Теория поля

– Но для тебя эти фантазии не были такими уж невоплощенными!

Арсений смутился.

– Признайся, тебе было хорошо со мной в постели? Тебе ведь нравилось заниматься со мной сексом? Скажи, я хочу это услышать.

– Да…

– Да? Опять это скупое «да»? Да что с тобой?! – неожиданно Светлана вышла из себя и перешла почти на крик: – По ночам ты обычно бывал более красноречив. Скажи, не бойся. Чего ты боишься? Боишься сделать мне приятное? Скажи, что я лучшая! Скажи, что я богиня! Скажи, что ты забывал со мной обо всем на свете! Скажи, что твоя жена никогда не сравнится со мной! Скажи, что же ты вдруг сдулся? Или ты только наедине смелый? Или это все было обычное мужское вранье?

– Я не намерен это сейчас обсуждать!

– Я ненавижу, ненавижу тебя! Ненавижу вас! Ненавижу всех мужиков! И ты такой же, ты ничем не лучше прочих! Ты лишь использовал меня, удовлетворял за мой счет свои низменные, животные потребности!

Посетители ресторана заинтересованно обернулись в их сторону. Арсений встал.

– Я не собираюсь продолжать в том же тоне. Прощай!

Он достал из кошелька несколько купюр и демонстративно бросил их на стол. Затем развернулся и поспешно вышел.

Светлана моментально остыла. Проводила его до двери зала презирающим взглядом. Вернула себе респектабельное выражение лица. Затем посмотрела на экран телефона, удовлетворенно улыбнулась и нажала кнопку прекращения разговора.

Глава 20

Вторым абонентом телефонного разговора, который прервала разозленная девушка после ухода Арсения, была Виктория. Поняв, что Козырев настроен решительно и что все попытки восстановить отношения окончательно провалились, она в отчаянии, очевидно, желая хотя бы таким образом еще раз привлечь к себе внимание, совершила этот жестокий поступок. А может быть, она просто хотела отомстить ему за то, что выбрал не ее, или ей за то, что он выбрал ее. Или же просто немного скрасить горькую пилюлю унижения и хоть чуть-чуть потешить уязвленное женское самолюбие.

Как бы там ни было, Светлане этот поступок ничего не дал, кроме разве что кратковременного морального удовлетворения, которое очень скоро сменилось сильным стыдом. Удивительно, как часто наши импульсивные поступки, совершенные в минуты неистовой злобы, заставляют потом в течение всей оставшейся жизни переживать и жалеть о том, что когда-то не удалось сдержать нахлынувшие эмоции. А вот для Арсения этот ее поступок имел весьма печальные и далеко идущие последствия.

Ничего не подозревая, он вернулся домой. Вика вела себя вполне естественно, никаких признаков неудовольствия не проявляла. Спросила только:

– Ну как сходил?

Он, вспомнив придуманную накануне легенду, буркнул в ответ что-то неопределенное, для правдоподобности добавив парочку несущественных деталей. Вика промолчала. Пришла пора укладывать дочку спать.

Снежана радостно прибежала в гостиную, громко топая по полу босыми ногами, с разбегу запрыгнула на диван и звонко чмокнула отца, пожелав ему таким образом спокойной ночи. Тут же, практически без паузы, снова спрыгнула обратно и умчалась к себе в детскую в той же шумной манере. Через минуту вернулась Вика.

– Чаю хочешь?

– Давай…

Чайная церемония с давних пор стала своеобразной традицией в семье Козыревых-младших. Практический каждый будний, да зачастую и выходной, день, завершался этой приятной процедурой.

Хозяйка вскипятила чайник, насыпала в кофе-пресс ароматный зеленый чай со сливочным привкусом, достала из шкафа деревянную вазочку с конфетами и пачку хрустящего печенья, а из холодильника – варенье, поставила все это на небольшой раскладной столик. Завершили натюрморт две прозрачные чайные чашечки: побольше и поменьше. Козырев любил пить чай очень горячим, поэтому наливал в чашку понемногу и обжигаясь сразу же «вдувал» в себя напиток с громким, характерным, хлюпающим звуком. Вика же, наоборот, сразу наливала свой сосуд до краев, долго ждала, пока кипяток остынет, и лишь потом медленно, с чувством пила его, закусывая всевозможными сладостями.

