия позволили развить предприятие из небольшой компании в гигантский транснациональный холдинг. Авторитет его и в семье, и в «Меркурии» был непререкаем.

Семейственность в руководстве, именно то, что являлось особенностью и конкурентным преимуществом фирмы, чем так гордились все сотрудники, представляло теперь главную опасность. Как бы ни были дружны между собой родственники, потенциальная возможность борьбы за более жирный кусок огромного пирога могла привести к катастрофическим последствиям. Явно выраженного преемника не было. Возвышение любого неизбежно привело бы к ревности всех остальных и, как следствие, к нагнетанию напряжения.

Поэтому мудрый аксакал поступил на первый взгляд авантюрно, но на самом деле с глубокой и продуманной целью. Он решил нанять жесткого и властного руководителя со стороны. А пакет акций распределить между ветвями генеалогического древа таким образом, чтобы все ее члены обладали равным количеством голосов. При таком условии формально все родственники оставались равны между собой, важнейшие стратегические решения могли приниматься лишь коллегиально, а смена председателя совета директоров становилась возможной только при наличии довольно значительной коалиции, что само по себе говорило бы о свершившемся объединении большей части семьи под общими знаменами. Это вполне устраивало Линерштейна-старшего и в теории звучало вполне разумно.

Михаил Леонтьевич активно работал в данном направлении и уже даже определился с кандидатом на столь ответственную позицию, однако полностью погрузить его во все процессы предприятия не успел. Едва придя в сознание в больничной палате, он тут же собрал семейный совет и в спешном порядке осуществил формальные процедуры назначения. Смерть владельца откладывалась, и необходимость наследовать контрольный пакет акций на время отпала. Пока Линерштейн был в состоянии контролировать ситуацию самостоятельно, хоть и удаленно.

Нового председателя совета директоров звали Семен Денисович Корнейчук. Это был довольно спортивный, статный мужчина среднего роста, худосочного телосложения, лет около пятидесяти. Несмотря на возраст, держал себя в хорошей физической форме. Он был совершенно седой, но седина не только не портила впечатление, а, напротив, придавала дополнительный налет респектабельности и даже некоторой импозантности. Передвигался по офису энергично, говорил четко и кратко, всегда по делу, невыполнимых лозунгов не выдвигал. Держался просто, но уверенно и с достоинством.

Послужной список нового председателя производил яркое впечатление: громкие названия известных компаний, их очевидный прогресс за последние годы говорил сам за себя. Ответственные должности, весомые достижения – типичный образ успешного руководителя. Пожалуй, Михаил Леонтьевич сделал правильный выбор. Во всяком случае так казалось всем, кто впервые знакомился с Семеном Денисовичем.

Корнейчук время на раскачку брать не стал и после непродолжительного периода знакомства стартовал сразу с места в карьер. Уже после второго визита к начальнику Козырев вернулся весьма озадаченный.

Встреча длилась более трех часов кряду, и за это время Арсений сумел подробно познакомиться с грандиозными планами Семена Денисовича. Поскольку он сам занимался подробным анализом, реинжинирингом и оптимизацией бизнес-процессов всего холдинга, знал, так сказать, тему изнутри, во многих аспектах лично являлся автором задумок, преобразований и нововведений, то счел своим долгом предупредить нового руководителя о нюансах реализуемого в настоящее время грандиозного проекта. Странно, но Корнейчук не выразил должной заинтересованности, хотя сам Козырев считал этот вопрос чрезвычайно важным. Председатель дружески похлопал его по плечу и по-отечески произнес:

– Арсений Павлович, дорогой мой, забудьте все, что здесь раньше было. Такую дикую смесь дилетантства, непрофессионализма и некомпетентности я еще не встречал. Никакого понятия об управлении.

Козырев опешил от неожиданности.

– Да, но ведь как-то это все работало. Причем, судя по всему, работало неплохо. Многого же удалось добиться…

– Вот именно… Именно об этом я и говорю. «Как-то», «неплохо». А давайте не будем лукавить и скажем прямо: кое-как. Неплохо вовсе не означает хорошо.

Арсений не нашелся, что ответить.