Процесс был в самом разгаре, когда женщина спокойно, как бы невзначай произнесла роковую фразу, будто случайно высказала вслух свою сокровенную мысль:

– Мы, наверное, вернемся домой, в Крым. Как ты думаешь, твои родители позволят нам жить в их квартире? Они же ей почти совсем не пользуются…

Арсений чуть не захлебнулся горячим чаем.

– Не понял, что за фантазии, с какой стати?

– Так будет лучше. Для всех.

У Козырева в голове зародилась страшная догадка. Неприятный холодок пробежал по спине.

– Объясни толком!

Вика посмотрела на него такими глазами, что он сразу понял:

– Ты все знаешь…

Она говорила ровным, спокойным голосом, как будто ничего не произошло.

– В Москве мне сложно будет ее вырастить, я же практически ничего не умею. И жить негде. А там квартира, там мама, бабушка. Там тепло. Найду работу.

– Да подожди ты со своими планами! Ведь если разобраться, ничего страшного не произошло. Это была ошибка, ничего серьезного, поверь! Всего лишь физиология! Ну, мужики так устроены, что я могу с этим поделать? А к ней я абсолютно равнодушен! К тому же уже все кончено! И больше не повторится. Никогда!

– Ты не думай, я не собираюсь тебя ограничивать в общении со Снежаной. Ты же отец… Ребенку же нужен отец. Можешь приезжать к ней, когда захочешь. Иногда я буду ее отпускать к тебе.

– Вика, ты что, меня не слышишь? С чего такие кардинальные меры? Давай все спокойно обсудим.

Но она продолжала все тем же размеренным тоном:

– И денег мне никаких от тебя не надо. Мы проживем. Я справлюсь. Главное, что у меня есть Снежана.

Он взял ее за плечи, встряхнул и повернул лицом к себе. Она посмотрела на него. На секунду сверкнул все тот же упрекающий взгляд и потух. Пустые глаза больше ничего не выражали. Он по-настоящему испугался.

– Прекрати. Да, я виноват, прости меня, пожалуйста! Но это же не повод… Не повод, вот так, все разом забыть, перечеркнуть всю нашу жизнь! В один день, в один момент!

Арсений долго и пристально смотрел в глаза супруги. Полное равнодушие. Безразличие. Ни единой эмоции.

Он упал перед ней на колени. Взял в свои руки ее ладони, принялся горячо и страстно целовать их.

– Прости, прости меня, пожалуйста. Ну да, я идиот, я дурак. Мне нет оправданий. Я понимаю, какую боль причинил тебе. Но это же просто ошибка, всего лишь единственная ошибка! Человек ошибается. Нужно прощать, ты должна найти в себе силы. Ради себя, ради меня, ради нашей дочери. В конце концов, ради Платона!

Вика молчала. Он воспринял это как хороший знак и усилил напор.

– Ты помнишь, сколько мы пережили вместе. Помнишь, как нам было трудно? Но мы ведь справились, мы смогли, мы выдержали. Так неужели теперь ты опустишь руки и сдашься? Из-за такой мелочи?

Сейчас он снова, как и тогда, хотел лишь одного: вызвать у нее хотя бы какие-нибудь чувства. Вернуть пропавшие эмоции. Заставить переживать. Тогда она сможет слушать, анализировать. Тогда он сможет убедить ее.

– Подумай о Платоне, как ему тяжело будет смотреть на нас оттуда, наблюдать наш разрыв, видеть, что мы больше не вместе и никогда не сможем больше вернуть его сюда, к нам, на Землю!

Молчание.

– Ты вспомни, что мы тогда с тобой решили! Что обязательно снова родим его. Так не предавай его, не предавай меня!

Ни малейшей реакции. Козырев вспылил.

– Да что ж это такое!

Встал, прошелся по комнате. Снова вернулся и остановился перед Викой, сложив руки крестом на груди. Несколько секунд возвышался над ней громадной твердыней неподвижной скалы.

– Ну хорошо. Хочешь по-плохому – пожалуйста! А с чего ты вообще взяла, что у тебя это получится? Что я отпущу тебя с дочкой? Позволю тебе испортить ее судьбу, карьеру. Я уже однажды терял ребенка и не позволю тебе снова…

Она посмотрела на него такими глазами, что он сразу же замолчал. «Значит, она все понимает и все чувствует, – думал Арсений. – Но при этом остается совершенно равнодушной. Во всем, что касается его поступка и их дальнейшей судьбы». Он не знал, что с этим делать.

– Купишь нам билеты? У меня совсем нет денег…

Сердце его мучительно сжалось от боли и стыда. Козырев понял: он сделает все, что Вика попросит.

* * *

На книжных страницах или в фильмах подобные демарши всегда выглядят довольно эффектно. Но на практике невозможно вот так запросто взять в руки ребенка, громко хлопнуть дверью и в одно мгновение навсегда уйти из старой, привычной жизни. Собственно, именно поэтому такие эмоциональные проявления моментальной решимости редко на самом деле приводят к катастрофическому, окончательному разрыву. Эмоции постепенно стихают, разум медленно, но верно берет власть в свои руки и объективные доводы в итоге оказываются сильнее любых сиюминутных переживаний.

С точки зрения здравого смысла Арсению именно так все и представлялось. Действительно, ведь на одной чаше весов привычный уклад жизни, близость любимого человека, отец для дочери, перспективы ее образования, материальная независимость. В том, что не сегодня-завтра Козырев так или иначе решит временно возникшие финансовые проблемы, никто не сомневался. А на другой чаше всего-то ничего – единичный факт супружеской измены. И если даже не единственный в смысле количества эпизодов, то в смысле количества женщин – так уж точно. Какая же любящая мать, да и вообще любая здравомыслящая женщина после того, как утихнет буря первых эмоций, сможет сделать неверный выбор?

Но Вика смогла. Она по-прежнему постоянно пребывала в состоянии видимой внешней прострации, но Арсений знал наверняка: на самом деле его супруга все прекрасно понимает и отдает себе полный отчет в последствиях собственных действий. Было мучительно больно наблюдать за ее сборами, предотъездными хлопотами и прощальными приготовлениями. Он все еще не терял надежды, неоднократно предпринимал попытки поговорить с ней, объяснить, вразумить, что-то втолковать, но пробиться сквозь защитную оболочку, сквозь воздвигнутый ею кокон никак не получалось. Слишком прочными оказались створки разом закрывшейся раковины.

Используя любые возможности, он решил привлечь в свои союзники Лину. Но и здесь его подстерегал очередной неприятный сюрприз. В последнее время Лина стала ярым приверженцем одной из религиозных сект, и ее поведение совершенно изменилось. Он уже не мог с ней общаться так же свободно, как раньше, потому что каждое свое и чужое действие она теперь пропускала через призму теологического учения.

Секта не отличалась чрезмерной радикальностью и не проповедовала экстремизма либо какого-нибудь другого значимого антисоциального поведения. Даже наоборот, во главу угла ставились непреходящие семейные ценности, и все усилия ее членов были направлены на дела благие. И это неудивительно, ведь основной своей целью сектанты ставили изучение Библии, правильную ее интерпретацию и донесение полученных знаний до темных народных масс с затуманенным дьяволом сознанием. Навряд ли человек, нацеленный на познание учения одного из основных мировых священных писаний, будет привносить в этот мир излишний негатив.

Однако среди проповедуемых сектой доктрин были и непривычные для рядового обывателя положения. Причем многие приверженцы данных идей настолько рьяно, на грани фанатизма, отстаивали свои убеждения, что нормальное, рассудительное общение с ними делалось крайне затруднительным. Козырев пытался одно время спорить, старался как мог вытащить дорогую ему девушку из омута религиозных заблуждений, но ни к чему, кроме полного разлада отношений, подобные попытки не привели. Однажды он сдался, опустил руки и теперь лишь изредка жалел о потерянном некогда хорошем друге в лице любимой соседки.