– То, что было хорошо вначале и годилось для небольшого семейного предприятия, – с апломбом продолжал вещать Корнейчук, – решительно не подходит для столь крупной организации. Компания выросла, а руководство осталось прежним, методы управления безнадежно отстали. Пришла пора в корне изжить все эти решения, соответствующие уровню студента-старшекурсника, но никоим образом не достойные крупной и солидной компании.

Поскольку Козырев продолжал хранить глубокомысленное молчание, Семен Денисович обратился к нему с прямым вопросом:

– Ну что, Арсений Павлович, вы со мной? Надеюсь, я сумел вас убедить? Михаил Леонтьевич мне много о вас рассказывал, характеризовал как способного и энергичного человека. Поверьте, все, что вы делали раньше, это никуда не годится! Но мне нужен такой человек в команде, вы тут все и всех знаете, глубоко разбираетесь в текущих процессах.

– Я, право, не знаю, что вы от меня хотите. Вы председатель совета директоров, формально я вам подчиняюсь, к тому же вас выбрал Линерштейн, а я привык доверять его решениям. Так что я и так с вами.

– Ну вот и замечательно. Просто знаете, как бывает… Я все же человек со стороны, а здесь тугое засилье непробиваемой семейственности. Я вам скажу по секрету, вы ведь не входите в состав семьи, не так ли?

– Нет, но я друг Алексея…

– Это неважно. Мы тут все товарищи так или иначе. Так вот, помимо должности я владею солидным опционом, и это еще не все. В случае, если Михаил Леонтьевич по каким-то причинам не сможет управлять своим весьма внушительным пакетом акций, я имею от него доверенность на любые необходимые действия. Ну кроме продажи, конечно же. И только в случае его смерти акции наследуются членами семьи в соответствии с завещанием. Но я уверен, что до этого не дойдет.

– Что ж, похоже, Линерштейн вполне вам доверяет, вы получили практически неограниченную свободу действий.

– Ну так что, Арсений, я могу на вас положиться?

– Вполне… – у Козырева внезапно запершило в горле, и он закашлялся. – Вполне можете на меня положиться в любых делах, направленных на процветание «Меркурия».

Корнейчук, который было уже расплылся в довольной улыбке, вдруг почему-то скривился и хитро сощурился, подозрительно глядя на Арсения. Тот выдержал этот взгляд с достоинством и независимостью. «А паренек не так прост, как кажется, – подумал Семен Денисович, провожая директора по развитию и инновационным проектам. – Надо с ним поосторожнее. И присмотреться получше».

Оказавшись в просторной приемной, Козырев направился было к выходу, но тут услышал окликнувший его приятный женский голос:

– Арсений Павлович, здравствуйте! Вы что же, меня не узнаете?

Он остановился. Обернулся в сторону прозвучавшего приветствия. Сразу же узнал ее. Перед ним в строгом светло-бежевом деловом костюме стояла в полный рост и радостно улыбалась Светлана Симонова, самая запоминающаяся девушка из всех его бывших студенток.

* * *

– Светлана? Здравствуй! Ты как здесь?

Она почти не изменилась со времени их последнего разговора в его машине. Такая же стройная, привлекательная, сексуальная. С открытым вызывающим взглядом. Пожалуй, только нежная, трепетная девичья красота сменилась сочным, ярким и притягательным шармом уверенной в себе молодой женщины.

– А ты разве не знаешь? – девушка быстро перешла на «ты», памятуя о некогда достигнутых давних договоренностях. – Я секретарь-референт вашего нового босса.

– Вот как? Но я тебя никогда здесь раньше не видел. Даже сегодня, когда входил в этот кабинет.

Света засмеялась.

– Ну, может, я отходила? А вообще, я тут первый день. Не вообще первый день, с Семеном Денисовичем мы давно вместе, а здесь у вас первый день.

– Надо же! Что-то ты долго добиралась…

– Ну как всегда у нас. Бюрократическая волокита. Да и шеф поначалу хотел немного осмотреться.

– Теперь, стало быть, осмотрелся…

– Ага. Позвонил вчера, говорит: «Выходи!» И вот я здесь. И ты здесь. А я и не знала…

– Значит, секретарь. Это с твоим-то высшим физическим образованием? – Козырев разочарованно покачал головой.