Но сейчас ситуация не позволяла упускать любой, даже самый мизерный шанс, если он мог способствовать сохранению семьи, ведь Лина все еще имела авторитет у Виктории. С одной стороны, он надеялся на нее как на активного поборника брака. Но с другой, измена – это то единственное, за что секта допускала расторжение священного союза. И тем не менее Козырев решил попробовать привлечь девушку в свои соратники. Он купил бутылку хорошего вина, несколько видов сыра, гроздь зрелого, сладкого винограда и без предупреждения, как в добрые былые годы, заявился прямо к ней домой.

Несмотря на ссору и расхождение взглядов на жизнь, оба сохранили теплые воспоминания друг о друге и о тех временах, когда откровенно, без ложного стеснения, могли обсуждать между собой любые темы. Они бы давно могли помириться, но Козырев понимал, что антагонизм противоречий не исчерпан и им либо придется старательно обходить деликатную тему, либо они снова поссорятся. Первый вариант его не устраивал, потому что вся прелесть их отношений именно в том и состояла, что можно было свободно разговаривать о чем угодно. А второй… Просто он слишком тяжело однажды уже переживал их разрыв и теперь не желал повторения прежних эмоций.

Лина встретила его приветливо, хотя и удивилась неожиданному визиту бывшего друга. Они прошли на кухню, она достала бокалы и разложила по тарелкам нехитрую, но гармоничную закуску.

– Ты же наверняка уже знаешь? – приступить к главной теме оказалось не так-то просто.

Девушка кивнула.

– Скажу честно, я рассчитываю на твою помощь. Но сначала мне бы хотелось понять, что ты по поводу всего этого думаешь?

– Я считаю… Считаю, что ты не прав.

– Тоже мне, открыла истину! Я и сам знаю, что я не прав. Но разве это повод? Повод, чтобы вот так вот все ломать?

Лина смотрела на него в упор и молчала. Арсений подождал какое-то время и снова спросил:

– Ну хорошо, а ты с ней разговаривала? Наверняка ведь говорила.

И снова утвердительный жест.

– И?…

– Я не стала ее переубеждать.

– Вот как? И почему же?

– Потому что человек не меняется. Если он однажды позволил себе подобное, то и в будущем не сможет удержаться.

– Тебя послушать, так что ж, человек не имеет права на ошибку?

– Какая же это ошибка, это вполне определенное, продуманное деяние.

– В то время, когда оно продумывалось, сие деяние, сложно, знаешь ли, было просчитать все последствия.

– А по-моему, они очевидны.

– Я сейчас имею в виду мои личные психологические ощущения.

– А при чем здесь это?

– Как это при чем? Это самое важное, что есть в жизни! Однажды я понял, что если не подчинюсь зову природы, не уступлю своим инстинктам, то мы точно разведемся. Я просто не смогу с собой бороться. Так что, если как следует разобраться, моя измена была направлена именно на сохранение нашей семьи!

– Ты же не животное, чтобы безвольно подчиняться своим инстинктам.

– Ну, знаешь! Я, быть может, и смог бы их перебороть. Вот только какой ценой… И к чему бы это привело в итоге. Инстинкты сильная штука. Судить легко, а ты попробуй своей волей просидеть перед шикарно накрытым столом, если ты до этого не ела целую неделю? Все в твоих руках, подойди и возьми. Тебя ограничивает лишь только моральный запрет. Нельзя! К тому же, скорее всего, про это вовсе никто и никогда не узнает. Сможешь?

– А у тебя что же, была нехватка секса?

– Ну хорошо, может быть, пример не столь удачен. Представь, что ты много-много лет ела только жареные стейки. Жирные, сочные. Очень вкусные! Но всегда одни и те же. И тут такое изобилие. А ты даже и не знаешь, хорошо ли это. Ты ведь никогда не пробовала ничего другого. Да тут с ума сойдешь даже не от голода, а от самой мысли, что ты напрасно прожил единственную данную тебе жизнь.

– Не думаю, что смысл жизни в удовлетворении собственных низменных желаний.

– Я не знаю, в чем смысл жизни, но мне бы хотелось жить счастливо.

– Так значит, ты живешь исключительно ради себя? Чтобы сделать себя счастливым? В этом твоя основная установка?

– Ты так говоришь, будто бы это плохо. Извини, но я не вижу в этом ничего предосудительного.

– Но Библия нас учит совсем другому!

– Ты предлагаешь слепо довериться Библии?

– В Библии написана правда.

– Откуда ты знаешь?

– Господь бы не допустил искажения священного писания, не позволил бы переиначивать свои собственные слова.

– Откуда тебе знать Его мотивы? Пути Его неисповедимы.

– Так написано в Библии.

– Ты сама-то себя слышишь? «В Библии написана правда, потому что так написано в Библии».

Лина лишь на мгновение запнулась, подыскивая наилучший ответ, но Козырев успел воспользоваться ее заминкой:

– Знаешь, давай не будем ссориться. Я вполне допускаю, что в Библии написана правда. Допускаю. Но не уверен в этом абсолютно. Может быть, да, а может быть, и нет. Религий много, священных писаний тоже немало. Некоторые, а может быть, и все из них записаны человеком. Иногда гораздо позже, чем были преподнесены нам через Его пророков. Мой критичный ум ученого не позволяет доверять им безоговорочно. Мне нужны какие-то подтверждения, доказательства.

– Это же вопрос веры. Ты либо веришь, либо нет. Какие тут могут быть доказательства?

– Тут ведь важно, во что именно ты веришь. Вопрос человеческого предназначения на Земле – это древний философский вопрос. Существует целая куча возможных ответов. Есть, например, версия, что Бог создал человека для того, чтобы человек сумел посредством разума и логики открыть и объяснить строение этого мира. Чем тебе не вариант?

Поскольку Лина снова молчала, Козырев тут же продолжил:

– А может быть, мы пришли сюда для того, чтобы сполна насладиться земными радостями? Возможно, Бог вовсе не такой, каким его принято представлять. Возможно, это классный, заводной мужик с прекрасным чувством юмора. Почему нет? Ведь он создал нас по своему образу и подобию. Мы-то как раз сполна наделены чувством юмора. Более того, у нас есть пороки. Уж не допускаешь ли ты мысль, что Господь ошибся и сделал некую халтуру, которая, скажем мягко, «повторяет его не совсем точно». Есть хороший анекдот на эту тему. Умирают священник и водитель автобуса. Попадают на страшный суд и священника определяют в ад, а водителя автобуса – в рай. Священник потрясен, он обращается к Богу с вопросом: «Как же так, Отче, я всю свою жизнь посвятил служению Тебе. Я вел праведную жизнь, я соблюдал все заповеди, регулярно постился. А он, Ты только посмотри на него! Пьяница, развратник, испортил жизнь своей жене, издевался над собственными детьми! И он попадает в рай, а я в ад? Как же так?! Объясни, ибо я ничего теперь не понимаю!» Господь ему отвечает: «Все очень просто, не пойму, что тебя так удивляет. Когда ты читал свои проповеди, все прихожане спали. А когда он вел свой автобус, все пассажиры молились!»

– Это дурацкий анекдот, он не несет в себе никакого смысла, кроме юмора. Это святотатство!

– Ну не скажи, в анекдотах часто скрыта глубокая народная мудрость. Я бы не стал от них отмахиваться.

– И что ты всем этим хочешь сказать?

Видно было, что Лина злится. Несмотря на изначальный миролюбивый настрой, сохранять нейтральность ей становилось все труднее. Арсений решил уменьшить напор.

– Я хочу сказать, что Бог не принадлежит ни к одной религии. Наоборот, все религии принадлежат Ему. Другими словами, не надо привязываться к религии. Надо обращаться напрямую к Богу. Бог велик, Бог всесилен, Ему не нужны посредники, чтобы общаться со своими детьми. То есть с нами.

– А я и не проповедую никакую религию. Наша организация – это лишь собрание единомышленников, которые совместно пытаются постичь закон Божий, внимательно изучая Библию.