– Ну, во-первых, не просто секретарь, – Светлана зарделась возмущенным румянцем. – Я референт, помощник. Самое близкое, доверенное лицо. А потом, Арсений, ну ты же знаешь, кому сейчас нужны физики? Вот ты сам тут явно же не с ускорителями работаешь.

Он неожиданно понял, что уже не может держаться с ней так же свободно, как когда-то с молодой, зеленой студенткой.

– Согласен. Упрек справедлив. Извини. Просто учителю, да и любому человеку всегда обидно, если его труд пропадает понапрасну.

Девушка подошла к Козыреву, нежно взяла его за руку, вторую свою руку положила на плечо. Прошептала в самое ухо, нарочито акцентируя внимание на уважительном обращении:

– Ну что вы, Арсений Павлович, ваши уроки стали для нас настоящим откровением! Как же можно забыть такое! Что бы с нами стало, если бы не те знания, которые мы от вас переняли!

Света смотрела ему прямо в глаза, а он почему-то смутился и покраснел.

– Кстати, Арсений, ты мне так и не позвонил!

В это время в приемную заглянул Алексей.

– Арсений, ты освободился? Ну давай, пойдем, расскажешь. Как прошла встреча? Я тебя уже два часа жду!

Козырев воспользовался поводом и поспешил удалиться. В дверях он обернулся и, уходя, бросил в сторону Светы:

– Рад встрече! Ладно, пока, еще увидимся!

Девушка помахала ему ручкой.

– Ты ее знаешь? – спросил Линерштейн, как только Козырев закрыл дверь приемной.

– Моя бывшая студентка, ты представляешь!

– Серьезно? Да, мир тесен. А Москва большая деревня. Смотри-ка, Козырь, у тебя снова появились полезные связи. Да еще такие симпатичные! Как тебе это удается, а? – Леша по-дружески хлопнул его по спине и они, смеясь, вошли в кабинет директора по развитию.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросил Алексей, удобно устроившись в мягком кожаном кресле и по-хозяйски закинув ногу на ногу. – Делись впечатлениями, не томи!

Арсений также вольготно развалился за своим начальническим столом, развернулся всем телом к окну, ноги вальяжно вытянул в проходе, а голову повернул в сторону собеседника.

– Впечатления неоднозначные. Это если одним словом. А если подробно… Не знаю, не знаю. Представляешь, три часа разговора и сплошной список поручений. Мелкие, крупные, всякие. Когда он мне последнее поручение диктовал, у первого уже истекал срок исполнения!

Линерштейн смеялся.

– Весело тебе? – Козырев тоже улыбнулся. – Ну а если серьезно, то у меня смешанные чувства. Какое-то двоякое впечатление, я никак не могу разобраться. Одно могу сказать точно: тут либо белое, либо черное. Или он нас превратит в нечто уникальное, или, наоборот, низвергнет в пропасть.

– Почему так думаешь?

– Я не могу полностью проследить логику его размышлений, уловить ход его мыслей. Он либо вообще ничего не соображает, либо понимает что-то такое, что недоступно моему разуму.

– Ты меня пугаешь! Поскольку я еще не встречал в жизни чего-то, недоступное твоему разуму, приходится предположить первое. А это, знаешь ли, неприятное предположение!

– Да прекрати! – выкрикнул Арсений с наигранной скромностью. – Ты мне льстишь незаслуженно. Нет, ну а действительно, если разобраться. Вы… Да и я тоже потом, вместе с вами… В общем, строили, в основном опираясь на здравый смысл и собственную логику. А теперь пришел настоящий бизнесмен, профессионал. Человек научно подкованный и с огромным опытом. Наверное, нам стоит прислушаться к его мнению? Даже если мы чего-то пока и не понимаем.

– Думаешь? Не знаю… Я с ним пока еще не встречался. До нас, до рядовых генеральных директоров, очередь его сиятельства еще не дошла.

– За этим дело не станет.

Они поболтали еще минут десять, Алексей ушел, а Козырев принялся внимательно изучать список полученных поручений. Рабочий день закончился, но о том, чтобы отправиться домой, пока и речи не могло идти. Нужно было постараться выполнить до завтра хотя бы то, что не требовало слишком много времени. Какие-то короткие справки, отчеты, схемы. Он с головой погрузился в работу. Часа полтора сидел, не разгибаясь. Потом встал, прошелся по кабинету, с удовольствием разминая замлевшие члены. В дверь кабинета постучали. Его секретарша давно ушла. Он сам вышел навстречу неизвестному гостю. На пороге стояла Светлана.

– Привет!

– Здравствуй. Уже виделись. Проходи.

– Работаешь? – Света вошла внутрь и с любопытством разглядывала кабинет, фривольно озираясь по сторонам.

Вопрос был риторическим, и Козырев не стал отвечать, лишь с интересом наблюдал за девушкой.

– Знаешь, я так рада, что встретила тебя. Все-таки новое место работы, и вдруг знакомый человек, да еще в руководстве.

– У тебя, как я понимаю, один знакомый человек в руководстве уже есть.

– Ну, то начальник. А то ты…

– А хочешь кофе? – неожиданно спохватился Арсений. – Марина, правда, ушла, но я могу попробовать сам что-нибудь сварганить.

– Хочу. Но ты не беспокойся, я сделаю. Покажи только, где что взять.

Они вышли в приемную и Арсений указал ей на небольшую комнатку, которая выполняла роль кухни, а сам уселся на диванчике для посетителей. Перед ним стоял стеклянный журнальный столик с аккуратным веером свежих номеров корпоративного журнала. Он решил не оставлять гостью в одиночестве и теперь следил оттуда за ее хлопотами. Света накрывала на стол со знанием дела, грациозными выверенными движениями, полными изысканности и аристократизма. Казалось, это не секретарь варит кофе своему начальнику, а безупречно одетая пожилая английская леди с достоинством готовит вечернее чаепитие в столовой старинного родового замка. Единственно отличие заключалось в том, что леди была совсем не старой и при этом весьма привлекательной. Арсений поневоле залюбовался.

– Я теперь понимаю, чем помощник отличается от секретаря, – сказал он, когда Света поставила поднос с едой на краешек журнального столика, а сама скромно присела рядом на небольшой офисный стульчик, элегантно сложив вместе и убрав немного в сторону длинные стройные ноги, аппетитно выступающие из слегка укороченной юбочки. Во всей ее внешности ощущалось потрясающее чувство меры. Имидж был продуман до мелочей. В каждой детали туалета она вплотную приблизилась к той грани, которая отделяет респектабельность от вульгарности, но умудрилась при этом ни разу ее не переступить.

Светлана сумела распознать тонкий комплимент и оценила его по достоинству. Арсений отхлебнул глоточек из маленькой чашки тонкого чешского фарфора.

– Ух ты! Отличный кофе! Как тебе это удалось? Слушай, а научи мою Марину. Хоть я и не большой ценитель, но так замечательно иногда выпить чашечку божественного напитка.

– Нет. И не подумаю. Это мой эксклюзивный рецепт. Но обещаю иногда, не часто, баловать тебя лично!

– Я всерьез начинаю опасаться ревности Семена Денисовича!

– Не переживай, у нас с ним исключительно деловые отношения.

– Ну я не знаю. Может быть, он не хочет, чтобы кто-нибудь еще пил точно такой же кофе.

– Нет, не такой же. Для тебя я буду стараться особенно! – Света выгнула спину, наклонилась в сторону Арсения и последнюю фразу произносила, глядя прямо в его глаза с расстояния нескольких сантиметров.

– Ты все такая же. Ничуть не изменилась. – Козырев улыбнулся, но не сдвинулся ни на йоту.

Выдержав многозначительную паузу, девушка поспешно отстранилась, развернулась на стуле вокруг своей оси и молниеносно сменила тему:

– Ты домой собираешься?

– Нет, нужно еще поработать.

– Ну, тогда не буду тебе мешать. Спасибо за угощение.

– Собственно, это я должен говорить спасибо… – начал было Арсений, но девушка уже скрылась за дверью.

Он провозился до глубокой ночи, а чуть свет был уже на работе. Первым делом открыл электронную почту. В ящике находилось одно-единственное письмо. От Светы.

 
Это самые первые строки
О тебе, обо мне и о нас.
Может быть, рок не будет жестоким
И позволит зайти дальше фраз.
Жизнь поможет в себе разобраться.
Но струна может рваться лишь раз,
Для меня может вдруг оказаться
Тем, единственным, свет твоих глаз.
Если ты не захочешь мороки,
Я не стану неволить – лети!
Это самые первые строки
На не пройденном нами пути.
 