– Можно называть как угодно, сути это не меняет. У вас существует определенный набор строгих правил. Есть иерархия власти. Опять же церемонии, обряды. Даже наказания присутствуют! А значит, ваша организация лишь очередной способ манипулирования человеком. Под очередным благовидным предлогом. Причем пожестче иных религиозных конфессий! Это ж надо догадаться: этим миром правит дьявол, его уже не спасти, нужно ждать страшного суда и вот тогда наступит освобождение. И праведники возвратятся в сады Эдема. А остальные погибнут. Подобное утверждение равносильно призыву спустить собственную жизнь в унитаз!

– Ты передергиваешь и слишком все упрощаешь.

– Может быть, может быть… Я не утверждаю, что хорошо разбираюсь в нюансах вашего учения. Но одно я знаю совершенно точно! В мире существует достаточное количество всевозможных религий, сект, философских школ. А человек зачастую выбирает веру неосознанно. Либо в младенчестве, принимая априори решение своих родителей. Либо в сознательном возрасте, но руководствуясь чаще всего географическими принципами, социальным окружением. У нас распространено православие. В Европе – католицизм, на Ближнем Востоке и в Африке – ислам. Азия – это буддизм, индуизм. Израиль – иудаизм. А в Советском Союзе во главу угла ставили атеизм. Человеку с детства внушают «прописные истины», а он привыкает к ним, начинает считать истиной в последней инстанции. Это неправильно.

– В этом я с тобой полностью согласна! Человеку дан разум, чтобы думать.

– Подожди, это еще не все. Я же не сказал, как именно нужно выбирать. Конечно, исключительно по моему скромному мнению.

– И как же?

– Поскольку ни одно из учений абсолютно недоказуемо, я предпочитаю выбирать для себя такое, которое в случае ошибки не сильно повлияет на мою текущую жизнь. Представь, что ты слепо следовала своей вере и не угадала. Ну так получилось! И вот ты умираешь и узнаешь, что на самом деле следовало радоваться жизни и наслаждаться каждой ее минутой, ибо это и есть настоящий дар Божий. Согласись, пожалуй, будет обидно!

– А в твоем случае ты на Страшном суде узнаешь, что жил неправильно и что твоя бессмертная душа теперь погибнет, вместо того чтобы наслаждаться вечным раем!

– Что ж, зато я на этом свете неплохо оторвался! А проблемы будем решать по мере их возникновения!

– Тогда уже поздно будет что-либо предпринимать. Поздно каяться.

– Как знать, как знать… Во всяком случае я смогу подойти к Отцу и спросить. Ведь последнее слово дают даже приговоренным к смерти. А чего, терять-то мне будет нечего. Спрошу его: «Отец, извини, но надо было сразу объявлять правила игры. Как же ты теперь с меня спрашиваешь, если сначала не научил?»

– Так он научил! Есть такие правила! Это Библия. Читай ее и все поймешь!

– Библия написана слишком уж запутанно. Допускает множество толкований, содержит массу неоднозначностей, иносказаний. Всю жизнь изучать инструкцию… Скучно! А когда, пардон, ее применять? Извини, но это странно. Правила должны быть четкими и понятными. Вот, десять заповедей, с ними все ясно. Да и вообще, мне кажется, что и одной вполне достаточно. Не делай того, чего не пожелал бы себе. А остальное – пожалуйста. Главный принцип эгоизма, и я с ним полностью согласен.

Лина молча обдумывала услышанное. Арсений продолжил:

– Кстати, а ты знаешь, какая фраза высечена над камином в здании Математического института Принстонского университета? Там большими буквами написано: «Бог хитёр, но не злонамерен». Это высказывание Эйнштейна. А сам Эйнштейн пояснял фразу следующим образом: «Природа скрывает свои секреты за счет присущей ей высоты, а не путем уловок». Богу не требуется придумывать специальных ребусов, чтобы мы их потом всю жизнь разгадывали. Если бы он посредством Священного Писания пытался бы до нас что-то донести, то он бы сделал это четко и ясно. Хотя, быть может, он так и сделал, а это все иносказания и аллегории человек напридумывал. Но тогда я тем более не готов безоговорочно принимать все, что там написано.