Он точно помнил, что проверял почту вчера перед уходом. Письмо было отправлено с корпоративного адреса, доступ снаружи к почтовому серверу закрыт. Козырев посмотрел время отправления. Третий час ночи.

Первым делом Арсений позвонил в ИТ-службу и попросил лишний раз проверить внутреннюю сеть на предмет возможного подключения извне. Слишком уж неправдоподобным представлялось ему, что Света сидела на работе до двух часов ночи. Он был уверен, что девушка ушла сразу же, едва только покинула его приемную. Потом залез в Интернет и ввел в поисковике первую строчку стихотворения. Подобное творение в сети отсутствовало. «Надо же, она еще и поэт. Неплохие стихи, кстати сказать!» – подумал он про себя.

Послание его впечатлило. Несколько минут он пребывал в приятном состоянии блаженной прострации. Вспомнились годы преподавания в университете, студенты его группы, общение со Светланой. Тогда он отверг ее откровенные знаки внимания и все это время считал, что сильно обидел девушку своим отказом. Но ее теперешнее поведение настолько повторяло прошлую манеру общения, что возникало естественное подозрение в некоторой неискренности. Возможно, просто такой характер. Конечно, она наверняка ему симпатизирует, но внешние проявления этой симпатии на поверку могут оказаться гораздо сильнее реально испытываемых ею чувств.

И все же ему было приятно. Гораздо приятнее, чем он мог бы ожидать, зная себя. И уж тем более, чем следовало бы при подобных обстоятельствах. Ситуация усугублялась тем, что за первые недели своей работы Света сумела покорить сердца многих сотрудников компании и пользовалась заслуженной популярностью. У нее даже появилось несколько постоянных поклонников, осыпающих симпатичную помощницу босса всевозможными комплиментами и подарками. И Козырев к своему ужасу вынужден был констатировать: ему льстит внимание девушки, которая, в свою очередь, сама является объектом интереса многих мужчин. А ведь он всегда считал себя человеком, практически не зависящим от мнения других людей.

Света хоть и принимала ухаживания многих, часто и охотно флиртовала с сотрудниками, сама совершенно не стеснялась публичного проявления своих чувств по отношению к Арсению. Поначалу его это несколько напрягало, но постепенно он привык. Да и все вокруг привыкли. Хотя проявления эти иногда бывали очень заметными.

Например, во время перерыва многолюдного совещания, когда толпа руководителей разного уровня вываливала в холл, и люди, разбившись на кучки, непринужденно беседовали друг с другом, она могла непринужденно подойти к Арсению и демонстративно протянуть ему одному чашечку ароматного кофе. Потом мило улыбнуться всем остальным, развернуться и молча удалиться, увлекая вслед за своей элегантной походкой восхищенные взгляды всех окружающих мужчин. А заодно и завистливые взгляды других женщин. Эти вроде бы ненавязчивые знаки внимания были настолько заметны, что Козырев невольно смущался и начинал что-то сбивчиво объяснять про давнее знакомство, про свою прошлую преподавательскую деятельность и пятерки на экзаменах. А в ответ наблюдал лишь понимающие улыбки сослуживцев. Однажды во время обеденного перерыва он случайно наткнулся на Светлану в коридоре.

– Привет! А ты почему не в ресторане?

– Да Олежка куда-то запропастился. Уехал на встречу. Вроде бы обещал вернуться, а теперь недоступен.

– Будешь его ждать?

– Не знаю, так есть хочется! Но я ненавижу обедать в одиночку. Может быть, ты согласишься составить мне компанию?

– С удовольствием! Только тогда подожди меня буквально секундочку! – девушка хихикнула и радостно убежала собираться.

Когда она вернулась, Арсений уже разговаривал с Олегом. Нужно было видеть, как счастливое лицо Светы на глазах преобразила гримаса разочарования. Однако она не сдалась:

– Олежечка, миленький, ну что тебе стоит, ты же каждый день с ним обедаешь! А для меня это такой случай, который я никак не могу упустить. Пожалуйста, уступи мне его сегодня!