В горле пересохло. Козырев залпом выпил бокал вина, взял с тарелочки ломтик камамбера, сверху положил виноградинку и отправил все это прямо в рот. Сочетание сыра и вина было потрясающе вкусным. На мгновение он прикрыл глаза, испытывая неземное наслаждение. Потом вновь спросил у Лины:

– Вот что Библия говорит по поводу брака и измены? Нужно ли пытаться сохранить отношения? Или уже все, конец?

– Библия учит, что брак должен быть единственным и на всю жизнь. Но измена слишком сильное преступление против веры. Поэтому обиженному супругу в этом случае разрешается разорвать отношения. Если он не может простить, не может жить с этим дальше. Но лучше было бы все же этого не делать.

– Так почему же ты не попыталась отговорить Вику? Или это твоя личная позиция?

– Я считаю, что она слишком тебя любит, чтобы смогла смириться с таким предательством. Возможно, она и сумеет сделать вид, что простила. Но она будет с тобой несчастна.

– Да, но ты понимаешь, что берешь на себя огромную ответственность?

– Собственно, я ей ничего не советовала. Это ее решение. Я лишь не стала ее переубеждать. Господь не ограничивает нашу волю, а я тем более не хочу этого делать.

– Н-да. И все-таки я твердо убежден: человек счастлив тогда и только тогда, когда он сам себя считает счастливым. Это единственное условие для счастья. Необходимое и достаточное. Счастье исключительно внутри нас! Наш мозг анализирует внешние обстоятельства, сравнивает себя с другими людьми, вспоминает свои прошлые ощущения и на основании всего этого делает свой, иногда неутешительный вывод. А зачем? Ведь природа с нами никогда не спорит. Считаешь себя несчастным? Да не вопрос, быть тебе несчастным! Получается порочный замкнутый круг. От того, что ты считаешь себя несчастным, с тобой начинают происходить все новые и новые неприятности, у тебя ничего не получается. Ты переживаешь, жалеешь себя, сетуешь на жизнь. Ну да, это ведь так естественно! Так чего ж ты хочешь? Именно такое воздействие они и начинают оказывать.

А ты знаешь, я, пожалуй, не буду больше пытаться ее удержать! Спасибо тебе, ты на самом деле очень помогла мне! Помогла самому понять то, что я уже давно пытался объяснить многим другим людям. Так случилось, Вика обо всем узнала. Но почему это непременно должено повлиять на мою жизнь отрицательно? Она хочет уйти – пожалуйста! Я не буду ей препятствовать, отпущу ситуацию, поднимусь над ней! С чего это я решил, что лично мне от этого станет хуже? Откуда мне знать, что будет дальше? А впереди все хорошо, впереди новая жизнь, новые стремления и новые свершения!

* * *

Неприятности имеют свойство собираться вместе, будто проверяя человека на прочность, а может быть, пытаясь добить его окончательно.

Муса Бурхан умер. Трагическую новость сообщил Арсению Малахов. Конечно, они так и не смогли стать столь же близкими по духу людьми, каковыми оба являлись по отношению к Евгению Михайловичу, но все же Козырев всегда испытывал к йогину искреннюю человеческую симпатию и безмерно уважал его как мудрого наставника своего учителя. Тем более что йогин-то как раз никогда не оставлял попыток завладеть сердцем и душой юного друга и всячески старался участвовать в жизни последнего.

Несмотря на собственные семейные проблемы и подавленное настроение, Арсений пришел проводить Мусу в последний путь. Досконально исполнить индийские погребальные ритуалы в условиях современной России не представлялось возможным, но кремирование определенно лучше подходило на роль прощальной церемонии.

К большому удивлению Козырева, людей пришло очень много. Естественно, был там и Малахов. Он подошел к своему ученику и протянул тому маленький клочок бумаги. Козырев развернул записку и обнаружил там уже знакомые ему узоры деванагари.

– Что это?

– Я разбирал кое-какие бумаги Бурхана, – ответил Малахов. – Послание лежало на столе на самом видном месте. Похоже, это было последнее, что Муса успел сделать в своей жизни. Я думаю, он ввел себя в слишком глубокий транс, но все же сумел из него ненадолго выйти. Очень уж ему хотелось успеть передать важную информацию. Видишь, текст написан дрожащей рукой, а под конец и вовсе едва читаем.

Видя нерешительность Арсения, Евгений Михайлович сам вложил записку ему в руку.

– Бери, я уверен, письмо предназначалось тебе. Береги его, возможно, оно стало причиной смерти прекрасного человека. Даже не знаю почему, но он был очень к тебе привязан!

Козырев рассеяно посмотрел на обрывок листка и не задумываясь, чисто автоматически сунул его в нагрудный карман рубашки. На следующий день вечером, когда он наконец-то вспомнил про послание и решил заняться его расшифровкой, записки на месте не оказалось. Он перерыл все карманы, сумки, кошельки, но тщетно. Мятый клочок рваной бумаги с возможно бесценной для всего человечества информацией исчез бесследно.

* * *

Вика и Снежана уехали. Козырев до последнего момента не верил, надеялся, что здравый смысл все же одержит победу над эмоциями.

Несмотря на его бравую тираду в беседе с Линой, Арсений переносил разлуку с женой и дочкой очень тяжело. Привычный уклад жизни рушился. Теперь у него не осталось ни работы, ни семьи, ни даже любимого хобби. Вернее сказать, само хобби пока еще оставалось, навряд ли что-то в этом мире могло помешать Козыреву думать и анализировать, но место его воплощения в жизнь было уничтожено.

Первые дни он буквально не мог найти себе места, никак не получалось хоть чем-то занять себя. Все вдруг стало пресным, скучным, неинтересным. Он часами сидел на диване, щелкая телевизионным пультом, не в силах найти передачу хоть мало-мальски достойную его внимания. То, что раньше, когда день его был расписан по минутам, казалось любопытным и на что никогда не хватало времени, теперь, когда времени этого стало предостаточно, уже больше не грело, не радовало и не вызывало ни малейшего интереса.

Искать утешение в алкоголе или наркотиках, хорошо притупляющих чувство пустоты и одиночества, он не собирался принципиально. Для него это было равнозначно проявлению слабости, капитуляции, поражению. А он не считал себя побежденным. Он по-прежнему свято верил в благоприятные перспективы своей дальнейшей жизни. А то, что сейчас пока сложно, ну что ж, бывает. Пройдет. Переживем. Никто не обещал, что дорога к счастью будет легкой!

Ему не хотелось ни гулять, ни встречаться с друзьями, ни тусоваться по ночным клубам. Даже родители одним своим видом почему-то напоминали ему о прошлом, которое теперь сразу показалось столь родным, столь желанным, но, к сожалению, недостижимым. Кое-как дождавшись вечера, он буквально заставлял себя добрести до кровати и, проворочавшись в постели с час или полтора, забывался чуткой, беспокойной дремотой. В одну из таких ночей и произошло событие, кардинально повлиявшее на всю его оставшуюся жизнь.

Толчком к столь ключевым изменениям послужил один необычный сон, прервавший собой утомляющую череду беспокойных ночей и в очередной раз побудивший его к активным действиям. Действия эти, в свою очередь, перевернули с ног на голову не только его личную судьбу, но и весь мир вокруг.

А начиналось все вполне обычно и даже, пожалуй, банально. Козырев никак не мог подобрать удобную позу. Мысли сменяли друг друга, постепенно закручивая сюрреалистичный дремотный калейдоскоп. Картинки поначалу мало чем отличались от повседневной действительности, постепенно, шаг за шагом вовлекая разум в иллюзию продолжающейся реальности, так что граница между сном и явью становилась размытой и совершенно не поддающейся надежной идентификации. Но Арсения подобные фокусы сознания уже давно не вводили в заблуждение. За долгие годы практики осознанных сновидений в его личном загашнике скопилось такое огромное количество всевозможных маячков, однозначно определяющих пребывание во власти Морфея, что теперь редкая ночь обходилась без волшебного путешествия сквозь границы возможного. И хотя у Козырева все было готово для их преодоления так же и в грубой материальной реальности, для решительного последнего шага требовался некий толчок. Что-то, что явилось бы формальным поводом и подвигло ученого для воплощения своих смелых замыслов.