Сказать, что у обоих мужчин выпали челюсти, а глаза вылезли из орбит, это значит сильно приуменьшить истинную степень их удивления.

– Ну как бы… э… я не против… но…, а почему бы тебе не пойти просто вместе с нами? – с трудом сумел произнести Олег, которому пришлось что-то отвечать, ибо просьба была обращена к нему напрямую.

Почувствовав близость успеха, Света взяла его за руку и утащила в сторону, что-то эмоционально нашептывая на ухо. Козырев смотрел на них издалека и смущенно улыбался. Олег поймал взгляд друга, и, выглядывая из-за атакующей его девушки, обреченно развел руками.

После очередного подобного случая Арсений попробовал аккуратно намекнуть Светлане, что она ставит его в неловкое положение и даже ненароком может подорвать его авторитет как руководителя. Она ничего не ответила, но вскоре он получил от нее письмо.

 
Я упряма чересчур, быть может.
Этого не стану отрицать.
Но меня, поверьте, не тревожит
Ваших мнений серая печать.
Говорят, порой эгоистична.
Эмоциональна, говорят.
Иногда бываю я цинична
И безжалостна, на чей-то взгляд.
Говорят, влюбляюсь слишком сильно,
Презирая «можно» и «нельзя».
И меня считают импульсивной
Самые хорошие друзья.
Говорят, не лишена таланта,
Я живу в реальности иной.
Пусть я в ваши не впишусь стандарты,
Но не перестану быть собой!
Любить взахлеб, от счастья задыхаясь,
Навстречу ветру резкому спешить,
То падая, то снова поднимаясь…
Я по-другому не умею жить!
 

* * *

Козырев заразился энтузиазмом Семена Денисовича. С решимостью набросился на немалый список поручений, обложился литературой по теории ведения бизнеса. Естественно, в ходе работы возникали вопросы, получить ответы на которые можно было только у идеолога задуманных преобразований. Собрав их приличное количество, Арсений набрал номер начальника:

– Семен Денисович, добрый день! У меня тут скопился ряд вопросов, когда можно будет их обсудить?

– Запишитесь у моего помощника. И вот еще, вы, пожалуйста, постарайтесь не звонить мне напрямую, только в самых экстренных случаях. Моим графиком управляет Света, поэтому действуйте через нее.

Подобная постановка вопроса явилась полной неожиданностью. Обычно в «Меркурии» любой сотрудник мог встретиться со своим непосредственным руководителем без всяких проблем. Но Арсений пока воспринял нововведение нормально, без резкого отторжения. Действительно, Корнейчук работал очень много, лично погружался в детали и зачастую засиживался на работе допоздна. Неудивительно, что при такой высочайшей загрузке требуется четкая система управления временем. Он набрал внутренний номер Светланы:

– Рада слышать знакомый голос! – ответила девушка вместо приветствия. – Неужели ты решился позвонить мне?

– Да я по работе, – поспешил оправдаться Арсений. – Только что выяснилось, оказывается я могу попасть на прием к своему боссу только с твоей помощью. Можешь записать меня куда-нибудь как можно быстрее?

– Секундочку, – девушка моментально переключилась на деловой стиль общения, – я могу предложить вам, Арсений Павлович, время с 17 до 17–30, послезавтра.

– Послезавтра?! – Козырев опешил. – Да ты не поняла! Мне нужно обсудить с ним нюансы им же данных поручений! Как, скажи на милость, я смогу их выполнить, если мне придется ждать встречи с ним целых два дня?

– К, сожалению, все остальное время уже расписано.

– Свет, кончай! Оставь этот казенный тон. Я серьезно!

– Арсений, ну я действительно ничего не могу для тебя сделать! Или ты думаешь, я нарочно?

– Нет… – Козырев растерялся. – Но, может быть, хотя бы вечером, ночью там, я не знаю. Мне все равно когда. И совсем ненадолго.

– Ну, у него уже сегодня все до девяти вечера расписано, а по опыту могу сказать, что, скорее всего, не раньше одиннадцати. Хочешь – подожди, но я ничего не обещаю.

Арсений положил трубку, но вскоре снова набрал тот же номер.

– Свет, а скажи по дружбе, может, он на меня за что-то обиделся?

– А что, было за что?